Лестница на седьмое небо - Джордан Пенни - Страница 20

— Люка чуть удар не хватил, когда он узнал о тебе. Всем было известно, что он единственный наследник Барроусов, хотя они и поругались с Джоном. Но Люк совсем не ожидал, что старикан отдаст дом постороннему человеку. Когда Люк узнал, что дом достался в наследство тебе, а не ему, он поклялся, что добьется пересмотра завещания. Джон не мог это сделать, будь он в своем уме, в «здравом уме», как говорят юристы. А разве можно назвать нормальным семидесятилетнего старика, поверившего в то, что расчетливая, хитрая шлюшка на самом деле его любит, что бы она ни позволяла ему делать со своим телом?!

— злобно шипела Люсинда.

Мелани смотрела на нее широко раскрытыми глазами, примерзнув к полу, и ум ее отказывался верить тому, что слышали уши.

— Тебе даже и в голову это не пришло? — увидев ее реакцию, победоносно каркнула Люсинда. — Тебе и в голову не пришло, что Люк тебя обманывал, что он приручил тебя с одной-единственной целью: разоблачить тебя, доказать через суд, что старик просто выжил из ума!

Ты можешь отказывать моему отцу сколько тебе влезет. Он все равно добьется своего, потому что Люк восстановит истину и завещание будет пересмотрено. А после этого он продаст моему отцу и землю, и эту развалину.

Отец обещал нам новенький дом с другой стороны деревни. Это его свадебный подарок, — самодовольно добавила Люсинда. — Боже, когда Люк рассказал, как ты легко клюнула на то, что он якобы частный детектив, у которого нет телефона, я так смеялась!.. Ты ведь и вправду поверила, да? Надеюсь, ты не втюрилась в Люка? Люк мой, а ты ему была нужна только для того, чтобы всем показать: ты шлюха, которая ляжет с кем угодно, даже с таким стариком, как Джон Барроус, ради достижения своей цели. Я сразу поняла, что ты за дрянь, когда увидела, как ты целовалась с каким-то мужиком пару дней назад. Я, конечно, тут же все рассказала Люку. Жаль, я тебя не сфотографировала… Но, надеюсь. Люк уже собрал досье и сможет доказать, что ты хитростью заставила старика изменить завещание в свою пользу.

Мелани больше не могла этого слышать. Если она сейчас не избавится от своей мучительницы, она не устоит на ногах. От калейдоскопа насмешек и угроз ее шатало, словно ее били с разных сторон.

Люк ее обманул. Люк ей солгал. Люк любил ее только для того, чтобы… Она подавила приступ тошноты, подкатившей к горлу, и, собрав последние силы, потребовала:

— Убирайтесь отсюда! Убирайтесь… или я вызову полицию.

— Ты? Полицию? — усмехнулась Люсинда, но голос у нее вдруг сорвался и нервно зазвенел, а хватка ослабла, и она начала отступать.

Видимо, в глазах у Мелани отразилась такая решимость, что это напугало непрошеную гостью.

— Не беспокойся, я не собираюсь задерживаться. Люк сам здесь скоро будет.

— Люк? — задохнувшись, повторила за ней Мелани. Она совсем забыла, что Люк еще должен вернуться. — Убирайтесь отсюда! — с болью выкрикнула она.

К ее облегчению, Люсинда подчинилась. Она открыла дверь и повернулась к Мелани с победным блеском в глазах.

— Да, да, мы с Люком немало смеялись, когда он рассказывал, как легко ты ему досталась.

Она вышла, а Мелани была вынуждена прикусить губу, чтобы не разрыдаться.

Бессмысленно убеждать себя в том, что ей следовало бы пожалеть Люсинду. Сама она никогда не была бы рада тому, что ее жених так жестоко и бессердечно обманул другого человека; сама она никогда не смирилась бы с тем, что ее любимый близок с другой женщиной, каковы бы ни были причины. Если бы она знала… если бы она предполагала, что у Люка уже кто-то есть…

Она закрыла дверь и бросилась на второй этаж, в ванную, где ее тут же вырвало.

Когда желудок немного успокоился, она умылась и почистила зубы. Ее мутило, рана на ноге болезненно пульсировала, по телу вновь пробежал озноб, только теперь не от холода, а от пережитого потрясения.

