Любить не страшно (СИ) - Иванова Ксюша - Страница 28

А если на секундочку задуматься, если поверить в его слова? Да он же… Я боялась поверить в то, что он неравнодушен, в то, что я нужна. Жизнь заиграла совсем другими — яркими красками! Та-а-к, нужно быстрее возвращаться, иначе не Саша, так Маша какая-нибудь на МОЕГО Матвея глаз положит!

По пути в гостиную заглянула к детям. В детской было пусто. Зато в окошко — хорошо видно, что бабушка со всей немалой оравой ушла во двор. Кто-то бегал с мячом, кто-то гонял на двух больших чёрных машинах, Антон осваивал скейт под окном. Поискала глазами Даню. Он, как обычно, чуть в сторонке, возился с вымахавшем ростом с мальчика Джеком. Два года уже пес жил у Ромы с Алей, но мы с Даней до сих пор считали его своим. И собака всегда радостно бросалась нам навстречу, стоило только открыть дверь во двор. Ну что ж, все в порядке — бабушка из беседки следит строгим взглядом, держа на коленях самого маленького — полуторагодовалого Славочку, моего братика.

… Веселье было в самом разгаре. За столом наступил тот самый момент, когда гости еще не совсем пьяны, но уже говорят одновременно, разбившись на группы, все смеются, всем хорошо.

Поискала глазами Матвея. Но его не было. Впрочем, как и этой Саши! Неужели с ней ушел?

Мама, улыбаясь, махала с дальнего конца стола, зовя к себе. Роман, сидевший ближе к мне, схватил за руку и потянул в свою сторону. Пришлось сесть рядом с ним на один из двух свободных стульев. По другую руку от меня сидел один из парней, приехавших вместе с Сашей.

Пока Роман разливал спиртное, не забыв и про меня, парень пересел на свободный стул, стоящий между нами и, склонившись ко мне, сказал:

— Не ожидал встретить на семейном, как сказал Роман Александрович, ужине, такую красавицу! Павел! — и протянул руку.

Пришлось пожать и представиться. Он ловко повернул мою ладонь тыльной стороной кверху, рассмотрел и заявил:

— Лиза, к моей радости, ты не замужем!

— А может, просто колечко сняла?

— Врешь. След бы остался!

— Ну, допустим, вру. А ты?

Совсем не собиралась заигрывать с ним, но и молчать, как какая-нибудь бука, тоже не хотелось.

— А что я? Не женат, естественно. Видишь, тоже колечка нет! Может быть, выйдем и поболтаем где-нибудь в тишине?

— Никуда она с тобой не пойдёт! — спокойный голос Матвея прозвучал прямо над нашими, склоненными друг к другу, головами. — Садись на свое место!

Грубиян несчастный! Я виновато посмотрела на парня. Он вздохнул и пересел.

Матвей вклинился между нами на свободный стул. С моей стороны на его щеке алел ярко-красный след от поцелуя. Еле сдержала ярость, непривычную, обжигающую, чтобы не выплеснуть, не сорваться при всех. И сказала ему на ухо:

— Хоть бы помаду стёр, герой-любовник!

Думала, что он будет тереть лицо в поисках следов преступления, но Матвей с довольной улыбкой повернулся ко мне:

— Давай-давай, продолжай, мне нравится, когда ты ревнуешь!

— Я не ревную!

Он ухмыльнулся.

— Не ревнуешь? Тогда сотри сама!

— Вот ещё! Кто целовал, тот пусть и стирает!

— Тот, кто целовал, уже на пол-пути к дому. Так что я теперь совершенно свободен, и тебе придётся объяснить, за что ударила.

— Отстань, ничего не буду объяснять!

Вербицкий, на правах почетного гостя, толкал тост. Говорил о братской любви и предлагал выпить за обоих Авериных, как за лучший пример, который эту любовь иллюстрирует. Ну, за любовь, так за любовь. Я даже не посмотрела, что в моей рюмке — стукнувшись с Ромой, и, проигнорировав Матвея, залпом выпила. Дыхание перехватило, кажется, обожгло даже желудок. Схватила бокал с соком и запила. Фу, полегчало!

— Ты полегче, девочка, — раздался справа насмешливый голос. — Я пьяных женщин не люблю!

