Смерть императору! (ЛП) - Скэрроу Саймон - Страница 55

Прежде чем Макрон успел обдумать этот вопрос, Дециан отдал приказ возобновить марш, и люди, назначенные охранять сундук, устало поднялись на ноги и двинулись обратно к повозке, где он стоял с заложниками. У него не было возможности ответить на ее отчаянную просьбу, и он лишь отрывисто кивнул, а затем повернулся, чтобы присоединиться к своим людям, которые снова заняли свое место в походном строю. Ее слова укололи его. Так же, как его собственное признание того, что ее похищение было неправильным, это бросило вызов его совести.

Впервые Макрон осознал, что у него зародились серьезные сомнения относительно дела, которому он так верно и беспрекословно служил большую часть своей сознательной жизни. Он настолько привык выполнять приказы, которым его учили подчиняться без раздумий, что Макрон никогда не признавался в своих сомнениях относительно мотивов, движущих амбициями Рима, и беззаботно принимал, что это должно быть ради какой-то великой цели. Он был слишком тесно связан с братством легионов, которое стало для него второй семьей, чтобы смотреть на это сквозь пальцы. А теперь? Теперь у него был выбор. Хуже того, он был вынужден сделать выбор, хотя каждая частица его существа желала, чтобы он не делал его. Он должен либо продолжать слепо принимать мир, который создал его, либо предать его и поступить правильно.

Колонна возобновила свой марш по дороге, прокладывая себе путь через пышные сельскохозяйственные угодья иценов, солнце сияло в ясном небе и купало их в тепле, но вскоре от этого тепла и темпа марша, который задал Дециан, начались проблемы. Ближе к середине дня пешие воины прокуратора начали утомляться. Большинство из них находилось на службе в гарнизоне Лондиниума поскольку были либо слишком стары, либо слишком непригодны для службы в действующем подразделении. Дочерям Боудикки было позволено сесть в повозку, в то время как сама царица продолжала упорно идти пешком. Ветераны Макрона, давно привыкшие к трудностям, шли спокойно в темпе марша, когда нагнали отставшего, громоздкого мужчину лет тридцати, лицо которого было белым от усталости.

- На твоем месте я бы остался с колонной, - сказал ему Макрон. - Не самая лучшая идея быть римлянином в одиночку посреди территории иценов.

      - Я не создан для этого, - пыхтел мужчина, а затем захрипел. По его голосу было видно, что он страдает от сильной простуды. - Я пять лет не выезжал из Лондиниума.

Его доспехи были покрыты пятнами ржавчины, кожаные ремни потускнели и износились, а сам он сильно вспотел. Он расстегнул подбородочный ремень и снял шлем и подшлемник, обнажив тонкие пряди волос, прилипшие к коже головы. «Неряшливый солдат», - подумал Макрон. Если бы он был легионером или даже ауксилларием, он мог бы устроить ему взбучку и заставить вернуться в строй, подбадривая его своим витисом, чтобы он двигался. Но он был одним из отбросов и не стоил таких усилий.

      - Возможно, тебе следовало больше уделять времени тренировкам и меньше есть. Удачи.

Они шли дальше, а человек все больше и больше отставал. Когда колонна перевалила через хребет, Макрон оглянулся и увидел, что тот остановился и сел на пень рядом с тропой. Ни щита, ни шлема не было видно, и он понял, что этот человек сбрасывает свое снаряжение. Затем тропа пошла вниз по дальнему склону хребта, и отставший окончательно пропал из виду. Его лучшие шансы на выживание теперь зависели от призыва Боудикки к своему народу оставить римлян в покое, но Макрон не мог не опасаться, что в одиночку, и имея только меч для защиты, он может стать заманчивым объектом мести для преследующих их иценов.

По подсчетам Макрона, за столь длительный и утомительный марш они прошли около сорока километров и в настоящее время проходили вдоль медленно текущей реки, когда Дециан отдал приказ остановиться и разбить лагерь. Уже сгущались сумерки, и Макрон выбрал место в петле реки, которая защищала их с трех сторон и обеспечивала водой людей, лошадей и мулов. Повозки были расставлены по открытому пространству, а промежутки заполнены заостренными кольями, вырезанными из ближайшей рощи. Боудикка и ее дочери были отцеплены от телеги и сидели, прислонившись к колесам, отдыхая и растирая ноющие ноги.

Когда работы по обустройству лагеря завершились, Дециан подошел к Макрону.

