Соблазнительное пари - Джонсон Сьюзен - Страница 11

— Ты не ладишь с…

— Это они не ладят со мной, — резко возразил он. — Но я не хочу сейчас говорить об этом. Предпочитаю более приятные темы — например, о дате твоего приезда в Брюссель!

— Это будет уже скоро, — пробормотала она и потянулась, чтобы поцеловать его и забыть обо всем. — И когда я снова тебя увижу, мы решим, какие имена будут у наших детей.

— В таком случае я должен приступить к делу, — с озорным видом сказал он.

— Начинай, — вполголоса дала согласие Жоржи, разводя ноги.

— Я не мог бы придумать более приятного подарка для себя по случаю моего отъезда.

— Я тоже.

— По случаю столь важного события я буду предельно осторожным.

— Только посмей!

Он засмеялся:

— Ты так восхитительно бесстыдна!

— Я научилась этому у тебя.

Симон улыбнулся ослепительной улыбкой.

— Я хотел бы поставить это в заслугу себе, но мне кажется, что твоя очаровательная пушистая киска и сама по себе весьма горяча, — сказал он, погладив волосы на лобке.

— Например, сейчас, когда она хочет ощутить его в себе. — Жоржи сжала ладонью восставший ствол.

— Повинуюсь, — пробормотал Симон с улыбкой, пошире раздвинул ей ноги и расположился между бедер таким образом, что тугой ствол соприкоснулся с пульсирующими губами. — Чтобы мы ощущали это целый месяц, — хриплым голосом проговорил он, входя в ее лоно. Он стал целовать ей ямку под шеей, а в этот момент головка его напряженного ствола коснулась устья матки, и они оба ощутили неукротимое пламя, разлившееся по всему телу и пронизавшее даже кости. Они занимались любовью с таким самозабвением и яростью, словно были последними людьми на грешной земле, словно после этого наступит конец света.

Она трепетала и вскрикивала, прижимаясь к нему, а он шептал ей в волосы:

— Не плачь, не плачь, я люблю тебя…

Их тела при каждом толчке все более и более распрямлялись и сплавлялись одно с другим, и это порождало ощущения гораздо более сильные, чем при обычном соитии.

И когда оргазмы сотрясли их тела, когда он щедро излил себя в ее лоно и они на какое-то время словно впали в забытье, грядущая война была забыта, исчезли страхи и опасения. Они были просто мужчиной и женщиной, которые горячо любили друг друга.

— Ты моя, — выдохнул он, едва к нему вернулась способность говорить, и почувствовал себя так, словно они были Адамом и Евой и его задачей было населить мир людьми.

Все еще не имея сил произнести хоть слово, Жоржи смотрела из-под томно полуопущенных ресниц на отца своего ребенка, чувствуя удивительную уверенность в том, что так оно и будет, и наслаждаясь внезапно обретенной радостью материнства.

— У него будут черные волосы, как твои, — пробормотала Жоржи еле слышно.

— Или у нее, — с улыбкой отозвался Симон.

— Почему я так сильно тебя люблю?

— Потому что ты моя жизнь, потому что мы нашли друг друга в этом грешном, несовершенном мире, и я всегда буду с тобой.

— Спасибо тебе, — просто сказала Жоржи, понимая, что она теперь навсегда избавилась от опустошенности.

— Спасибо тебе, что ты вытащила самый большой номер, — прошептал Симон. Будучи по натуре реалистом, он тем не менее считал, что их встреча была обусловлена действием каких-то мистических сил.

— Я покорила тебя? — с улыбкой спросила она.

— Ты покорила мое сердце и душу.

— И ты снова вернешься ко мне?

— Я тебя никогда не покину, — шепотом сказал он, — но я снова увижу тебя в Брюсселе.

На какое-то время Симон заставил ее забыть, что они расстаются. Он поддразнивал, ласкал и целовал ее, самозабвенно занимался с ней любовью, и, когда в пять утра раздался стук в дверь, Жоржи смогла проститься с ним с улыбкой.

Это было именно то, чего Симон хотел.

Он хотел запомнить ее улыбающейся на тот случай, если ему не суждено вернуться с войны. И уж никак не хотел, чтобы она запомнилась ему в слезах.

