Прощай, «почтовый ящик»! Автобиографическая проза и рассказы - Врублевская Галина Владимировна - Страница 1

Annotation

Новый сборник Галины Врублевской открывает автобиографическая проза. Впервые публикуемая повесть «Прощай, «почтовый ящик»!» переносит читателя за ограду засекреченного НИИ «доперестроечных» времен. Автор не только повествует об инженерных буднях, открытиях и конференциях, но также ярко описывает внутреннюю жизнь коллектива. В повести много занимательных эпизодов: от «розыгрыша» дефицитного банного халата до служебных романов в декорациях измерительного стенда. В книгу также вошли романтические новеллы и эссе о любви и смыслах бытия

Галина Владимировна Врублевская

Прощай, «почтовый ящик»! Автобиографическая проза и рассказы

Автор о правде и вымысле

В 2010 году меня пригласили на юбилей акустической лаборатории в морском исследовательском институте, где я проработала много лет, прежде чем полностью связала судьбу с писательством. Знакомые камеральные помещения, стенды с приборами, постаревшие, но узнаваемые лица сотрудников. Это встреча с прошлым и стала толчком к написанию мемуарных записок. В них я рассказала о жизни за высоким забором той поры, когда сама была членом команды, штатной единицей в «почтовом ящике», как тогда называли секретные НИИ. В записках я отразила деятельность института в 70-е-80-е годы. Это полудокументальное повествование получило название: «Прощай, "почтовый ящик!"». К мемуарам тематически примыкает художественная повесть «Ошибка № 99», написанная еще в бытность моей работы инженером, и в ней также рассказывается об акустиках-исследователях.

После прощания с институтом началась абсолютно иная полоса жизни, полная непредсказуемых поворотов – она пришлась на «лихие 90-е». Этот кризисный период лег в основу других моих рассказов – тоже произрастающих из документальной основы, однако подчиненных уже канонам литературного жанра.

Но разве могла бы я называться писателем, если бы обошла стороной главные вопросы бытия? Любовь и предательства, поиски призвания, случайности и закономерности в нашей судьбе… Эти темы вновь и вновь вдохновляют меня, переплавляясь в сюжетные новеллы, в искусство вымысла. Раздел называется «Чудодейственные пилюли», по названию одного из произведений.

И венчают эту книгу автобиографические эссе – в них вымысел и фантазии сливаются так тесно, что уже трудно отыскать границу обыденной жизни и мечты.Прощай, «почтовый ящик»!

Корабли моей молодости Прощай, «почтовый ящик» Из дня сегодняшнего

Подхожу к институту. Знакомый бетонный забор подновлен песочного цвета краской. А по верху, как и два десятилетия назад, тянется колючая проволока – очевидный знак, что объект закрытый и хорошо охраняется. Чтобы работать за оградой, сотрудник должен пройти проверку и получить «форму допуска». Новичкам присваивают третью форму – ты обязан молчать о том, что видишь на территории; со временем тебя обременяют второй, нагружая дополнительными секретами; наконец, первую форму получают единицы – и с ней ты полностью под колпаком «бойцов невидимого фронта».

Прежде я была связана формой среднего уровня, однако ныне свободна от любых обетов, ведь прошла вечность, как я уволилась из этого учреждения. Однако приоткрывая тайны обыденной жизни на огражденной территории, я не стану раскрывать военных секретов, потому что еще бороздят океаны «объекты» – как принято было называть судна, спроектированные моими товарищами.

Десятки метров глухого забора наконец прерываются помпезной проходной, с плотным рядом привычно закрытых дверей. На стене, у крайней двери привинчена металлическая доска-вывеска с надписями на двух языках: на русском – «Центральный научно-исследовательский институт имени академика А.Н. Крылова» и лаконично на английском – «Krylov shipbuilding research institute». Эти две вывески – примета сегодняшнего дня, ведь прежде не имелось даже скромной опознавательной таблички. Принято было говорить, что мы работаем в «почтовом ящике» номер такой-то. Радует, что теперь наши ученые выходят из подполья!

