Жест Лицедея (СИ) - Моури Эрли - Страница 17

Еще немного, вот и явился он перед ней, во всей красе. Или правильнее сказать длине. И как результат — смех в ее глазах. Мне казалось, что они смотрят больше в мои глаза, чем на него. Может ей была интересна лишь моя реакция, мое поведение? Проверяла стушуюсь ли я?

Она коснулась его указательным пальчиком и провела от основания до кончика. Конечно, он вздрогнул от этого и не один раз. Потом нажала на кончик, точно на красную кнопку.

— Дергается, потому что хочет меня? — спросила юная графиня.

— А у тебя там мокренько не стало? — ответил я, опасаясь, то эта девочка сейчас доведет меня до очень горячей точки и добавил: — Очаровательное зрелище, правда? Ты же такое видишь первый раз? — не только же ей стебаться надо мной. Пусть признает, полную некомпетентность в столь интимных вопросах.

Она не успела ответить — послышались шаги в коридоре. Каким-то чудом я успел спрятать своего торчащего друга, и повернуться к умывальнику. В ванную вошла Ирина Львовна.

— Кровь остановилась, потом опять начала течь, — объяснил я ей раньше, чем она успела что-либо спросить. — Сейчас уже выходим.

Утром случилось много суеты: откуда-то появилось еще двое слуг, которых я не знал, но они знали меня, обращаясь к моей важной персоне с подобающим уважением, но с едва уловимой усмешкой в глазах. Эти два мужичка, вероятно бывшие братьями — уж больно похожие внешне: чернявые, худые, шустрые — спускали на первый этаж немалый багаж, который приготовила Ирина Львовна в дорогу. Им же помогал дворецкий Никифор Тимофеевич. Помогал скорее словом: стоял, подбоченившись и указывая какую коробку куда ставить. Пять коробок с платьями, два чемодана, корзина и саквояж — не слишком ли много на двух женщин, пусть даже графинь. Видимо моя мачеха решила всерьез заняться очарованием мужского окружения Его Высочества. Кстати, перед сном я нашел портрет принца в одной из газет, которые стопкой лежали в коридоре на тумбочке: страшненький типок лет двадцати пяти, с большим ртом и глазами вытаращенными, точно изо всех сил срать хочет. Из статейки я понял, что он помешан на римской культуре и собирается переименовать Сиде в Цезарию, и построить там свой колизей. Не римских масштабов, зато с гладиаторскими боями, как в древности. И вот еще: он принц вовсе не наследный. Имелся у него старший брат с куда большим влиянием на высокое общество нашей славной империи.

А потом пришла карета. Черная с позолотой, большая, запряженная шестеркой гнедых, а главное, с большим багажным отделением позади. Ведь я уже распереживался, куда вместится столько женского барахла. Стебусь, конечно. Всегда забавляло трепетное отношение женщин к шмоткам и дорожным сборам.

— Саш, — Ирина Львовна отвлекла меня в сторону. Мы зашли в гостиную и там она сказала: — Не знаю, когда мы вернемся. Нам очень важно укрепить отношения с Владимиром Ильичом. Там же будут другие очень влиятельные люди. Даже кто-то из Сталиных. Пойми меня правильно: я все-таки слабая женщина, и мне придется… — она не договорила, наверное, не найдя подходящих для меня слов. Пожала плечами и добавила. — Никифора Тимофеевича я проинструктировала, оставила ему деньги на продукты и на хозяйство. Кстати… — она засуетилась, открыла сумочку и извлекла несколько купюр. — Вот тебе, может пожелаешь что-то себе купить. Пожалуйста, не уходи из дома далеко и надолго. А если уходишь, попроси кого-нибудь из прислуги сопровождать тебя. Помнишь, как ты потерялся в прошлом году? Я не хочу, чтобы подобное повторилось. Все. Нам, пора, там уже ждут.

Меня так и подмывало спросить: «А можно Леночку? В смысле, сопровождать меня…». Но такая шутка развеселила бы только меня, поэтому воздержался.

— Мам, — я ее остановил у двери.

Она повернулась, а я обнял и поцеловал ее, хитро угодив в краешек губ.

— Саш… — она улыбнулась и покачала головой. Потом сказала такое, что во мне что-то встрепенулось. — Ты становишься похож на отца. Даже не знаю чем. И от этого в сердце тревожно.

