Жених поневоле - Джонсон Сьюзен - Страница 37

Но Алиса знала — когда он ее оставит, она будет безутешна, жизнь потеряет смысл, станет пустой и унылой. Так неужели она из гордыни выберет одинокое и несчастное существование? Черт возьми, чем так ценно ее тело, что она не может отдать его мужчине, которого любит? «Но он, увы, не любит меня», — с тоской думала Алиса. А ей так была нужна его любовь…

Впрочем, нельзя было не признать: Ники отдал ей немало — свое время, свое внимание; он был ласков с Кателиной, осыпал их обеих подарками, он был нежным и умелым любовником. Разве этого недостаточно? Может, она требует от него больше, чем он в состоянии дать? Ему нужна ее страсть, это ясно; так, может, стоит довольствоваться этим?

Однако голос разума нашептывал иное. Неужели она совсем потеряла голову? Или у нее нет больше гордости? Алисе приходилось с грустью признать, что это действительно так. С Ники она теряла гордость.

«А к чему ей гордость, если я потеряю Ники? — спросила она себя напрямик. — Ведь я же люблю его!»

Когда стало светать, Алиса окончательно поняла, что Ники ей нужен безо всяких условий, что она согласна на все, что он предложит. Наконец, измученная сверх меры, она заснула, и ей снились кошмары — какие-то демоны, которые утаскивали ее от Ники, темные леса и бескрайние пустыни, где она бродила, несчастная и одинокая…

Утро принесло избавление от тяжких снов, но не от тревог, их породивших. Алиса встала, исполненная решимости всеми силами удержать Ники, и, подойдя к умывальнику, намеренно громко стала плескаться. Когда за спиной послышалось какое-то движение, она поняла, что он проснулся, сняла через голову ночную сорочку и потянулась, как довольная кошка.

Лучи солнца, пробивавшиеся сквозь легкие занавески, освещали золотистым светом ее фигуру, и Ники невольно залюбовался ею. Она была прекрасна, как лесная нимфа, — изящная, соблазнительная, манящая… «Боже мой, да она намеренно меня возбуждает!» — догадался вдруг он и решил устоять перед искушением.

— Ничего не получится, — сказал Ники безразличным тоном, и голос его гулко разнесся по комнате. — Сегодня же утром я уеду. — Он помолчал, окинув презрительным взглядом ее фигуру, и холодно добавил: — Ты ведешь себя как шлюха.

Алисе показалось, будто он ее ударил. Но она твердо решила не придавать значения ни одному его слову.

— Ты же сам предлагал мне смириться с тем, что я чувственная и страстная, — проворковала она, не сводя с него своих фиалковых глаз. — Я просто следую твоему совету.

Она медленно подошла к кровати, наклонилась к нему и нежно поцеловала в губы, одной рукой погладив его грудь, а другой низ живота.

— Возьми меня в последний раз, а потом уезжай. Пусть тебе будет, что вспомнить, — шепнула она.

Ники попытался было выругаться, но его воля куда-то подевалась — растаяла в нежном поцелуе Алисы. Сопротивляться сил не было. Он застонал и раскрыл объятья.

— Ну хорошо, иди ко мне. С отъездом можно и повременить…

Алиса прижалась к Ники, и в этом движении было столько желания, столько надежды. Она раскрылась перед ним, отдалась ему, забыв про себя, помня лишь о том, как любит его, как он ей нужен. Впервые за все время это был союз двух сердец, двух душ, а не только двух тел. Алиса мечтала лишь о том, чтобы он остался в ней, с ней навечно. Страсть ее была ненасытна, тело откликалось на каждое его движение. Наконец и он не смог больше сдерживаться. Когда она застонала и начала содрогаться под ним, он испытал наслаждение столь полное, какое не испытывал никогда прежде.

Несколько мгновений спустя Ники нежно поцеловал Алису, пригладил растрепавшееся золото ее волос, обнял. В глазах ее стояли слезы.

— Не плачь, радость моя. Я тебя никогда не оставлю, — пообещал он.

Она улыбнулась и провела кончиками пальцев по его губам.

— Спасибо, — прошептала она, не в силах больше сдерживать слезы. Она плакала и думала о том, что готова стать рабыней этого человека, что пойдет на все, лишь бы быть с ним рядом.

А Ники был сама доброта и нежность. Теперь она принадлежала ему, целиком и полностью, и он наконец почувствовал себя победителем. Вызвав слугу, он велел принести завтрак и сундуки с Алисиной одеждой. Заточению ее пришел конец.

Одевшись и позавтракав, Ники приказал повесить между двух берез качели, сидя на которых Алиса могла наблюдать за тем, как Кателина разъезжает по лугу на пони.

Девочка весело скакала верхом, Ники ее подбадривал, напоминал, как правильно держать поводья, как сидеть в седле, и она с точностью выполняла все его указания.

Когда сияющая Кателина проехала полный круг, мама и «дядя» радостно ей зааплодировали.

— Ты самая лучшая мать на свете, моя милая, — шепнул Ники, сев рядом с Алисой на качели. — А Кателина — само очарование. Если и второе твое дитя будет так же прелестно, я буду счастлив абсолютно.

Сердце Алисы таяло от его ласковых слов. Ники был так заботлив, так внимателен и к ней, и к Кателине, и к еще не родившемуся ребенку… Он не давал никаких обещаний, никогда, даже в порыве страсти не говорил Алисе, что любит ее, не предлагал никакого будущего — только настоящее. Но он думал о ней, думал с нежностью, и она была счастлива довольствоваться хоть этим.

— Пожалуй, придется тебе постоянно ходить беременной. Надо же нам заселить этот безлюдный край! — пошутил Ники.

Поняв, что он только что сказал, Ники вдруг осознал, что не представляет будущего без Алисы. Это его самого поразило, и он поспешно встал, боясь, как бы она по его лицу не догадалась, о чем он думает. Нет, надо держать себя в руках. Не следует так отдаваться чувствам.

И все-таки Николай был не прочь определить, какие именно чувства испытывает он к этой женщине. Слово «любовь» он не произносил даже мысленно, любовь для него была хуже чумы. Он слишком ценил свою независимость и привык во всем полагаться только на себя. Ники твердо знал: стоит позволить себе расслабиться — и тут же угодишь в капкан. Нет, он не позволит женщине вновь пробить брешь в его сердце! Алиса ему мила, вот и все. Поэтому он оставит ее при себе, но лишь до тех пор, пока она ему не наскучит.

— Ты что, видишь во мне только племенную кобылу? — спросила Алиса, надув губки. Война закончилась, и ей нравилось кокетничать, капризничать, дуться. — Ты деспот и тиран!

— Но признайся, что я тебе не противен! — В глазах его светился озорной огонек.

— Не совсем, мой господин, — ответила она, кокетливо потупившись.

Ники весело рассмеялся. Ему было приятно, что она наконец стала играть роль покорной своему властелину женщины.

— Дорогая, я вижу в тебе массу других достоинств, однако должен признать, мысль о том, что ты носишь под сердцем мое дитя, доставляет мне несказанное удовольствие. — Он склонился над ней и нежно погладил ее начавший округляться живот.

Тут Ники позвала Кателина: она не могла справиться с пони, который явно предпочитал не скакать, а спокойно лакомиться одуванчиками. Поговорив с юной наездницей, Ники вернулся к Алисе.

— Дорогая, я обещал Кателине взять ее на охоту — пострелять белок, и она ждет с нетерпением. Ты не против, если мы тебя на несколько часов оставим? Не скажу, что я горю желанием трястись в седле, но обещания нужно выполнять. Тебя я с нами не приглашаю — тебе верховые прогулки ни к чему. Хочешь, я попрошу Ракель или Марию составить тебе компанию?

— Нет, я с удовольствием побуду одна. Может, пройдусь до озера. До сегодняшнего дня я видела его только из окна, — ехидно добавила она.

— Прости мой скверный нрав, радость моя. Впредь я постараюсь его сдерживать. Все поместье к твоим услугам. Только не уходи далеко в лес, там и заблудиться недолго.

— Хорошо, Ники.

— Так ты точно не расстроишься? — спросил он снова, наклонившись, чтобы ее поцеловать.

— Конечно, нет, дорогой. Только не убивайте слишком много белочек.

— Ни за что. Мы ненадолго. До встречи, любовь моя. — Послав ей воздушный поцелуй, он направился к конюшне.

Вскоре целый кортеж охотников — Ники, Кателина, Арни, Юкко и трое слуг — тронулся в путь, а Алиса, посидев еще немного на качелях, отправилась прогуляться к озеру. Она шла по песчаному берегу, и через несколько минут дом скрылся за соснами. Алиса время от времени наклонялась полюбоваться камушками, сверкавшими в прозрачной воде. Так она шла минут десять, не боясь удаляться от дома, поскольку на берегу заблудиться невозможно.