Шеф-повар Александр Красовский 3 - Санфиров Александр - Страница 7

– Смотри-ка, решительно Светка взялась за дело, прямо спит и видит, как нас соединить, – думал я, возвращаясь, домой. – Интересно, что из этого получится?

Но ничего хорошего Светкины старания не принесли. Когда, я через неделю явился в больницу на первую операцию, в приемном покое девушка подошла ко мне со смущенным видом и протянула тетрадный листок.

На том крупными неровными буквами, кое-где явно расплывшимися от слез, было написано:

Саша, если можешь, прости меня. Я долго ждала весточку от тебя, но, так и не дождавшись, неделю назад вышла замуж. Когда получила Светино письмо, чувствовала себя ужасно. Мне в голову не могло придти, что ты два месяца лежал в коме. Я бы все отдала, чтобы вернуть назад наши отношения. Но я уже замужем и ничего тут не поделаешь.

– Аккуратно сложив листок, я сунул его в карман.

– Спасибо, Света, не переживай, ты сделала, что могла, – сказал я девушке, смотревшей на меня заплаканными глазами.

– Саш, ты только не переживай, у тебя все наладится, вот увидишь, – начала она меня утешать.

– Но я другому отдана и буду я ему верна, – продекламировал я в ответ. – Света не переживай за меня, видишь, как все устроилось.

– Ты не понимаешь, – перебила меня девушка. – Это какая-то странная свадьба, представляешь, Люда даже меня не пригласила, и в последнем письме и речи не было о том, что она замуж собирается.

– Значит, нашелся такой кавалер, что быстро уговорил, – сообщил я. – Лучше расскажи, как тебя дела.

– А что рассказывать, я уже два года, как замужем, помнишь Гришку Хворостова, вы же иногда встречались у нас в комнате, в общежитии.

И хотя Гришку Хворостова я в упор не помнил, на всякий случай согласно кивнул головой.

– У нас сынишка растет, такой забавный карапуз. Кстати, мы его Сашей назвали.

Света достала из кармана небольшое фото и дала его мне.

– Действительно, симпатичный мальчишка, – согласился я.

На такой мажорной ноте мы и расстались, я потопал в хирургическое отделение, Света осталась принимать больных, с нетерпением ожидавших своей очереди.

Палата оказалась шестиместная и все койки в ней кроме ожидавшей меня, были заняты.

Мое появление особого оживления не вызвало. Только тощий дедок, лежащий в углу у окна, пробормотал себе под нос, что даже молодые не могут уберечься от рака.

Естественно, я не стал ему объяснять, что попал сюда по блату, и никакого рака у меня нет. Все равно через день два, все и так узнают, для чего я здесь нахожусь.

За прошедшую неделю ничего особенного не произошло. Я встал на учет в райвоенкомате, получил паспорт, заново прописался в квартире, Пашка готовился к поездке в совхоз, второго сентября его курс уезжал на месяц собирать картошку. Ну, а я в основном сидел дома и размышлял о своей жизни. Ждал, что вот-вот ко мне в гости пожалуют Люда со Светой. Хотя маман на всякий случай в возможность такого события не посвящал.

И странное дело, горестные переживания начали понемногу покидать мою голову.

– Ну, ладно, судьбой тебе дана еще одна жизнь. Так чего печалиться? Надо пользоваться своими знаниями и постараться прожить её не хуже, чем прошедшие, – думал я.

Иногда, правда, мне становилось не по себе, когда появлялись мысли, что все это не случайно и та сущность, переместившая мое сознание в прошлое, ждет от меня каких-то действий. Вот только каких, я не знал.

В тех фантастических книгах, которые я читал, попавшие в прошлое герои книг, стремились изменить его различными путями, чаще всего абсолютно нереальными. Может мне тоже следует присоединиться к этой плеяде неудачников? Возможно, сейчас на Земле сейчас таких, как я не один десяток. Но, как об этом узнаешь, все, наверняка, шифруются, так же, как и я.

По крайней мере, все отличия моей второй жизни от первой касались только меня и моих родных, ну еще работавших рядом со мной людей, хотя я мог и не заметить таких изменений, все же память у меня эйдетической не была.