Высматриваю, куда войти. Не понимаю, зачем архитекторы проектируют столько дверей, если открыть можно только одну. Видится мне в этом какой-то намек на библейскую притчу об игольном ушке: не зря же заветный пропуск выдавали не каждому. Скользнув взглядом по желтеющим бронзовым ручкам, нахожу единственную, затертую до серости, – за нее и тяну. Но попадаю не в рай, а в полутемный вестибюль проходной.

Металлический турникет на прежнем месте. Окошко для выписки пропусков. И телефонная будка с тусклыми стеклами и облупившейся синей краской на ободках, тоже с дверкой, и она всегда здесь стояла для секретных переговоров с контрагентами. С улиц города такие будки давно исчезли, а здесь сохранилась без всякой модернизации – поэтому возникло ощущение, что попала в какой-то музей. Музейным выглядит и ряд сбитых деревянной планкой фанерных кресел. Такие прежде заполняли все кинотеатры, а здесь предлагались для ожидания редким посетителям. И все тот же невзрачный каменный пол цвета сырого цемента.

По спине пробегает непонятная дрожь, кажется, что меня, как сбежавшего из тюрьмы узника, снова водворили в заключение. Какие удивительные метаморфозы претерпело сознание! Возникло сравнение с тюрьмой, хотя за оградой мне вместе с моими товарищами жилось вполне комфортно и даже весело – угнетала только невозможность свободного выхода за проходную в течение дня. На целый день «почтовый ящик» становился нашим домом! Сейчас машина времени вновь перенесет меня туда, вот только разогреется мотор!

За стеклянным ограждением у турникета восседает на высоком табурете моложавая вахтерша с бледным лицом, застывшим наподобие маски – подобранные в узел волосы, форменная полицейская рубашка голубого цвета, черный галстучек. Серая мини-юбка заползла выше колен. В ее облике соединились агрессия и неприкрытая сексуальность, разрушая в моей памяти образ прежних толстых вахтерш в военизированных гимнастерках. Эта буравит меня недобрым взглядом, будто подозревает во мне шпионку-террористку, но ни о чем не спрашивает. Она, конечно, в курсе, что в этот час в проходной должны собираться бывшие сотрудники института, приглашенные на юбилейное мероприятие: акустическому Отделению исполняется полвека. Последние два десятилетия наши жизни протекали врозь, но ведь было время счастливого единения! Уже охватывает нетерпение, хочется поскорее увидеть старых товарищей, узнать, как сложились их судьбы. И конечно спросить у коллег, продолжающих работать в институте, в нашем ЦНИИ, чем сегодня дышит наука.

Я прискакала раньше всех, потому и слоняюсь одиноко в полумраке вестибюля. Зато ничто не мешает мыслям уплывать в прошлое, упреждая встречу с давними сослуживцами.

Больше всего радуюсь, что увижу Маринку: с ней мы начали работать здесь сразу после вуза. Такая была оторва! Рыжая грива волос – в то время редко кто позволял себе краситься в такой яркий цвет! А ее наряды! Маринка никогда не комплексовала по поводу своей далекой от идеальности фигуры. Помнится, носила короткое шерстяное платье, обтягивающее все выпуклости ее богатого тела. Звонко хохотала и бегала по длинным коридорам с изяществом отяжелевшей газели. И все мужики западали на нее, как на отравленную сладость. Однако я не видела прежнюю подругу лет десять, мы лишь изредка перезваниваемся, поздравляя друг друга с праздниками. В последнее время она все чаще жалуется на ноги, трудно, говорит, ходить. А ну как явится на встречу с тростью – я таких перемен в ее облике не переживу.

Дверь со стороны улицы распахивается и – легка на помине – Маринка!? Определенно, она! Объемы увеличились раза в три, но фасон держит! Черные лосины, обтягивающие полные ноги – даже туфли на каблучке – и просторная туника, а-ля Пугачева. Только рыжеватые пряди уже не раскиданы по плечам, а укороченные вьются мелкими кудряшками над головой. Ее пухлое круглое лицо почти не затронуто морщинами – маленький бонус от излишней полноты. Маринка тоже узнает меня. Мой очевидный признак – почти брежневские брови, слегка прореженные в косметическом салоне. Да и цвет волос у меня прежний – темная вишня, женщины ведь свои седины не показывают. Так что можно меня вычислить, если постараться.