Ты будешь моей, адептка, или Демон плохому не научит (СИ) - Жнец Анна - Страница 23

— А очередь в зале отбытий нам занять было не судьба? — прошипел он, порхая над моим плечом. — Ничего для родной сестры не сделаешь, фу, мяу. — И добавил шепотом мне на ухо: — Нагажу ей в туфлю.

На гневную речь фамильяра Брунгильда ответила раздраженным фырканьем и отвернулась, чтобы за всю дорогу до дома не проронить ни слова.

Мистер Патрик, который, кстати, был простым человеком и ни разу не магом, помог мне забраться в экипаж.

— Поедем по скверным улицам или по чистым? — спросил он, устроившись на облучке.

— По скверным! — ответила я, возбужденно вскинувшись, а сестрица активно закивала.

Скверными называли районы, где жили и работали простые люди, не умеющие колдовать, и мы с Брунгильдой не упускали случая прокатиться по этим скверным улицам в компании мистера Патрика. Родители такое не одобряли, ведь районы немагов просто кишели магазинами со всякими современными штучками, механизмами и приборами, способными творить волшебство без волшебства. За стеклами витрин можно было увидеть ряды громоздких ящиков, внутри которых двигались и говорили маленькие человечки. Эти ящики назывались телевизоры. Еще там были чайники, в которых вода закипала без огня, удивительные коробки, которые, по слухам, сами мыли посуду. Без магии. Сложил туда грязные тарелки и чашки, а вытащил чистые, без единого пятнышка.

Я могла часами гулять по скверным улицам, зависая перед витринами магазинов, но внутрь зайти не решилась ни разу. А вдруг и правда можно потерять дар, прикоснувшись к одной из этих поразительных вещиц? Не то чтобы я действительно верила в возможность чего-то подобного, но предпочитала не рисковать. Мало ли…

Колеса повозки скрипнули. Копыта лошадей зацокали по брусчатке. Коляска тронулась, и я приготовилась глазеть по сторонам.

Наш дом, двухэтажный, с просторной террасой, опоясывающей его со всех сторон, с аккуратными балкончиками в цветах и слуховыми окнами на крыше из зеленой черепицы — словом, очень красивый и уютный дом, был расположен в элитном районе магов в самом конце тенистой улицы.

На крыльце в дрожащем свете фонарей я, подъезжая, заметила хрупкую фигуру матушки. Стоило экипажу остановиться у гравийной дорожки, ведущей к дому, и мама, закутанная в шаль, побежала нас встречать.

Ее седые волосы, густые и не по этикету распущенные, развевались на осеннем ветру. В тишине отчетливо слышался цокот каблучков домашних туфель.

— Милые, наконец-то! — воскликнула матушка, распахнув объятия еще до того, как мистер Патрик помог спуститься хотя бы одной из нас. — Бруни, Иви! Как я счастлива, что вся семья в сборе.

Стоило моей ноге ступить на неровную поверхность гравийной дорожки, как я тут же попала в удушающий захват. Матушка сжала меня с такой силой, что затрещали ребра.

— Иви, хорошо доехала? Не замерзла в своем легком плащике? Во время переноса не мутило? — градом посыпались вопросы. — Может, ты голодна? Милашка Сью уже накрыла на стол. О, Бруни!

Мамуля переключила внимание на старшую дочь.

— Давай, давай скорее расскажи мне о своих успехах, — с горящими глазами она взяла Брунгульду под руку и повела к дому. — Ты смогла побить свой прошлогодний рекорд по скоростному лёту? А что насчет фигурного летания? Мистер Грол тобой доволен? А как оценки? Одни золотые единороги, верно?

— Верно, — улыбнулась сестра, но как-то вяло, а затем и вовсе раздраженно поджала губы.

Да что с ней? Вон сколько внимания от матери, с каким восхищением на нее смотрят, с каким интересом расспрашивают. Да она должна лучиться от самодовольства, а вместо этого грустит.

Тем временем матушка продолжала:

— Я в молодости тоже пробовала себя в спорте. Не вышло. Упала с метлы и сломала руку. С тех пор прежних результатов так и не достигла. Твоя бабушка считала, что это страх неба, страх нового падения не давал мне раскрыть свои таланты. Но ты, Бруни, дорогая, ты бесстрашная, ловкая, сильная. Ты — гордость нашей семьи. Однажды ты возьмешь Кубок Мира.

