Ясный новый мир - Михайловский Александр Борисович - Страница 9

Я вместе с Феликсом Эдмундовичем присутствовал на допросах задержанных по делу Савинкова. Любопытно было наблюдать, как «творческая интеллигенция», еще вчера заходившаяся в истерике, клеймящая в праведном гневе «узурпаторов» и «предателей революции», сегодня прилежно строчит чистосердечные признания. «Несгибаемые борцы за народную свободу» сдавали с потрохами своих соратников, подробно расписывая, кто чего делал и говорил. В основном всех собак они вешали на своего кумира Савинкова. Дескать, он, змей-искуситель, сбил их с пути истинного, чуть ли не силком заставив вступить в Союз Защиты Родины и Свободы. Уж как только они при этом не отбивались и отнекивались… В конце чистосердечного признания практически все давали покаянные клятвы быть белыми и пушистыми, никогда-никогда больше не вредить советской власти и, если надо, отдать за нее жизнь.

Боже мой, как все это было похоже на поведение представителей нашей советской интеллигенции, которые в 30-х строчили друг на друга доносы в НКВД, а в 60-х (а потом и в 90-х) на своих сходняках вдохновенно рассказывали, как они всю жизнь боролись с «кровавым режимом», и от ненависти к нему «просто кюшать не могли». Меняются времена, но подонки остаются все теми же.

Впрочем, вся эта богема нас мало интересовала. Среди задержанных на Сергиевской были люди менее публичные, но более опасные. Вот с ними предстояло работать вдумчиво, серьезно, вытягивая из них сведения о зарубежных хозяевах.

Взять, к примеру, полковника Перхурова. Он бросил свой артиллерийский дивизион в Румынии, не пожелав служить под началом большевиков, и укатил в Петроград. Здесь его подобрали и пригрели люди, связанные с французскими спецслужбами. А потом прибывший из Парижа Савинков пристроил полковника в свой Союз в качестве начальника штаба. Полковник Карл Гоппер и подполковник Фриц Бреедис пытались изобразить себя туповатыми и недалекими служаками, которых, дескать, нехорошие люди обманом втянули в какую-то структуру, цели и задачи которой они так и не поняли. Но мы-то знали, кем потом стали эти латыши… Ими мы, однако, займемся чуть позже.

Пока же наиболее интересные и ценные показания дал убийца Георгия Гапона барон Александр Аркадьевич Дикгоф-Деренталь. Это был человек, «особо приближенный к императору», то бишь к Борису Викторовичу, с которым он делил все невзгоды и радости, в том числе и собственную жену.

После эмиграции во Францию в 1906 году он подвизался в качестве военного корреспондента, побывав на Балканах во время Балканских войск. А после начала 1-й мировой войны барон поступил добровольцем во Французскую армию. Именно тогда он и начал работать на Второе бюро Генштаба. Интересно, если бы из Парижа поступила соответствующая команда, не обошелся бы милейший Александр Аркадьевич с любовником жены так же, как с бедным Гапоном? В ходе беседы-допроса барон довольно быстро «поплыл», и мы с Феликсом Эдмундовичем решили попытаться перевербовать его и устроить ему «побег» из застенков НКВД. Но для начала предстояло допросить Савинкова.

Борис Викторович хмуро смотрел на меня: видимо, он догадывался, что попал в руки людей, о которых предупреждал его в Париже месье Шарль – это они фактически привели к власти большевиков и разгромили германцев и англичан. Савинков был умным человеком и быстро сообразил, что мы не похожи на его старых друзей (а ныне врагов), вроде Дзержинского.

– Кхе-кхе… – прокашлялся он после затянувшейся паузы, – я хотел бы знать, с кем я имею честь беседовать. И как вас звать-величать?

– Я, можно сказать, ваш коллега, журналист…

Савинков, услышав последнее сказанное мною слово, сардонически ухмыльнулся.

– Зовут меня Александр Васильевич Тамбовцев, – продолжил я, – и возглавляю я ИТАР – Информационное телеграфное агентство России. Ну, это что-то вроде советского варианта «Гавас» * – вы имели возможность познакомиться с ним во Франции.

