Престидижитатор Сталина (СИ) - Номен Квинтус - Страница 49

Британский «Грейт Вестерн» был гигантом на две с половиной тысячи тонн водоизмещения и мог перевезти через океан до полутора сотен пассажиров! А с паровой машиной в восемьсот сил он мчался со скоростью даже свыше восьми узлов! Единственное, чего я ну никак понять не мог — так это то, как совершенно дубовый корабль длиной за семьдесят метров не переламывался при сильном волнении…

А неизвестной принадлежности «Санта Мария» была скромным корабликом длиной всего в шестьдесят пять метров, водоизмещением даже меньше полутора тысяч тонн (потому что в ширину он был всего десять метров, а не восемнадцать, как «конкурент»), и две машины (каждая по двести сорок сил) разгоняли его до жалких десяти узлов. А с парусами — и свыше двенадцати, хотя парусное вооружение у него было как у бригантины. Да и пассажиров в него влезало меньше тысячи человек…

Один рейс кораблик проходил примерно за два месяца (в оба конца, конечно), так что до конца года на гостеприимный берег Техаса высадилось чуть меньше трех тысяч хорошо мотивированных поселенцев. А в следующем году, когда к «атлантическому флоту» присоединились «Санта Люсия», «Санта Барбара» и «Санта Анна», туда переехало еще почти двадцать пять тысяч человек. Причем о прибытии этих поселенцев вообще мало кто знал: все же высадка их проводилась не в Галвестоне, а в большой лагуне приметно в тридцати милях западнее, сам же Галвестон пароходики обходили далеко, к тому же на мазутных (практически «бездымных» по сравнению с прочими пароходами) котлах, а когда кто-то сообразил, что половина населения республики английского вообще не знают, стало уже поздно дергаться.

К концу тридцать восьмого (когда флот пополнился еще и «Санта Паулой», «Санта Викторией» и «Санта Паломой») года число переселенцев из Усть-Луги в Техасе слегка превысило семьдесят тысяч человек, так что на очередных выборах ихнего президентас огромным перевесом победил капитан Иван Жихарев. Правда два других претендента — Сэм Хьюстон и Мирабо Бонапарт Ламар — решили было не признавать победу Жихарева, но восемь тысяч мужичков с винтовками быстро объяснили им, в чем они не правы. В процессе обсуждения население Техаса сократилось примерно на тысячу человек, а к сороковому году почти двадцать тысяч американских поселенцев вернулись на родину — так как Жихарев запретил рабство в республике. Может, сам запрет рабства и не встретил бы всеобщего неодобрения, но когда Ваня Жихарев объявил, что отныне чероки и команчи являются полноценными гражданами республики и отныне их просто так грабить запрещено — американские поселенцы толпами повалили в США.

Что, впрочем, мало повлияло на демографию: к конце сорокового года там жило уже больше ста тысяч белых людей, из которых меньше десяти тысяч родным языком считали английский (и это не считая примерно такого же числа индейцев). Ну а я ни Николаю, ни Егору Францевичу об «исчезновении» столь большого числа «государственных крестьян» говорить не стал. Да и говорить-то было не о чем: убыло около пятидесяти тысяч, а прибыло (и не померло при родах) чуть меньше миллиона.

Тут было мексиканцы решили, что уж теперь-то можно будет и вернуть утраченные территории — но «умерла — так умерла». Бюджет Техаса, конечно, похудел аж на двадцать миллионов полновесных долларов, зато территория приросла бывшим мексиканским штатом Нуэво Мексико. Двадцать миллионов — это, вообще-то, овердофига: все население США на эти деньги почти месяц кормить можно. А всех русских «государственных крестьян» — вообще месяца три, если не полгода. Однако деньги-то есть нельзя, так что кровью и потом заработанное на постройке железных дорог в Европе я отдал мексиканцам со спокойной совестью. А мужики — они сами себя прокормят. Если я научу их, как это сделать…

Подозреваю, что у кого-то (не будем показывать пальцем, но фамилия этого кого-то была Канкрин) родилась идея передать мне в управление казенных крестьян в значительной степени от того, что я сам казенных денег не воровал и другим не давал. Да и Александр Христофорович помощь в покупке крестьян решил оказать потому что твердо знал: я с подрядчиками не работаю потому как все они воруют. Я даже слышал (в далеком прошлом будущем), что Николай говорил сыну, что в России не воруют только двое — сам император и его сын. Но если он это и говорил, то все же ошибался.

