Две столицы (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 42

— Вам же новомодный виц-мундир нужен, Ваша Светлость? — окончательно запутал его месье Lagueux. Если Брехт не путает, то звучит фамилия для портного смешно. Месье Оборванец.

— Что значит новомодный? Ввели новую форму? — хотя, ни на ком же не видел. А, точно, Александр был на коронации в мундире английского покроя.

— С лета уже господа офицеры заказывают виц-мундир с аксельбантами. И фалды на гвардейский мундир по английской моде, да с открытым лацканом. Но ниже пояса как обычно — белые короткие до колена суконные панталоны, затем шёлковые чулки и башмаки с серебряными пряжками и треугольная шляпа в руках.

— Чёрт бы побрал этих лимонников! — под одобрительные кивки выругался Пётр Христианович.

— Так какой виц-мундир будем шить? — спросил его месье Оборванец.

— Оба два. Да, и чёрт с ним, ещё и гражданский фрак по английской моде с фалдами этими.

— Ого, правильный подход, Ваша Светлость. — Мысленно, наверное, потирал руки француз. Жирный заказ.

— Стой, не всё ещё. Вот, держи листок. Там я нарисовал, ну, как мог, мундир новый. Мне нужно два таких. Один из хорошего зелёного сукна. Желательно, цвета сосновой хвои. Второй тоже зелёный, но цвета жухлой жёлто-зелёной травы. Найдутся такие материи? В глаза смотри! — Пётр Христианович отдал портному рисунок с формой типа «афганки».

— Я постараюсь, Ваша Светлость. — Хотел опять Брехт про старание на горшке ввернуть, но передумал. Не поймёт француз и обидится, сошьёт плохо.

— Не всё ещё. То же самое, ну, насколько это возможно, из плотной хлопковой ткани. Тоже двух цветов. В сукне летом на Кавказе жарко. Да, и вот такие рубашки тоже обоих цветов по дюжине. — Брехт выдал ещё один рисунок с гимнастёрками, к которым привык в тридцатых годах.

— Ого, мне нужно будет помощников нанимать. — Обрадовался Оборванец.

— Нанимай. Скоро приедут мои … друзья с Кавказа, а их чуть не два десятка человек и всех нужно будет обшить. Пока больше ни у кого заказы не принимай, я тебя работой на всю жизнь обеспечу. Только, Жером, смотри гнилую материю не подсунь. Я только с виду большой и злой, а так я на самом деле, очень злой. Чуть что — сразу из петушков каплунов делаю.

— Я не Жером, Ваша Светлость, — отступил на шаг портной, хозяйство прикрывая.

— Напрасно. Будешь Жеромом. Жером Лагуэкс! Звучит?!

— Звучит, — кивнул, отступив ещё на шаг, Оборванец.

Событие пятьдесят четвёртое

Что бы не делал альтруист и что бы у него не находилось на подсознании, в итоге, он получит свою «награду».

Ирэн Огински

Делать в Петербурге было нечего. Идти снова к больному и распространяющему палочки Коха младшему Барбе не хотелось. В голове-то осознание было, что столько этих палочек уже вглотнул и вдохнул, что ещё несколько миллиардов уже не так важны, но всё одно — сыкотно. К тому же хоть и не микробиолог, а физик, знал, что все эти вирусы и бактерии мутируют постоянно, а ну как у Морана самая заразная мутация. Рано умирать, столько дел недоделанных. Отправил к нему доктора из газет выуженного, но сказал перед этим, чтобы не умничал, а приготовил отвары из тех трав, что ему с собой Матрёна дала. И порошок медведковый с мёдом ещё выдал.

Решил Пётр Христианович, что раз уж в Питере, то наведаться к старшему Чичагову и поузнавать, как два Чичаговских училища в Петербурге и Выборге поживают. Василий Яковлевич постарел, совсем седой стал, но бодро ходил по небольшой комнатке, в которой Брехта принимал, и рассказывал, как с пацанами на шлюпке чуть не утонул. Соревнования устроил между выборгскими курсантами и петербургскими, а сам на одной из шлюпок рулевым решил быть. Ветер не учли, и при повороте волна стала захлёстывать шлюпку, пацаны перепугались и к одному борту все бросились.

— Это хорошо, что весу в них чуть. Утопили бы и меня и себя. Кхе. Кхе. — Нет, это не чахотка. Это смех такой.