Примечание авторов: * «Гавас» – французское информационное агентство, получившее название по имени банкира, переводчика и журналиста Шарля-Луи Гаваса, создавшего в 1835 году первое в мире информационное агентство. «Гавас» просуществовало до 1940 года, когда было закрыто правительством Виши. В 1944 на базе «Гаваса» было создано информационное агентство «Франс-Пресс».

Савинков непроизвольно потер слезящиеся глаза и пристально посмотрел на меня.

– Знаете, Александр Васильевич, я вам не верю, – наконец произнес он. – Что-то вы мало похожи на газетчика. А вот жандарм из вас получился бы превосходный!

– Ну, одно другому не мешает, – улыбнулся я. – Владимир Иванович Даль, к примеру, возглавлял канцелярию министра внутренних дел России Перовского. Но давайте оставим в покое мою скромную персону и поговорим о вас, Борис Викторович. Скажите, на что вы надеялись, приняв предложение французских спецслужб? Неужели вы всерьез рассчитывали, что вам удастся свергнуть власть большевиков?

– Сталин и его подручные захватили власть в России силой, – сказал Савинков, – почему другая сила не могла бы свергнуть их власть? А что касается французов, так что же им остается делать, когда союзник по Антанте так подло предал их и заключил сепаратный мир с тевтонами?

– Борис Викторович, вы взрослый человек, – не стал я вступать в полемику с Савинковым, – и должны понять, что французам Россия была нужна как поставщик того, что англичане называют: «food for powder», то есть «пищей для пороха», а мы – пушечным мясом. Русские солдаты должны были класть свои головы для того, чтобы отработать царские займы. Впрочем, для вас чужие жизни всегда были таким пустяком, о котором и говорить неприлично. Вы должны понимать, что вас ждет в самом ближайшем будущем. Ничего утешительного для вас я сказать не могу. Подготовка вооруженного мятежа в любой стране карается виселицей, расстрелом или гильотиной. Для вас не будет особого исключения. Собранных доказательств вполне достаточно, чтобы вас повесить или поставить к стенке. Вам это понятно?

Савинков побледнел. Он, конечно, внутренне был готов к тому, что за все им содеянное можно лишиться жизни, но услышав это от меня, растерялся. Жить ему хотелось. Я вспомнил об операции «Синдикат-2», когда он, оказавшись на территории СССР, был арестован ОГПУ. На допросах он напирал на то, что «всю жизнь работал только для народа и во имя его», а на открытом судебном процессе публично раскаялся в своих преступлениях и признал «всю свою политическую деятельность с момента Октябрьского переворота ошибкой и заблуждением».

– Вы страшный человек, Александр Васильевич, – наконец произнес он, облизнув пересохшие губы, – скажите, кто вы и откуда? Вы – словно гость из бездны, который сейчас потребует продать мою бессмертную душу.

– Ну, с нечистым дел мне иметь не приходилось, – улыбнулся я, – а насчет моего нездешнего происхождения вы правы. Впрочем, давайте вернемся к нашим баранам. Борис Викторович, вы предпочтете продолжить со мной беседу или собственноручно изложите все относящееся к вашему сотрудничеству с французскими спецслужбами? И не только с французскими. Поверьте, сделав это, вы получите шанс, что суд учтет сей факт при вынесении вам приговора. Словом, выбор за вами…

Он немного помолчал, потом помассировал свой большой, с залысинами, лоб и сказал:

– Хорошо, я готов. Прошу дать мне перо и бумагу. Я напишу все, что мне известно…

22 июня 1918 года. Утро. Западный фронт недалеко от Камбре. Группа армий «Принц Леопольд».

Лишь только стрелки часов старших офицеров показали четыре утра, как тишину раннего утра разорвал грохот тысяч германских крупнокалиберных орудий и бомбометов. Не имея возможности создать две ударных артиллерийских группировки прорыва, генерал Эрих фон Фалькенхайн нашел весьма оригинальное решение. Группировка была одна, и собирали ее со всего фронта противостояния с армиями Антанты. Но как только закончится первая фаза сражения и фронт будет прорван, большая часть этих орудий погрузят на железнодорожные платформы и перебросят в район Реймсского выступа, где эти же пушки примут участие во второй фазе наступательной операции.