Ещё у меня в деревнях не воровали, и даже в деревенских магазинах у меня не воровали. Вообще не воровали. Потому что Игнатьев, отправляя очередную группу продавцов по рабочим местам, их выстраивал и популярно объяснял:

— Читать, писать и считать вас научили, и работе обучили не очень тяжелой. Но работа хоть и не тяжелая, однако весьма для Державы нашей важная. И для Никиты Алексеевича тоже важная, а потому ежели кто решит, что ему платы за эту работу не хватает и возжелает нечестным путем свой карман пополнить, то тех будут наказывать. Строго наказывать. Сначала плетьми на площади выпорют так, что кожа с жопы слезет, а потом, как Никита Алексеевич велел, и его, и семью, ежели такая у вора образуется, мы голыми в Африку пустим. Африка, я читал, далеко, там один песок и черные люди-арапы и нехристи, так что ворам туда и дорога, поскольку вор — он уже сам нехристь, честных христиан обворовывает, и не место ему и семье его в христианской державе. Все поняли? Вопросы есть?

Самое смешное заключалось в том, что формально пороть своих крестьян я право имел. То есть смешно не это было, а то, что после этих слов Петра Петровича обязательно кто-нибудь, да спрашивал:

— А если вольный кто воровать будет?

И Петр Петрович всегда, усмехнувшись, отвечал:

— А тогда с вором поступят по закону. Никита Алексеевич, или любой, им назначенный на сбережение имущества, имеет возможность и даже обязанность имущество сие охранять, а при защите имущества, ежели злоумышленник помрет от полученных во время защиты этого имущества ран, то таковая защита признается полностью законной. То есть вольного вора просто пристрелят, и всех делов. А из его уже собственности возместят нанесенные убытки — то есть все, что вор ранее нажил, заберут и семью его по миру пустят. Еще вопросы есть?

Обычно на этом инструктаж и заканчивался… То есть всегда заканчивался, но инструктируемые полученной информацией с окружающими, в смысле с родней и приятелями, бурно делились — и на территории всех моих поместий воровство вообще прекратилось. Любое воровство. В России, допустим, конокрадов никогда особо не любили, но если раньше конокрад в случае поимки имел серьезные шансы отделаться переломанными ребрами, то после «инструктажа» Игнатьева их просто убивали. Потому что почти в каждой деревне появилась «внутренняя охрана». С «пищалями» — так мужики прозвали выданные им капсюльные дробовики-двустволки. Очень полезные в деле охраны насаждаемых лесов от незаконных порубок — если из них солью крупной стрелять. Но ведь пищаль можно было и картечью зарядить — ну не будут же каждую пищаль проверять…

В общем, воровать в моих поместьях перестали, а потенциальные конокрады целыми таборами очень быстро перемещались поближе к просвещенной Европе. Что, между прочим, очень способствовало развитию многочисленных конных заводов, многие их которых несли серьезные убытки из-за краж скотины, и которым стало теперь выгодно разводить действительно племенных лошадей. Странное «наследие» наполеоновского нашествия (то есть многочисленные тяжеловозы, привезенные уходящими из той же Франции русскими офицерами) быстро концентрировалось на таких заводах и перестало усиленно разбавляться слабосильными крестьянскими саврасками. Была в этом и определенная отрицательная сторона, ведь корма такой скотине требовалось все же в разы больше, чем савраскам — но тут уже вступала в работу «передовая техника». В виде плугов, сеялок, жаток (все же трактора — это были штучные изделия, выпускаемые больше для морального удовольствия). А передовой технике помогала и «большая химия».

Правда она была скорее все же «среднетоннажной»: перемолотый шлак из конвертеров — это, конечно же, фосфорное удобрение, но фосфора в нем все же мало — да и шлака не мегатонны у меня были. Калийных удобрений тоже больше трехсот тысяч тонн в год у меня сделать не получалось, да и в казну приходилось обещанные семьдесят тысяч пудов отдавать калийной селитры. С «химическим» азотом у меня вообще «никак» было, в полях все держалось лишь на семипольной системе с посевами клевера и гороха, а весь аммиак из коксовых печей как раз на выделку калийной селитры и уходил — но тем не менее всё вместе — то есть могучие лошади, передовая техника и … ладно, средняя химия обеспечивали и кормов в достатке, и продуктов определенное изобилие. Причем здесь слово «определенное» означало, что все всегда были сыты (в моих и подведомственных деревнях, конечно), но стол все же был довольно однообразным, разносолами не богатый.