Мартовскіе дни 1917 года - Мельгунов Сергей Петрович - Страница 5

Уличная демонстрація, если не вызванная, то сплетавшаяся с обострившимся правительственным кризисом, была т?м не мен?е поддержана революціонными организаціями (на сов?щаніи большевиков с меньшевиками и эсерами) — правда "скр?пя сердце", как свид?тельствует Каюров, при чем в " тот момент никто не предполагал, во что оно (это движеніе) выльется". В смысл? этой поддержки и надо понимать поздн?йшія (25-26 февр.) донесенія агентов Охр. Отд., отм?чавшія что "революціонные круги стали реагировать на вторые сутки", и что "нам?тился и руководящій центр, откуда получались директивы". В этих донесеніях агентура явно старалась преувеличивать значеніе подпольнаго замаскированнаго центра. (Преувеличенныя донесенія и послужили поводом для ареста руководителей "рабочей группы" при Цен. Воен. Пр. Ком., осложнившаго и обострившаго положеніе). Если о Сов?т? Раб. Деп., который должен "начать д?йствія к вечеру 27-го", говорили, напр., на рабочем сов?щаніи 25-го, созванном по иниціатив? Союза рабочих потребительских обществ и по соглашенію с соц.-дем. фракціей Гос. Думы, если на отд?льных заводах происходили уже даже выборы делегатов, как о том гласила больше, правда, городская молва, то этот вопрос стоял в связи с продовольственным планом, который одновременно обсуждался на сов?щаніи в городской Дум?, а не с задуманным политическим переворотом, в котором Сов?т должен был играть роль какого-то "рабочаго парламента". Реальный Сов?т Р. Д. возник 27-го "самочинно", как и все в эти дни, вн? связи с только что отм?ченными разговорами и предположеніями — иниціаторами его явились освобожденные толпой из предварительнаго) заключенія лидеры "рабочей группы", взявшіе полученную по насл?дству от 1905 г. традиціонную форму объединенія рабочих организацій, которая сохранила престиж в рабочей сред? и силу д?йственнаго лозунга пропаганды соціал-демократіи. Поэтому приходится сд?лать очень большую оговорку к утвержденію Милюкова-историка, что "соціалистическія партіи р?шили немедленно возродить Сов?т рабочих депутатов".

Как ни расц?нивать роль революціонных партійных организацій в стихійно нароставших событіях в связи с расширявшейся забастовкой, массовыми уличными выступленіями и обнаруживавшимся настроеніем запасных воинских частей[13], все же остается несомн?нным, что до перваго офиціальнаго дня революціи "никто не думал о такой близкой, возможной революціи" (восп. раб. больш. Каюрова). "То, что началось в Питер? 23 февраля, почти никто не принял за начало революціи,—вспоминает Суханов: "казалось, что движеніе, возникшее в этот день, мало ч?м отличалось от движенія в предыдущее м?сяцы. Такіе безпорядки проходили перед глазами современников многіе десятки раз". мало того, в момент, когда обнаружилось колебаніе в войсках, когда агенты охраны докладывали, что масса "посл? двух дней безпрепятственнаго хожденія по улицам ув?рилась в мысли, что "началась революція", и "власть безсильна подавить движеніе , что, если войска перейдут "на сторону пролетаріата, тогда ничто не спасет от революціоннаго переворота", — тогда именно под вліяніем кровавых уличных эпизодов, им?вших м?сто 26-го, в большевицком подполь? был поднят вопрос о прекращеніи забастовок и демонстрацій. В свою очередь Керенскій в книг? "Experiences" вспоминает, что вечером 26-го у него собралось "информаціонное бюро" соціалистических партій — это отнюдь не был центр д?йствія, а лишь обм?н мн?ніями "за чашкой чая". Представитель большевиков Юренев категорически заявил, что н?т и не будет никакой революціи, что движеніе в войсках сходит на н?т, и надо готовиться на долгій період реакціи... Слова Юренева (их приводил раньше Станкевич в воспоминаніях) были сказаны в отв?т на указаніе хозяина квартиры, что необходимо приготовиться к важным событіям, так как мы вступили в революцію. Были ли такія предчувствія у Керенскаго? В другой своей книг?, изданной в том же 36-ом году, он по иному опред?лял положеніе: даже 26 февраля, — пишет он в «La Verite », никто не ждал революціи и не думал о республик?. Соратник Керенскаго по партіи, участник того же инф. бюро, Зензинов в воспоминаніях, набросанных еще в первые дни революціи ("Д?ло Народа" 15 марта), подтверждал второе, а не первое заключеніе Керенскаго: он писал, что "революція ударила, как гром с неба, и застала врасплох не только правительство, но и Думу и существующія общественныя организаціи. Она явилась великой и радостной неожиданностью и для нас революціонеров". Упоминал об информаціонных собраніях т?х дней, на которых присутствовали представители вс?х существовавших в Петербург? революціонных теченій и организацій, он говорил, что событія разсматривались, как н?что "обычное" — "никто не предчувствовал в этом движеніи в?янія грядущей революціи". Не показательно ли, что в упомянутой прокламаціи, изданной Междурайонным Комитетом 27 февраля, рабочая масса призывалась к организацій "всеобщей политической стачки протеста" против "безсмысленнаго", "чудовищнаго" преступленія, совершившагося наканун?, когда "Царь свинцом накормил поднявшихся на борьбу голодных людей", и когда в "безсильной злоб? сжимались наши кулаки", — зд?сь не было призыва к вооруженному возстанію. Также, очевидно, надо понимать и заявленіе представителя рабочих, большевика Самодурова, в зас?даніи Городской Думы 25 февраля требовавшаго не "заплат", а совершеннаго уничтоженія режима.