Когда Жоржи появилась в своем имении, она узнала, что Наполеон совсем недавно покинул Лион. За время своего пребывания в городе он успел выпустить декларацию о роспуске двух палат парламента Людовика XVIII с обещанием созвать конституционную ассамблею. Однако он вынужден был поспешить в Париж, где мог опереться на армию, поскольку его высадка в Антибе вызвала в стране смуту. Наполеону пришлось переодеться, чтобы пробраться через Прованс, ибо при вести о его возвращении в провинции возникла опасность бунта. Против его возвращения выступили роялисты в Вандее. Он ни на кого не мог положиться.

После того как Наполеон покинул Лион, среди населения города царили разброд и неопределенность. Конфликтующие группировки пытались предвосхитить окончательный исход опасной политической игры Наполеона. Благодаря настояниям Симона Жоржи прибыла в Лион в сопровождении охраны, и это помогло ей обезопасить свои владения, в то время как отовсюду доходили слухи о бунтах и проявлениях недовольства в округе. В этой тревожной обстановке имение стало для нее надежным убежищем. В стенах своего замка и в его садах Жоржи имела возможность на какое-то время забыть о войне.

Сразу по прибытии в Брюссель Симон занялся организацией высадки английских, голландских и германских войск. Первоначально английские войска насчитывали там всего лишь около 10 тысяч человек. Через десять недель их количество увеличилось до 35 тысяч — вместе с дополнительными ганноверскими и голландско-бельгийскими рекрутами. Большую часть неанглийских войск составляли необученные рекруты; всего под началом Веллингтона числилось 107 тысяч человек. Эта армия занимала фронт от Рента до Монса. Их прусские союзники под командованием Блюхера численностью в 116 тысяч солдат держали оборону от Шарлеруа до Льежа. Возлагать большие надежды на необученные войска из разных стран под командованием разных военачальников не приходилось, и Веллингтон мог полагаться только на английских солдат. Что касается Наполеона, то он возглавлял армию из хорошо обученных, закаленных войнами солдат, беззаветно ему преданных, и она не была разбавлена иностранцами.

К тому же он отчаянно нуждался в победе, чтобы вновь взойти на трон.

После возвращения Жоржи в Лион разговоры шли не только о войне. Ходили слухи также и о том, что снова установится мир. Некоторое время Наполеон надеялся, что союзники позволят ему вернуться на трон. Когда эта надежда умерла, была призвана французская национальная гвардия. На службу в армию были также призваны моряки, часть полиции, были поставлены под ружье несколько тысяч лионских и парижских рабочих. Когда на призыв откликнулась лишь половина национальной гвардии — некоторые провинции вообще его проигнорировали, — встала неотложная задача сделать французскую армию боеспособной.

По всей Франции были разосланы предписания о призыве, и охрана Жоржи вынуждена была покинуть ее. После этого у Жоржи умерла всякая надежда на мирное разрешение конфликта. До этого она оставалась в Лионе, надеясь на защиту своей собственности путем дипломатических переговоров. Теперь это теряло всякий смысл. Если в скором времени она не присоединится к Симону в Брюсселе, то может вообще никогда больше его не увидеть.

Жоржи велела приготовить карету.

14 июня, когда французы пересекли бельгийскую границу и заняли Шарлеруа, почтовым каретам было запрещено выезжать за пограничные столбы. Не имея другой возможности попасть в Бельгию, Жоржи наняла местного проводника и лошадей, чтобы ее тайком довезли до Брюсселя. Ехать пришлось по заброшенным дорогам. Наконец после долгого путешествия в течение ночи и большей части дня она добралась до Брюсселя — это случилось во второй половине дня 15 июня. Город был забит войсками, вспомогательными военными службами и тысячами английских зевак, которые приехали поглядеть на кампанию, словно это была не война, а карнавал.

В гостинице «Англетер» Жоржи стала наводить справки относительно местоположения штаба Веллингтона. Ей сказали, что многие английские офицеры расквартированы в гостинице «Д'Аремберг». Взяв с собой небольшой саквояж, она по запруженным людьми и повозками улицам с огромным трудом добралась до гостиницы. И здесь, усталая, измученная до предела долгим путешествием, покрытая слоем дорожной пыли, узнала, что Симон уехал.