И погрузившись в мечтания, матушка с улыбкой прикрыла глаза.

Ты — гордость нашей семьи…

В любой другой день эта фраза неприятно меня царапнула бы. Обычно, услышав такое, я концентрировалась на своей обиде, на чувстве неполноценности, что возникало от подобных слов, но в этот раз я сосредоточилась не на себе, не на своих переживаниях — я наблюдала за Брунгильдой. И видела то, на что, возможно, раньше не обращала внимания.

Стиснутые зубы, хмурая складка на лбу, печаль во взгляде.

Я смотрела на реакцию сестры и ничего, совершенно ничего не понимала.

Может, она соврала матушке, преувеличила свои успехи и потому расстроена? А может, в ее зачетку отличницы закрался один-единственный досадный серебряный единорог?

Так или иначе, радостной, вопреки моим ожиданиям, Брунгильда не выглядела, в лучах чужого восхищения не купалась и своими достижениями делиться не спешила. Шла, чуть сгорбившись, и на вопросы матери отвечала неохотно.

«Да, мистер Грол мной доволен».

«Да, все курсовые сдала в срок и на высший балл».

«Да, в этом году я пролетела стометровку на две секунды быстрее».

— Иви, — повернулась ко мне родительница, прежде чем войти в дом. — Ты точно хорошо себя чувствуешь? Такая бледная. Все-таки было плохо после переноса?

— Мне было плохо, — вместо меня ответила Брунгильда.

Это что в ее взгляде? Обида?

— Меня всегда мутит во время перемещений, — добавила она, отчего-то поджав губы. — И я замерзла по дороге. И проголодалась.

Теперь сестрица покосилась на меня. С неприязнью. И чем, интересно, я успела ей насолить?

— Ох, бедняжка, — покачала головой матушка, приобняв Брунгильду. — Сейчас поужинаем. Сью приготовила любимый пирог Иви. С апельсинами и тыквенными семечками.

— А мой любимый пирог? — нахмурилась Брунгильда.

— Милая, а у тебя разве есть любимый? — удивилась матушка и вдруг с хитрым видом ущипнула старшую дочку за живот. — Спортсменам вообще сладкое не рекомендуют. Отрастишь бока, и о победах придется забыть. Так что, фрукты, дорогая, фрукты, мясо и овощи. А сладкое — это по праздникам. Расскажи-ка лучше, как хвалил тебя тренер во время зачета.

В столовой за ужином матушка и впрямь отодвинула блюдо с пирогом подальше от Брунгильды, мне же, худенькой и неспортивной, отрезала огромный кусок, щедро политый сиропом. В мою тарелку сестрица уставилась с вожделением — даже есть под этим взглядом было неловко.

Заметив раздраженный и обиженный вид дочери, матушка строго покачала головой, мол, нельзя-нельзя, перед тобой стоит великая цель…

Великая цель — оправдать чужие надежды, осуществить мамину мечту, о которой той пришлось забыть из-за полученной травмы.

Только сейчас я, кажется, начала понимать, откуда растут ноги у фанатичного стремления сестрицы быть лучшей.

От нее этого ждали.

От нее этого требовали.

Она должна была соответствовать.

— А у тебя, Иви, какие новости? — спросил отец, раскуривая трубку.

Застигнутая врасплох, я едва не подавилась чаем.

— Н-н-никаких.

— Совсем ничего нового? — не поверила матушка. Она смотрела на меня, прищурившись, с подозрением.

— Совсем.

Ага, сейчас бы рассказать родителям о всех своих недавних злоключениях.

Я неловко поерзала на стуле, отчаянно надеясь избежать допроса с пристрастием.

Но не тут-то было. Словно нож из-за пазухи, матушка вытащила из буфета… зефир.

Белую ванильную зефирку — любимое лакомство Злобнокуся.

— А ты, дорогой, что нам поведаешь? — обратилась мама к коту, сидящему за столом, как человек.

При виде угощения в сиреневых глазах моего фамильяра вспыхнула жадность. И этот усатый предатель сдал меня родителям с потрохами всего за один несчастный шарик из сахара и ягодного пюре.

Он рассказал им все. И про демона, с которым я спуталась, и про профессора Моргана, которого отправила на больничную койку, и про любовное зелье, эффект которого до сих пор не смогла нейтрализовать.