3.Спор о власти.

Обстановка первых двух дней революціи (она будет обрисована в посл?дующих главах), обнаруживавшая несомн?нную организаціонную слабость центров[14], которые вынуждены были пасовать перед стихіей, отнюдь не могла еще внушить демократіи непоколебимую ув?ренность в то, что "разгром был немыслим". П?шехонов вспоминал, что "на другой день посл? революціи", при повышенном и ликующем настроеніи '"не только отд?льных людей, но и большія группы вдруг охватывал пароксизм сомн?ній, тревоги и страха". О "страшном конц?" говорил временами и Керенскій, как свид?тельствует Суханов; пессимизм Скобелева отм?чает Милюков, проводившій с ним на одном стол? первую ночь в Таврическом дворц?, о своей паник? разсказывает сам Станкевич; Чхеидзе был в настроеніи, что "все пропало" и спасти может только "чудо!" — утверждает Шульгин. О том, что Чхеидзе был "страшно напуган" солдатским возстаніем, засвид?тельствовал и Милюков. Завадскій разсказывает о сомн?ніях в благополучном исход? революціи, возникших у Горькаго, когда ему пришлось наблюдать "панику" в Таврическом дворц? 28-го, но еще большая неув?ренность у него была в поб?д? революціи за пред?лами Петербурга. Противор?чія эти были жизненны и неизб?жны.

О том необычайном "парадокс? февральской революціи", который открыл Троцкій и который заключался в том, что демократія, посл? переворота обладавшая всей властью (ей вручена была эта власть "поб?доносной массой народа"), "сознательно отказалась от власти и превратила 1 марта легенду о призваніи варягов в д?йствительность XX в?ка", приходится говорить с очень большими оговорками. В сущности, этого парадокса не было, и поэтому естественно, что на сов?щаніи Исп. Ком., о котором идет р?чь, никто, по воспоминанію Суханова, не заикался даже о сов?тском демократическом правительств?. Большевики в своей сред? р?шали этот вопрос, как утверждает Шляпников, но во вн? не вступали в борьбу за свои принципы — только слегка "поговаривали", по выраженію Суханова[15]. Споры возникли около предположенія, высказаннаго "правой частью" сов?щанія, о необходимости коалиціоннаго правительства. Идея была выдвинута представителем "Бунда". Очевидно, большой настойчивости не проявляли и защитники коалиціи, т?м бол?е, что самые видные и авторитетные ея сторонники (меньшевик Богданов и нар. соц. П?шехонов) в зас?даніи не присутствовали[16].