Это был вызов! А может, алкоголь добавил мне смелости. Только свою стопочку я подставила вновь под разлив. И, не дожидаясь следующего тоста, выпила сама. Теперь уже заранее взяв в руку бокал с запивкой. Дура!

Потом Роман протянул мне гитару. И мне уже было без разницы, что все головы повернуты в мою сторону. Наоборот, это даже было приятно.

А ты идёшь по городу,

И за тобой летят бабочки!

И где ступают твои лодочки,

Там распускаются цветы!

Давай возьмемся за руки,

И полетим по радуге.

В страну волшебную,

Где будем только я и ты…

(Веня Д^ыркин)

И потом без перерыва по просьбам гостей, перемежая еще парой стопок, пела не помню, что. Зато помню, как мне подпевали гости. Как кто-то все время кричал: "Еще! Ещё что-нибудь!" И его восхищенный взгляд…

26

Такую Лизу я не знал. Такую Лизу стоило увидеть! Оказывается, никакая она не скромница! Оказывается, если смотреть на ее губы, когда она поет, то можно запросто возбудиться…

То, что девочка явно хватила лишнего стало понятно песне к десятой. Она с трудом зажимала струны и неловко вскидывала голову. Только гости, да и хозяева, этого не замечали. Просили и просили петь еще. И она улыбалась и перебирала тонкими аккуратными пальчиками без украшений струны гитары. Но я-то, я, внимательно следивший за ней, и желавший не смотреть так жадно при куче гостей, и не имевший на это сил, замечал все, что с ней происходит.

А когда понял, что еще немного и ей станет плохо прямо у всех на виду, подошел и отобрал инструмент. Сначала обьявил гостям, что концерт окончен, а потом, поставив гитару к стене, повернулся и сказал Лизе, удивленно и непонимающе следящей за моими действиями:

— Поехали домой!

Почему-то глаза ее наполнились слезами, и она протянула ко мне руки. Наверное, понимала, что сама уже не сможет идти. Обернулся на гостей — веселье продолжалось. На нас, кроме Марины, никто не обращал внимания. Я показал ей на Лизу и на дверь. Она кивнула.

Потом осторожно взял на руки свою несопротивляющуюся девочку и понес прочь из комнаты. Сначала думал остаться у Романа — в их большом доме была комната, которая предназначалась для гостей. Но прислушался к тому, что шепчет Лиза, уткнувшись мне в плечо и передумал.

— Матвей, только не оставляй меня…

И сердце переворачивалось в груди — не его, того, который был с ней рядом столько времени, зовет, а меня! И ревнует меня! Может, пока я сидел, она и встречалась с кем-то, но я ей небезразличен! Забыть ее неверность, как страшный сон, избавиться от соперника и никому не отдавать свою девочку! Вот такой вот придумал я себе замечательный план! И ведь забыл совершенно (ну, или, по крайней мере, старался не думать) о нашей безумной разнице в возрасте.

Павел Петрович, к счастью, не употреблявший, предложил отвезти нас домой.

Даня из детского кресла, перенесенного водителем на переднее сиденье, испуганно посматривал на Лизу. Явно никогда ее такой не видел.

— Данечка, не бойся, с Лизой ничего страшного не случилось, просто она устала и спит, — пытался объяснить ребенку, размещая ее голову у себя на коленях.

Павел Петрович с тревогой посматривал в зеркало заднего вида:

— Матвей, наверное, ей нужно помочь. Много выпила-то?

— Да, не много, но без привычки срубило ее конкретно. Сейчас приедем и все сделаем.

***

Никогда не верила, когда мне рассказывали о том, как перепив, теряли память. А тут… Проснувшись утром в своей постели, в одних трусах и лифчике, восстановить могла далеко не весь ход событий.

Вспышка первая: Матвей несет меня домой на руках. А я все время порываюсь спросить, где ребенок, куда делся Даня. Потом я пытаюсь закрыть дверь в туалет и не пустить Матвея к себе. Но он не позволяет. Умираю от стыда, сгибаясь над унитазом. Он заставляет меня пить что-то теплое и мерзкое. Потом умывает ледяной водой. Я дико трясусь от холода на своей (хотя, если по правде, ЕГО) кровати под одеялом, куда он меня укладывает прямо в одежде.