Смерть на холме Монте-Марио - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 2

Дронго посмотрел на прибывших. Молодая женщина с нарисованными бровями все время посматривала на своего мужа, словно сверяя с ним свои высказывания. Мужчина был высокого роста, у него был большой выпуклый лоб, тонкие губы, прямой длинный нос. Очки придавали его лицу некий налет интеллигентности. Он был старше своей супруги лет на десять. И если ей на вид можно было дать лет тридцать пять, то ему соответственно – сорок пять.

– Ваша Екатерина просто умница, – восторженно сказала супруга Жураева. – Ты даже не знаешь, Клава, как мой муж относится к твоей сестре и ее супругу. Они ведь молодцы, такая прекрасная пара. На них смотреть просто удовольствие. Мы видели их фотографии в журнале. Они так хорошо смотрелись. А вы где остановились?

– Прямо тута, в «Хилтоне», – ответила Клавдия. – Зачем нам куда-то еще ехать? Все равно они сегодня вечером приедут сюда, и банкет будет завтра в отеле, прямо у бассейна.

Дронго подумал, что речь Клавдии сразу выдает в ней не слишком давнего завсегдатая отелей «Хилтон». Скорее, они приобщились к «благам цивилизации» только в последние годы.

– Кто-нибудь еще будет? – поинтересовалась Жураева.

– Нет, Леночка. Насколько я знаю, будет узкий круг. Приглашены только самые близкие, пара итальянцев, вы и мы. Больше никого не будет. Да, еще из Вены обещал приехать сам Олег Торчинский, если, конечно, сможет вырваться.

– Что вы говорите? – явно обрадовалась супруга Жураева. – Значит, прилетит сам Торчинский. Я даже не думала, что смогу увидеть его живьем.

– Увидите, увидите, – засмеялась лающим смехом Клавдия. – Я его уже видела у Кати в прошлом году на именинах. Наверно, и сейчас приедет.

Дронго чуть поморщился. За его спиной сидели нувориши, которые, очевидно, сделали деньги в безумные девяностые. Торчинский был популярным оперным певцом и обычно гастролировал за рубежом. Очевидно, на завтра намечался банкет, на котором он должен был присутствовать.

– А где вы остановились? – спросила Клавдия. – Я думала, вам будет удобнее в «Хилтоне».

– Сюда далеко добираться, – снисходительно объяснила ее собеседница. – Мы живем в «Эксельсиоре» на Виа Венетто. Сюда трудно добираться, Клавочка, а наш отель находится в самом центре. Говорят, сам Челлини любил бывать в этом отеле.

– Не Челлини, а Феллини, – поправил жену Дмитрий Жураев.

– Конечно, Феллини, – нервно дернулась его супруга. – Я просто оговорилась. А ты сразу должен меня поправить. Я ведь знаю, что Феллини был всемирно известным режиссером. А Челлини, кажется, художник. Нам рассказывали про него во Флоренции.

Никто не стал уточнять, чем именно занимался Бенвенуто Челлини, и Дронго усмехнулся. Несоответствие между нажитыми капиталами и манерами этих нуворишей было столь разительным, что сразу бросалось в глаза. Их дети, отправленные в лучшие западные школы, уже пытались разобраться в итальянском искусстве и понять разницу между Феллини и Челлини. Правда, только те, кто хотел учиться. Тем, кто не хотел, не помогали даже лучшие западные университеты. Если человек хочет остаться кретином, то его переубедить почти невозможно. Некоторые умудрялись поменять несколько школ и вернуться домой, так и не получив достойного образования.

Дронго жестом подозвал официанта и попросил принести счет. Отметив свой номер, он расписался, дал официанту на чай, спустился на первый этаж и вышел из ресторана.

Отель «Кавалери Хилтон» считался одним из лучших отелей итальянской столицы. Расположенный на вершине холма Монте-Марио, он славился своими бассейнами, теннисными кортами и чудесным садом, окружавшим здание отеля. С любого этажа можно было любоваться прекрасным видом итальянской столицы. При входе в отель гостей поражало мастерство итальянских дизайнеров, оформивших холл в красно-золотых тонах. Спустившись по винтовой лестнице на нижний этаж, можно было пройти к расположенным в саду бассейнам. Слева от лестницы находился ресторан, где гости завтракали по утрам, а справа – закрытый бассейн. Реставрированный в середине девяностых, «Кавалери-Хилтон» считался одним из самых дорогих отелей Рима.