От ее слов что-то во мне встрепенулось. Может быть взбрыкнула какая-то родовая память в теле сусла. А может что-то вроде совести: зачем я играл сразу с двумя дамами? Да еще какими дамами! И вдобавок Лена… Но я такой был всегда. В том мире, мире Ашанов-Айфонов, меня влекло сразу к разным девушкам. Старался добиться их, дарил цветы, водил в кафе, а потом к себе домой. Случались неприятные пересечения и следствие — сердечные скандалы. Несмотря на то, что я был неплох собой и очень активен с дамами, все равно мне с ними как-то не везло. Все увлечения были коротки и прерывались, при чем не по моей инициативе. Может быть в этом мире я подсознательно решил перейти на какой-то новый уровень донжуанства, познать женщин с полной, бессовестной жадностью и глубиной?

У двери Наташа на прощание сказала мне:

— Веди себя хорошо, Лаврик, — и при этом бросила короткий взгляд в сторону столовой. Я был уверен, что в этот миг она вспомнила о Лене, с которой я теперь оставался практически наедине.

— Выше колена! — сказал я в ответ слова ясные только нам двоим.

Она же в ответ улыбнулась той самой улыбкой, которая меня сразила вчера вечером. Стало ясно, что я перестал быть для нее прежним суслом, от которого якобы тошнит.

Когда карета умчалась, постукивая по мостовой, я разжал руку со смятыми купюрами: двести пятьдесят рублей. Плюс больше двух сотен лежало у меня в шкафчике. Нормальные бабки. До возвращения дорогих мне женщин, я мог провести время весьма приятно. Граф я или хрен собачий? А граф должен жить с кайфом. Даже всплывала мысль, а не посетить ли Романские термы, о который так восторженно отзывался цирюльник? Не прогуляться ли по местным кабакам? Просто так, в познавательных целях.

Вот только времени на кайф оставалось немного, особенно учитывая запланированные пробежки, упражнения с гантелями, короткие, но все же тренировки по муай тай — все это я включил в обязательную программу по превращению сусла в нового, вполне уважаемого человека — молодого графа Разумовского. Уж поверьте, я умел быть трудолюбивым, если ставил для себя действительно важные цели. Разумеется, в преобразовании сусла занятия с Весериусом и выполнение зданий магистра выдвигались на первое место. И последующие три дня я провел в очень насыщенном освоении сложных навыков, которые мне передал наш родовой Хранитель. Заметили это слово «наш»? Да, я все реже оглядывался на прежнюю жизнь, в которой я был каким-то Алексеем Степашиным, и уже в полной мере связывал себя с древним графским родом. Даже как-то между делом, ознакомился с историей рода и пробежался по основным вехам становления Российской империи. Попутно удивили кое-какие исторические реалии этого мира. Например, Рим так и остался крепкой империей, подмявшей пол себя всю Западную Европу по западные окраины Польши. А Польша — это Россия! Я ржу! Вот еще прикол: в Египте до сих пор правят фараоны. На высочайшем троне, ярко освещенном солнцеликим Ра, ныне восседает Клеопатра XII. Счет у них римский, чтоб не расслаблялись на арифметической простоте. А маги египетские считаются если не самыми сильными в мире, то точно самыми коварными.

За эти насыщенные дни я научился, пускать довольно сложные ментальные заготовки прикосновением к руке или контактом с любой другой открытой частью тела субъекта. Это уже не простенькие игры в комара или мышь, а кое-что посложнее. Главное, теперь не требовалось тратить время на подозрительные зависания в поиске узлов восприятия. Я мог будто невзначай дотронуться чьей-нибудь руки, и этот человек увидел бы, например, огромного рычащего пса — по сути иллюзию, управляемую мной. Имелась уже такая заготовка «Пес». Правда, такое у меня получалось не всегда. И пока со значительным трудом и большими затратами магической энергии.

Но это цветочки. Ягодка в том, что мне поддалась одна из главных техник школы «Жест Чародея», названная «Маска Эсхила». Суть ее в том, что я научился менять свое лицо на некоторое время — пока не иссякнет запас энергии. При чем это ненастоящее лицо — вернее весь облик, фигура, привычные жесты, мимика — воспринимали совершенно все, кто смотрел на меня. Да, пока «Маска» выходила нестойкой, наверняка вызывающей сомнения. Внимательные глаза заметили бы, что фальшивое лицо словно чуть подергивается, расплывается. Держать чужой образ мне удавалось не более минуты-двух — эта «ягодка» быстро высасывала мои небольшие силы. Однако это было серьезным достижением, что отметил магистр Весериус. Так сказал, когда мне удалось это: