Золотой характер - Ардов Виктор Ефимович - Страница 78

— Я так и делал, — подал голос Сашка. — А свою удочку держал на мели…

— Это не соответствует, — поморщился Резецкий.

Всю мелкую рыбу мы сдали Николаю Ивановичу, который вызвался приготовить какую-то особенную уху, Я принес еще дров и оживлял костер.

Уже заискрились, засверкали на темном бархате неба серебряные звезды, будто мальки в бездонном омуте. Поднялась над кустами луна, похожая на изогнувшуюся щуку, готовую вот-вот броситься на зазевавшихся рыбок.

До чего же хороши июньские вечера над глухой рекой, протекающей в лесу! Тепло, воздух настоен всеми цветами прибрежья; чувствуешь под собой прохладу земли, вся вселенная перед тобой и в тебе; рядом булькает уха, звенят комары, а в густой осоке настойчиво скрипит дергач о чем-то далеком и милом.

Красота вечера подействовала и на Резецкого. Толкнув носком сапога отскочившую головешку обратно в костер, он произнес, будто с трибуны:

— В разрезе требований современной медицины необходимо быть побольше на воздухе.

Уха нам, действительно, показалась необыкновенной. Даже Резецкий, почти все время державшийся строго, попробовав ее, вдруг подобрел, растаял. Вылавливая ложкой самые большие куски, он брал их затем в руки и, расправляясь с ними, звучно причмокивал толстыми губами и старательно облизывал пальцы. Иногда он приговаривал:

— Признаю: факт интересный!

После ужина Юрий Александрович, напуганный комарами, полез спать в машину. Мы втроем улеглись у костра. Засыпая, я слышал, как Резецкий наказывал шоферу:

— Разбуди меня в четыре… Прорыв в улове лучше всего ликвидировать на заре…

…Я проснулся, услышав стук дверцы машины и голос шофера:

— Юрий Александрович, Юрий Александрович! — настойчиво упрашивал он, — вставайте, уже пятый час…

Резецкий поворочался, помычал, потом, видимо, сообразив, в чем дело, ответил:

— Ты, Сашка, иди проверь подпуск сам, а после организуй чаек. И, братец, тогда опять разбуди меня… Наверстаем!

Шофер, оставляя след в росе, скрылся за кустами. Приятель мой, спохватившись и выругавшись, что проспал, побежал к реке, как на пожар. Я поспешил к своему лещиному омуту, и вскоре поплавок уже слегка покачивался на легкой зыби за камышами. По всем признакам, кроме этой загадочной зыби, заря была обнадеживающей, но клева почему-то не было. Пришлось сменить не одно место, уже стало ощутимо припекать солнце, а в моем ведерке плавало всего два пескаря, подкаменщик да крохотный окунишка.

Я вернулся к машине. Оказалось, что у всех результат был такой же плачевный, как у меня.

— На обловленном отрезке реки рыба отсутствует, — сделал вывод Резецкий.

Сашка предположил, что, возможно, новолуние виновато. Но и Сашке никто не поверил. Дело было не в этом: над лесом начинало, темнеть небо. А спустя некоторое время показалась туча, мрачная, даже не темная, а почти черная, и по верхушкам дубов пробежал резкий ветер.

— А, вот где собака зарыта! — глянув ввысь, присвистнул мой приятель. — Теперь все понятно!

Рыба в самом деле является превосходным барометром: за несколько часов она чувствует приближение ненастья и обычно перестает клевать.

— …Давайте посовещаемся, что делать, — предложил Резецкий.

— Совещаться уже некогда, — усмехнулся Сашка, растирая первую каплю дождя на загоревшей шее.

— Нет, надо же согласовать вопрос с товарищами, — попытался было настаивать Юрий Александрович, но крупные капли, упавшие и на его лысину, ускорили исход дела. Резецкий сказал «едем», а когда мы уложили все вещи в машину, он отдал заключительное рыболовецкое распоряжение:

— Сашка, обмой мою рыбу и положи в сумку, а потом бери надлежащие темпы…

Шофер взял в левую руку свой кукан — на нем тяжело висели крупные рыбины; в правую руку взял кукан начальника своего — на нем жалко болтались засохшие мелкие рыбешки. Одновременно окунул их несколько раз в воду, затем поднял и, как живую диаграмму, понес к багажнику, весело улыбаясь.

Через несколько минут, догоняемые зловещей тучей, мы уехали домой…

А перед следующей субботой, когда я предложил приятелю снова вступить в контакт с Резецким, он подумал и сказал:

— Знаешь что? Давай целиться на попутную машину… А не случится попутной — будем ловить под городом…

И я согласился.

Рисунок М. Черемных

НА ФУТБОЛЬНОМ МАТЧЕ

Во все горлышко.

С. Шатров

„КАЗБЕКСКАЯ“ ИСТОРИЯ

Мы сидели в ресторане «Казбек» под заснеженным горным кряжем с могучим орлом на вершине. Справа от орла из горного ущелья поднималась прекрасная горянка с кувшином на плече. За горянкой шел здоровенный натюрморт: битая дичь, фляга вина, опрокинутый бокал. Роспись кончилась у джазового помоста. Джазисты сидели на высоких табуретах, задрапированных золотистым плюшем. Несмотря на ранний час, музыканты были уже немного навеселе. Они нахально разглядывали публику и лениво перебрасывались репликами.

К нам подошел официант, пожилой мужчина с толстым обручальным кольцом на левом мизинце. Он подал меню в дорогом кожаном переплете. Катя полистала книжицу и заказала салат и две порции битков по-казацки, самое дешевое из всех блюд.

— Пить будете? — спросил официант.

— А как же, — сказал я.

— Столичную? Особую? Юбилейную? Из коньяков имеется: «Ереван», «Пять звездочек»…

— Лимонад будем пить, — сказала Катя.

Лицо у официанта сделалось кислое. Мне стало неудобно, и я заказал еще бутылочку сухого вина.

Официант исчез надолго. Он, видимо, решил не слишком церемониться с нами. Он появился так минут через двадцать и сообщил, что биточки по-казацки кончились.

— Тогда дайте котлеты по-домашнему.

— И котлеты кончились.

— Судак отварной, — сказала Катя, заглядывая в меню.

— Судак за обедом кончился.

— Яичницу, — сказала Катя.

— Яичница кончилась, — сказал я.

— Точно, — подтвердил официант.

— Слушайте, — сказал я. — У вас на кухне несчастье случилось? Некому работать? Что ни спросишь — все кончилось.

— Смотря для кого, — не скрывая своего презрения, сказал официант. — Порционные блюда все налицо: фирменный шашлык «Казбек», сациви, цыпленок табака…

Официант перечислял блюда, не глядя на нас, словно шахматист, играющий вслепую. Вдруг он встрепенулся и бросился навстречу вошедшей компании. Впереди шел рослый парень в черном свитере крупной вязки, в шерстяных брюках без отворотов. Каштановая бородка обрамляла его молодое лицо. Девицы, что шли сзади, были тоже хороши: толстогубая, пышногрудая брюнетка в таком узком платье, что непонятно было, как она в него втиснулась, и другая — блондинка в белом свитере, висевшем на ней, как балахон, и в юбке колоколом. У обеих глаза были подкрашены синим. Они шли, громко разговаривая друг с другом, будто в ресторане, кроме них, никого не было.

— Я вам столик оставил, — сказал заискивающе официант.

Он подвел их к соседнему столику и снял с него табличку:

— Вэл Пахомыч, — сказал парень, и тут я узнал его, несмотря на бородку. То был Родька из нашей школы.

— Что будем кушать, герлс? — спросил Родька, когда все расселись за столиком.

— Кто сегодня бармэн? — спросил Родька.

— Сегодня в буфете работают Алексей Павлович, — ответил официант.

— Скажи ему, чтобы сбил «Золотой шар». Три коктейля.

И Родька по возможности громко объяснил, какой он любит коктейль, и затем долго и, видимо, со знанием дела заказывал ужин, после чего величественно отпустил приятно улыбающегося официанта. Я посмотрел на Катю. Она сидела, не оборачиваясь, не глядя в сторону Родьки, но я отлично понимал, что стоит ей эта встреча.

Родька закурил сигарету. Ударник джаза, молодой, но рано располневший человек, перегнулся через барабан и весело крикнул: