Безымянная Колючка (СИ) - Субботина Айя - Страница 79

Когда заходим внутрь, и Рора с открытым ртом замирает на пороге, отпихиваю ее бедром, чтобы закрыть за нами дверь и на всякий случай запираюсь изнутри на засов. И только когда осматриваюсь, понимаю из-за чего подруга превратилась в истукана.

В комнате Нии - а точнее, трех комнатах - просторно и светло. Несмотря на вечернюю пору, солнце заглядывает в большие витражные окна, пуская по стенам и полу разноцветные блики. Вся мебель сделана из каких-то светлых пород дерева и хоть выглядит достаточно простой, все равно вызывает желание до нее дотронуться. Я уж молчу о кровати, которую мы с Ророй находим в соседней комнате и на которую, не сговариваясь, падаем, словно на пушистое облако. И лежим так несколько минут, просто разглядывая расшитый цветочными орнаментами полог. Даже кровать в комнате Ашеса не была даже в половину такой удобной, как эта.

— Почему мне не повезло родиться в такой семье? - вздыхает Рора.

Приходится напомнить, что платой за такое рождение, заодно, была бы вся судьба Нии, включая ее безобразие и хромоту после взрыва, а не только мягкий матрас.

Эта мысль заставляет меня вскочить на ноги и начать делать то, ради чего мы сюда пришли - обшаривать столы и шкафы в поисках всего, что мне может пригодиться. Судя по идеальному порядку, Ниа не тронула и не забрала из своей спальни ничего, кроме каких-то очень личных вещей. Жаль, что у меня нет сил перетащить в свою пыльную коморку и всю мебель. Хотя, пожалуй, это петушиный полог я бы все-таки оставила.

В гардеробе Нии, как я и предполагала, находится десяток платьев по моему вкусу - сдержанных, достаточно сидящих по фигуре, но не мешающих дышать. Я складываю каждое и сворачиваю в первый огромный тюк, прибавив к всему пару блузок, ленты, чулки и прочую женскую утварь. Мы с Ророй хором вздыхаем над несколькими парами восхитительных туфель, потому что на меня они ужасно велики, а на нее - печально малы.

Когда хододит очередь до стола для занятий, я забираю все письменные принадлежности, пергаменты и тетради. Лампу, вставленную в филигранное черненое серебро, пресс-папье, перья с тончайшими костяными наконечниками. Так получается второй тюк.

— Ума не приложу, как мы будем все это тащить, - с сомнением говорит Рора, и я уже предвижу, сколько стенаний и причитаний мне придется выслушать на обратно пути.

— В дом - не из дома, - вспоминаю слова моей матушки, сказанные ею в тот день, когда мы перевозили в наш родовой замок доставшуюся отцу в наследство мебель его бабки. Очень неудобную, но жутко раритетную и дорогую. На моей памяти, в те кресла отец усаживал только незваных гостей.

На сладкое у меня остается только огромный книжный шкаф. Конечно, я первым делом собираю книги и пергаменты, которые купили все студенты, чтобы облегчить себе учебу. Например, большой пергамент по одной из тем по анатомии уже содержит все необходимые рисунки и расчерчен специальными зонами, куда нужно выписывать дополнительную информацию. Мне все это приходилось делать самостоятельно. Судя по найденным запасам - у Нии все куплено до конца года, значит, как минимум еще несколько месяцев я буду жить «по богатому».

Когда Рора потрошит один из учебников (с библиотечным формуляром на внутренней обложке), я замечаю выпавший оттуда листок и успеваю схватить его буквально за мгновение до того, как она придавит его ступней.

Взошедшие!

От ощущения легкой эйфории у меня даже немного кружится голова.

Это пропуск в Архив!

Я снова и снова кручу заветную бумажку в руках, боясь, что, если вдруг моргну - она превратиться в обыкновенный, исписанный каракулями лист. Но это действительно пропуск в Архив, и он действителен еще несколько дней. Негусто, но мне хватит и одного похода в святая святых, чтобы найти подходящую книгу и выяснить, какие именно руны я нашла в разрушенной башне и у себя под кроватью. И, что тоже немаловажно, я сделаю это самостоятельно, не прося помощи тех, кто уже и так сделал выводы и, кажется, не спешит подвергать их сомнению.

— Что это у тебя? - Рора заглядывает мне через плечо. - Пропуск в Архив?