Вот и сейчас, я улегся на койку в палате и попытался составить очередной план, как жить дальше. Но сегодня мысли перебивались тревогой. Я боялся операции, боялся, что снова проснусь после неё в армейском лазарете.

Но оперироваться придется. Жить дальше с таким лицом я не желал.

Новожилов появился только после обеда. Еще раз осмотрел меня и показал рисунок, каким мой нос должен стать после операции. Рисунок мне понравился, ну а уж, что получится, будем посмотреть.

– Ну, что, Санек, анализы у тебя прекрасные, так, что завтра с утра берем тебя на операцию, – сообщил он после осмотра.

Остаток дня прошел в болтовне с соседями по палате и чтением журналов. Вечером в палату зашла дежурная сестра и скомандовала:

– Красовский, бери полотенце и шагай в санитарную комнату на клизму.

Говорливый дед, Евгений Матвеевич, выведавший за день всю мою подноготную, и тут не обошелся без подколки.

– Ты ему сестричка, клизму побольше влей, на всякий случай. Чтобы надежней было. А то обделается еще, когда нос резать будут.

Остальные соседи дружно подхихикали ему с коек.

К клизме я отнесся философски, надо, так надо, куда денешься от этой процедуры.

В восемь утра меня, кольнув промедолом с атропином, покатили в операционную.

– Хм, интересно, а если я опять кони двину, то воскресну, или нет, а если воскресну, то лицо у меня будет нормальное? – думал я, слегка кайфуя от наркотика.

В операционной меня уже ожидали два хирурга. Лор Паша Павилайнен горой возвышался над невысоким Владимиром Новожиловым.

Кроме них и операционной сестры у наркозного аппарата возился анестезиолог.

– Вы меня под общим наркозом планируете оперировать? – удивленно спросил я.

Владимир Николаевич усмехнулся.

– Твоя мама очень просила, скажи ей спасибо.

Меня переложили на операционный стол, анестезиолог сделал укол и наложил маску, Через минуту я уже отключился.

Сколько времени прошло не знаю, пришел в себя от неприятного распирания в горле, Через несколько секунд дошло, что причиной является интубационная трубка, введенная в трахею. При попытке выдернуть её понял, что руки привязаны к столу. Издать какие либо звуки тоже не смог, А когда начал интенсивно мотать головой, появились боли в области носа.

Зато, когда трубку сняли, по телу разлилась приятная истома, и я снова провалился в сон.

Когда меня привезли в палату, эффект от наркоза еще не прошел. Поэтому с полчаса я нес всякую чушь, пока нам не принесли полдник.

Для меня ничем хорошим полдник не закончился. Буфетчица, не подумав, поставила его на прикроватную тумбочку. После чего я уронил стакан с яблочным соком на себя, а булочку раскрошил по пододеяльнику и только глупо улыбался, слушая выговор санитарки.

А еще через час пришла боль. Забинтованный нос начало дергать не по-детски. Кое-как скрючившись на кровати, я постарался задремать.

Вечером к ужину я так и не встал. А на предложение медсестры сделать обезболивающий укол на ночь, только кивнул головой.

Ночь показалась вечной, из-за того, что нельзя было дышать носом, я постоянно просыпался и потом снова пытался уснуть.

К утру боль стихла до терпимой. Поэтому приглашение на завтрак я не пропустил.

Днем меня пригласили на перевязку, где Новожилов сообщил, что пока все идет, как надо. Любоваться на себя в зеркало я не стал, прекрасно понимая, что на фоне отека и гематом моя рожа стала еще страшней, чем была. Для оценки эффекта операции нужно подождать несколько дней.

Как ни странно, но послеоперационный период проходил без осложнений. Через неделю я был выписан из больницы, с легкой пластырной наклейкой на носу. И хотя форму носа я еще не мог полностью оценить, но то, что дышать я мог теперь свободно, а из голоса исчезла легкая гнусавость, дорогого стоили.

Дома было непривычно тихо. Пашка уже уехал в совхоз. Мама с утра до вечера пропадала на работе. Я же страдал от безделья, поэтому хватался за любую возможность поработать. Мама была только рада, что я взял на себя готовку, и занималась только снабжением. Заодно она перепоручила мне стирку белья.