Как мог Люк с ней так обойтись? Да вообще, может ли мужчина так поступать с женщиной? Если он переживал из-за завещания, мог бы честно сказать… Она не стала бы скрывать от него, что знает о мотивах этого поступка Джона Барроуса не больше других. Что же до подлого обвинения Люсинды Хьюитсон…

Нет, поправила она себя, внутренне содрогаясь, подлого обвинения Люка в том, что у нее якобы были какие-то отношения с Джоном Барроусом…

Ее опять передернуло. Неужели он мог в это поверить? А если считает ее жадной, подлой и развратной, то как он мог заставить себя разговаривать с ней, дотрагиваться до нее… любить?

Мысленно перебирая каждую из жестоких насмешек Люсинды, она отчаянно думала, что поведение Люка ничем не отличается от того, что он приписывает ей, даже если его мотивы честнее, даже если он искренне верит, что провокация может быть использована в качестве доказательства. Разве сам он менее жаден, чем считает ее? Да он хуже той женщины, за которую ее принимает! Джон Барроус был его троюродным братом, но ведь они поругались, и Люк явно пренебрегал стариком. Почему же он считает, что заслужил наследство?

Мелани подумала о долгих горьких годах, проведенных Джоном Барроусом в полном одиночестве, о его привязанности к родовому гнезду, последним хранителем которого ему пришлось стать.

Горячие слезы потекли у нее по щекам. Теперь ей осталось только одно.

Надо побыстрее уехать из этого дома, от воспоминаний, от боли, которую она будет испытывать всякий раз, думая о Люке. Завтра она первым делом отправится в Натсфорд и передаст дом в руки агента по недвижимости. Она не будет дожидаться ни аукциона, ни решения о новой автостраде, но одно она сделает обязательно: ни за что не позволит Люку, его невесте и ее жадному отцу завладеть домом. Она оформит все так, чтобы покупатель не имел права продавать дом, по крайней мере лет пять. Она…

Мелани лихорадочно обдумывала разные варианты, борясь с душевной мукой, которая наваливалась на нее, наполняла такой болью, какой она никогда еще не испытывала.

Всего несколько часов назад Люк держал ее в своих объятиях, ласкал и разговаривал с ней. Она считала, что, хоть он и не говорил о любви, все было ясно без слов…

Презрение к самой себе все-таки взяло верх, и ее начало трясти. Разве можно быть такой глупой, такой наивной, такой доверчивой? Частный детектив!

Она как круглая дура поверила… Поверила и когда он представился таким же чужаком, как и она, в этих краях. Теперь она понимала, почему он расспрашивал ее о прошлом, о семье. Теперь она понимала, почему временами он казался ей таким далеким, почему смотрел на нее холодным, злым взглядом и она явственно ощущала, что они совершенно чужие. Какая же она дура! Но теперь все: Люсинда раскрыла ей глаза, слава Богу, вовремя, по крайней мере дом спасти еще удастся. Что же до ее собственных чувств…

С трудом проглотив ком в горле, Мелани доковыляла до гостиной. Огонь горел все так же радостно, и комната казалась такой же уютной и гостеприимной, как и до появления Люсинды, но Мелани не могла здесь больше жить. Она прибиралась с такой любовью и с такой радостью, ожидая возвращения Люка!..

Что касается спальни… Она с трудом подавила рыдания. Да, теперь ей в этой спальне больше не спать, ни сегодня и никогда. Она скорее пойдет на улицу, ляжет на холодную сырую землю, чем на эту кровать!

Мелани обхватила себя руками, горя от стыда. Огонь освещал мягкую волну ее волос, бледную линию щеки и бескровные губы… Такой и застал ее Люк, когда пятью минутами позже открыл дверь и вошел в гостиную.

Он постучал в дверь черного хода, но, не дождавшись ответа, сам открыл ее и вошел в дом. Увидев Мелани, он бросился к ней, с тревогой воскликнув:

— Мелани… Боже! Что с тобой? Нога?!

Глава 9

Мелани стояла как парализованная, но только Люк приблизился к ней, как возмущение привело ее в чувство, и она, отступив на шаг, сдавленным голосом сказала:

— Не прикасайся ко мне… Не подходи ко мне!

В бешенстве от пережитого унижения, она уворачивалась от его объятий.

— Что произошло, Мелани?