- Один из моих людей пропал. Фасций.

      - Я его видел несколько часов назад.

- И ты позволил ему отстать?

Макрон пожал плечами.

- Он один из ваших. Под твоей ответственностью. Ты должен лучше следить за своими людьми. Даже если они пустая трата времени.

      - Я хочу, чтобы ты взял несколько своих ветеранов, пошел и нашел его. Пока это не сделали ицены.

      - Пошли своих парней, не моих.

Дециан сложил руки.

- Центурион, я отдаю тебе приказ. И поскольку твои люди – единственные настоящие солдаты здесь, как ты с удовольствием отметил, они лучше всего подходят для этой работы. Возьми десять ветеранов и постарайся вернуться в лагерь до наступления темноты. - Он посмотрел на небо. - Час или около того туда и час обратно – этого вполне достаточно. При условии, что вы отправитесь немедленно.

Макрон отдал насмешливый салют. - Как прикажете, господин.

- Ты не обязан любить или уважать меня, Макрон. Благодаря наместнику Светонию, ты просто должен делать то, что я говорю, независимо от того, насколько это застревает у тебя в горле, и какое удовольствие это мне доставляет. А теперь выдвигайся.

Макрон больше не испытывал желания ударить человека по лицу. Его ненависть и презрение вышли за рамки этого. Он отвернулся со свинцовым чувством и вернулся к своим людям. Раздались сердитые и усталые стоны, когда он обрисовал задачу и выбрал себе группу «добровольцев», а затем отвел Вульпиния в сторону.

- Пока меня не будет, позаботься о том, чтобы в момент, когда оборона окончательно будет устроена, был выставлен хороший дозор. - Он ткнул большим пальцем в сторону телохранителей Дециана и гарнизонного отряда Лондиниума. - Я не доверяю этим ребятам в том, что они сделают все правильно, так что если возникнут какие-либо проблемы, то в основном все будет зависеть от наших парней. И их не должно быть, если слово Боудикки имеет вес среди ее людей. Просто смотри в оба, пока я не вернусь.

      - Как ты думаешь, вы найдете отставшего?

Макрон задумался на мгновение. - Сомневаюсь. Не уверен, что хочу этого, но если другая сторона доберется до него первой, то это будет недостойно с нашей стороны. - Затем он занял свое место среди небольшой группы ветеранов, собравшихся перед оборонительными сооружениями. - Так, давайте покончим с этим.

Он вернулся к тропе и повернул на север, набирая темп, когда скованность в ногах начала ослабевать. Пока он шел, он размышлял о своих последних словах, сказанных Вульпинию. Ицены уже стали «другой стороной» в его сознании, и он догадывался, как они отнесутся к Фасцию, если найдут его первыми. Он понял, что уже смирился с тем, что конфликт между римлянами и иценами неизбежен.

                              ******

Дециан забрался на повозку с сундуком и смотрел, как Макрон и его отряд уходят вдаль и исчезают в небольшом лесу, через который проходил путь. Он улыбнулся при мысли о том, что хотя бы пару часов ему удастся провести без присутствия центуриона. Как бы он ни наслаждался своей властью над Макроном, он все же чувствовал себя увереннее, имея за спиной опытного воина, тем не менее ему было не по себе в присутствии компетентных и уважаемых солдат. Он вспомнил свой короткий период службы в качестве младшего трибуна около десяти лет назад, когда он только начинал свою политическую карьеру. Он уклонялся от любой возможности столкнуться с опасностью и заслужил среди центурионов и легионеров своего подразделения репутацию труса. Он даже узнал, что у них есть для него прозвище: «Увиливающий Дециан».

Это все еще раздражало. В то время и с тех пор он оправдывал свое поведение тем, что ему суждено занять высокий пост. Не имело смысла подвергать себя опасности на поле боя, где его потеря была бы бессмысленной, а потеря для Рима той пользы от его будущей службы была бы значительной. Такие, как Макрон, были расходным материалом. Люди калибра Дециана – нет. И все же, когда он сравнивал себя с центурионом, его мучило какое-то подкрадывающееся чувство неполноценности. Он мог быть умнее, богаче и социально выше, но он не чувствовал себя человеком, каким был Макрон. Макрон, казалось, чувствовал себя комфортно в своей шкуре, в то время как Дециану часто было не по себе, и он жил в вечной тревоге, что это заметно другим.