— Василий Яковлевич, а вы что плавать не умеете? — опешил Брехт.

— Моряки ходят.

— Под себя ходят! — не сказал, конечно. — Я про плавание в воде, без всяких кораблей и лодок, как дельфины.

— А это. Нет. Не обучен-с. — Обиделся.

— А я вот умею. Нужно будет вам найти в Петербурге или Выборге людей, что умеют плавать и обучить пацанов, курсантов, то есть.

— Ох, дожить до лета надо. Семьдесят шестой годик пошёл. — Но тут же вскочил адмирал и опять по комнате круги стал нарезать, на этот раз рассказывая про свои две попытки пройти из порта Кола на Камчатку. Было желание у наших освоить Северный Морской путь на Дальний Восток. Даже планы стал строить Чичагов, что нашёлся бы опытный моряк, да заинтересовал бы Александра, так он ему все записи свои передаст.

— И что нет таких? — Брехт, отлично знавший судьбу всех прочих экспедиций считая даже пароход Челюскин, не стал расстраивать заслуженного адмирала неутешительными предсказаниями. Помнил из прошлого попаданства, что впервые за одну навигацию Северный морской путь будет пройден экспедицией Отто Шмидта в 1932 году на ледокольном пароходе «Александр Сибиряков». Далеко ещё.

— Правильно вы вопрос задали, Ваша Светлось …

— Да, называйте просто Петром Христиановичем, сто раз же просил, — напомнил адмиралу Брехт.

— Христианович, так Христианович. Вопрос говорю, правильный вы Ваша Светлость задали. Завтра поутру подходите снова, будет у меня в гостях немец один презанятный. Крузерштерн фамилия. Опять приехал к Государю с прожектом своим о кругосветном плавание. Пообщаетесь. Может, помочь ему сможете?

— А сын ваш, Василий Яковлевич?

— Он в свите сейчас у Александра Павловича, император ему недавно совсем звание генерал-адъютанта присвоил, но на коронацию не поехал, приболел. Простыл сильно. Государь собирается создавать Комитет по образованию флота. Сейчас прожект сей Павел составляет. А что вдвоём-то сподручнее будет Александра Павловича уговаривать.

— Обязательно подойду.

Иван Фёдорович Крузенштерн — человек и пароход, конечно, же никаким Иваном Фёдоровичем не был. Если уж на русский манер переводить, то был он Иоганном Фридриховичем, а если по чесноку, то Адамом Иоганном фон Крузенштерном. Но это опять с русским искажением фамилии. А так, фамилия читалась скорее, как Крусеншерн.

Ровесник Витгенштейна и такой же нищий. Жил на скудное жалование капитан-лейтенанта и подумывал уволиться со службы, женившись на более-менее состоятельной немке и осесть в окрестностях Ревеля купив там мызу. Был он пятым ребёнком в семье и никакого наследства ему не светило.

Как всегда Павел в карьере человека и парохода свою кляксу оставил. Крузенштерн проходил в Англии стажировку, а тут Павел с наглами поругался, и военным морякам, проходящим обучение в Англии, поступила команда вернуться на родину. Вернулся. И начал забрасывать все военно-морские ведомства и самого императора прожектом кругосветного путешествия и налаживанием торговли на Дальнем Востоке. Разузнал, что Российско-американская компания (РАК) может гораздо дороже сбывать добываемые меха в Китае. Очень они там нравились знати. И это несмотря на жару. Нравились и всё. Только ни вице-президенту Адмиралтейств-коллегии Кулешову, ни президенту Коммерц-коллегии Соймонову прожект не понравился, а последний вообще воспретил капитан-лейтенанту лично хлопотать в Петербурге. Сиди, мол, в своём Ревеле и не бухти.

— А есть ли люди здесь в Петербурге, которые готовы вас поддержать при разговоре с Государем? — Брехт, наверное, мог бы и один потянуть это плавание двух шлюпов, но, честно говоря, денег было жаль. Деньги надо в рост пускать, а не в прожекты вкладывать, которые кроме проблем России ничего не принесут. Нужно найти ещё дураков, которые вместе с ним впрягутся. Ну, графа Шереметева можно раскрутить. Должен за Жемчугова в качестве благодарности пойти навстречу Витгенштейну и вложить денег малую толику. А если вложит столько, сколько на бал потратил, то это почти все затраты и покроет.