Однако по непонятной логике его менеджеров, прямо за отелем, в ста метрах от здания, высилась телевизионная башня, на которой разместилась несколько десятков параболических антенн. Каждый раз, приезжая сюда, Дронго удивлялся, как могли в таком опасно близком соседстве находиться пятизвездный отель и телевизионная башня-антенна. Огромные номера «де люкс», роскошный сад, несколько бассейнов, бизнес-центр, галерея дорогих магазинов, богатая внутренняя отделка, ковры, золото, хрусталь, канделябры, подлинники картин известных мастеров – все это сочеталось с этой непонятной антенной, которая так портила вид отеля.

Дронго подошел к портье и попросил заказать ему на завтра машину с водителем. Он уже хотел войти в кабину лифта и подняться наверх, как услышал за спиной удивленное восклицание. Повернув голову, Дронго нахмурился. Ему не хотелось, чтобы его здесь узнали. Но этот человек не мог его не узнать.

– Хеккет, – удивился Дронго. – Почему вы мне встречаетесь по всему миру?

– Здравствуйте, Дронго, – миролюбиво сказал Уорд Хеккет. – Вы ведь знаете, как я вас уважаю, и каждый раз показываете, что не рады нашей встрече.

Хеккету было лет пятьдесят. Он был среднего роста, у него были густые брови, мясистые щеки, пронзительные темные глаза, коротко стриженные волосы, тяжелый подбородок. Уорд Хеккет считался одним из самых известных экспертов по проблемам гражданского и уголовного законодательства. Он часто консультировал своих клиентов, не слишком щепетильно соблюдавших законы. За ним закрепилась слава всемирного афериста, который умело пользовался несовершенством действующих законодательных систем.

– Вы о себе слишком хорошего мнения, – пробормотал Дронго. – Я не просто «не рад», я очень не рад нашей встрече. Там, где появляетесь вы, не может быть ничего хорошего. Обязательно будет совершенна какая-нибудь пакость не без вашего участия.

– Можно подумать, вы случайно оказались в этом отеле, – заметил Хеккет. – Не нужно делать вид, что мы не знакомы. Кстати, я нашел бы вас по вашему парфюму. А вот костюмы вы, кажется, начали менять. Это не «Валентино». Скорее, нечто классическое из Франции. Хотите, угадаю? Спорю, что это «Ив Сен-Лоран».

– Не буду спорить. Вы тоже изменили своему вкусу. Ваш костюм – от Бриони. Очевидно, вы успели сделать гадость нескольким оппонентам, если можете позволить себе такой дорогой костюм.

– Почему? Я шью такие костюмы только для солидности. Вы приехали по приглашению Марка Лабунского?

– Не имею чести знать этого господина. Я случайно оказался в Риме и столь же случайно – в «Кавалери Хилтоне». У меня билет на послезавтрашний утренний рейс. Могу его вам показать, если вы мне не верите.

– Покажите, – потребовал Хеккет.

– Он у меня в номере. Нельзя быть таким недоверчивым. Вы, очевидно, опять собираетесь провернуть какое-нибудь грязное дельце и боитесь, что я вам помешаю. Могу вас успокоить – это не входит в мои планы. Послезавтра на рассвете я уезжаю. Мой самолет вылетает рано утром, и поэтому я выеду отсюда на рассвете.

– Я все равно проверю ваш билет, – упрямо сказал Хеккет. – Может, мы пройдем в бар и выпьем за нашу случайную встречу. Хотя я лично не верю в такие случайности.

– Напрасно, – усмехнулся Дронго. – В Риме немного отелей подобного класса, и, приехав сюда, мы должны были рано или поздно встретиться. Пить я с вами не буду, вы не очень приятный человек, мистер Хеккет. Но чай я себе закажу.

– Я забыл, что вы любите только вино и текилу. – рассмеялся Хеккет. – Если хотите, закажем текилу.

Они прошли в бар, находившийся в глубине зала, и сели на диван. Хеккет заказал мартини и чашку кофе, а Дронго попросил принести чай.

– Кто такой этот Лабунский? – спросил Дронго у Хеккета.

– Я же говорил, что вы оказались здесь не просто так, – пробормотал тот.

– А я вам объясняю, что первый раз в жизни слышу эту фамилию. Так кто он такой и почему должен был пригласить меня в этот отель?