В ее голосе столько недоумения, будто речь идет о куске гуано, которое я прижимаю к груди, словно родного ребенка.

— Снова собираешься читать ужасно скучные книги? - Нарочно или нет, но она громко зевает.

— Собираюсь и тебе советую - нет ничего лучше от сердечной боли, чем большая нудная книга. Если осилишь хотя бы одну страницу - больше никакие страдания не покажутся тебе более ужасными, чем эти.

— Но ведь он все равно выписан на другое имя. - Она тычет пальцем на нижнюю строчку, куда вписано имя Нии. - А вы с ней не очень-то похожи. Может просто попросить ее взять для тебя книгу?

Это был бы идеальный вариант, но после того, как Нэсс так стремительно исчез - и его имя до сих пор значится в списке людей, как-то связанных между собой и тем, что произошло с моей семьей, я не хочу, чтобы о моем расследовании и находках знали посторонние люди.

— Я что-нибудь придумаю, - быстро складываю пропуск и прячу его в карман.

К счастью, Рора слишком не любит все скучное, бесцветное и книги в принципе, так что как только пропуск исчезает из поля ее зрения, она тут же переключается на осмотр того немного, что осталось в комнате Нии. А я, после получения заветного пропуска, наоборот, теряю интерес ко всему остальному.

Когда мы через пару минут, взвалив на себя тюки с «награбленным», стараясь не шуметь, тайком прокрадываемся из женских спален в соседнюю башню, где живут низкородные студенты, я успеваю примерно представить, как именно нужно подправить имя Нии. Задача будет посложнее, чем замазать всего пару цифр на доверенности Рэна, но иного выхода у меня нет, значит, надо пробовать.

— Это ужасно! - стонет Рора, в очередной раз останавливаясь в коридоре, чтобы сбросить ношу и передохнуть.

— Если бы ты шевелила ногами хотя бы в половину так же активно, как причитаешь - мы бы уже давно были на месте, - поторапливаю ее.

Она смотри на меня с обиженным осуждением, но снова ковыляет вперед.

Из трех тюков, два тащу я. Один из которых - с книгами, самый тяжелый из всех, и жутко неудобный, потому что острые края томов больно впиваются мне в спину. Просто чудо, что мы до сих пор никому не попались на глаза, иначе пришлось бы отвечать еще на кучу вопросов.

Когда до моей комнаты остается несколько шагов, я останавливаю Рору и оставляю нашу поклажу у стены на полу. В этой части башни кроме меня вообще никто не живет, так что можно не переживать об их сохранности.

— Эй, ты чего?! - возмущается подруга, когда я, приговаривая слова благодарности, подпихиваю ее в спину к лестнице. - Я думала, ты будешь примерять и…

— Я ужасно устала, - тоже зеваю, но абсолютно наиграно. - Хочу пораньше лечь. Примерка будет завтра и у тебя почетный билет в первый ряд.

Ей нельзя заходить в мою комнату, пока я не разобралась с манагарскими рунами под кроватью. Даже если сейчас я абсолютно уверена, что они точно не должны были взрываться. Иначе это уже бы случилось - и тогда моя история закончилась бы некрасивым кровавым многоточием.

Убедившись, что Рора ушла, открываю дверь и осматриваюсь, обращая внимание на оставленные на полу «ловушки» для незваных гостей. Все как будто чисто. Во всяком случае ничего сразу не бросается в глаза. Но я уже убедилась, что тот, кто шастает в мою спальню как к себе домой, каким-то образом делает это филигранно, выдавая себя лишь такими незначительными мелочами, на которые нормальный человек просто никогда бы не обратил внимания.

Потихоньку, на коленях, подползаю к кровати, заглядываю под нее, практически распластавшись на полу.

Там пусто.

Ничего нет, черт подери!

Я просто глазам своим не верю. Что это за кошки-мышки?!

Зажигаю свечу, пытаюсь рассмотреть если не руны, то хотя бы следы того, что они точно здесь были - и я не сошла с ума, но пол абсолютно чист. И единственное, что хотя бы как-то подтверждает, что они тут были - идеально чистый пол. Нет, я не грязнуля и стараюсь придерживать чистоту (мое «отдельное жилище», как не трудно догадаться, служанки обходят стороной), но пыль под кроватью точно не то, что я протираю каждый день. Строго говоря, я делала это всего раз, когда только вселилась и наводила порядок. Но сейчас пол под кроватью выглядит так, будто его нарочно надраивали.