Престидижитатор Сталина (СИ) - Номен Квинтус - Страница 31

Придумать — придумал, но воплотить его не смог, поэтому и хобби забросил. А тут, заехав в гости к дяде, Андрею Ивановичу Гераскину, узнал, что рядом прекрасная мастерская есть, где любой что хочет делать может. Вот и зашел, ознакомиться с обстановкой.

Сразу видно, что человек своими приборами всерьез занимался: выяснив, чем я занимаюсь и почему у меня лицо потенциального убийцы, он на мой механизм посмотрел внимательно и выдал заключение:

— Вам, как я гляжу, нужно вот эту зубчатку двигать вверх и вперед, а прежде чем назад двигать, ее опустить нужно. Мне кажется, что если тут вот такую кулису приспособить, то выйдет и проще, и надежнее. Я, конечно, не настаиваю, просто с подобным сталкивался и мне как раз такое решение подсказали.

— Спасибо, выглядит интересно. Обязательно попробую… но не сейчас. Просто сегодня у меня времени уже нет.

— А вы вообще что изобретаете?

Я Зиновию Васильевичу идею свою вкратце изложил, показал как работает ручная машинка, пояснил что в ней хорошо и что плохо…

— А вы не будете против, если я к вашей работе присоединюсь? Ведь если механизм сей хотя бы для пошива формы приспособить… Знаете, матросу одну робу на три года выдают, поскольку их просто шить не успевают…

— Да знаю я, просто руки до всего не доходят. Машинку швейную можно за пару недель придумать и сделать, а я уже с ней четвертый месяц корячусь поскольку других дел полно!

— А вы знаете, у меня как раз дел никаких сейчас и нет, и помочь я вам без какого-либо ущерба для себя смогу. А дело, вижу, и важное, и интересное… вы не думайте, я в товарищи вам не напрашиваюсь, и привилегий каких требовать не стану, я ведь из интереса одного!

— Зиновий Васильевич, вы, я гляжу, человек неглупый и в механике разбираетесь. Если сможете машинку до ума довести — в ножки поклонюсь. А то жена уже надо мной смеется: обещал, мол, машину сделать, а до сих пор не сделал.

— Я у вас в Одоеве на месяц думал задержаться, если со скуки не помру. А сейчас, вижу, смерть от скуки мне уже не грозит. Договорились, постараюсь машинку вашу, как вы сказали, довести? Но опять скажу, мне и одну выделать интересно будет, но не будет ли больше смысла их в количествах немалых выделку наладить? Я, думаю, смогу и товарищей, капиталом располагающих, подыскать…

— Мысль интересная. Давайте так: как вы машинку доведете, поговорим об этом более обстоятельно.

Головастым товарищем оказался Зиновий Васильевич Гераскин, машинку он — в уже работоспособном состоянии — мне дней через десять принес. При «обстоятельном разговоре» и Алёна поприсутствовала, так что закончился он тем, что Гераскин согласился завод по производству машинок и выстроить, и возглавить. Ну, в принципе согласился, а чтобы все наши разговоры воплотились в суровую реальность, я закончил разговор, выдвинув, вероятно, уже «стандартное» предложение:

— Одоев, сами видите, городок небольшой, здесь люди больше учебой да культурой занимаются. Поэтому завод предлагаю выстроить в Туле. Вам там дом поставим, примерно такой же, как всем прочим дворянам здесь выстроили, для рабочих тоже жильё постоим и всю необходимую социалку тоже.

— Я бы согласился, но найдутся ли те, кто во всё это капитал захочет вложить? Завод — это понятно, а вот дома… социалка эта ваша — кстати, а что это такое?

— Сами увидите. А капитал… пусть Алёна Александровна финансами по проекту этому занимается.

— А у вас, Алёна Александровна, денег хватит ли?

— Конечно хватит, — Алёна рассмеялась. — Мне муж дает столько, сколько потребуется. Никита, завод строить мне Нежданова звать или ты Андреева из Петербурга приглашать будешь?

— Обойдемся местными кадрами, Андреев только дворцы строить горазд. А пока Нежданов всё это строит, ты подумай что-то вроде швейной фабрики организовать: Зиновий Васильевич прав в том, что дешевой одежды лишку не бывает. И школьников приоденем, а заодно уж и форму железнодорожникам сошьем…

Выяснив, что в поместье из конца в конец можно доехать примерно за сутки — и это если не считать «удаленных анклавов» в районе Липецка — я приступил к постройке транспортной сети. Железнодорожной, понятное дело, ведь я по образованию почти готовый железнодорожник, а уж по знаниям и опыту — вообще лучший на планете. По недолгим размышлениям дорогу я решил строить узкоколейную, в семьсот пятьдесят миллиметров — просто потому, что такая дорога обойдется мне много дешевле, а грузооборота, способного окупить широкую колею, у меня пока не просматривалось. Что же до дешевизны, то я решил рельсы класть легкие, типоразмера Р-33. Исходил я из того, что стали у меня много, а такие рельсы, хотя на узкоколейках применялись не часто, массово использовались на рудниках и в шахтах — а у меня изготовление оснастки для прокатного стана (то есть тех же валков прокатных) обходилось очень дорого и, что было даже важнее, требовало ужасно много времени. А качество этой оснастки все равно было весьма хреновым, так что вместо задуманного мною типа в результате получился рельс весом в тридцать пять почти килограмм на метр. Решив, что марка «Р-35» тоже выглядит гармонично, «доводить» валки я не стал и дорогу начал класть тем, что получилось.

Не сразу стал, потому что сначала нужно было и сами рельсы запасти, и подкладки под них наделать (точнее, наладить отливку стальных подкладок), и со шпалами разобраться. Последнее меня больше всего волновало, ведь как делать бетонные шпалы, я в общем-то знал, но избытком цемента меня мужики не баловали. Но уже в начале осени проблему получилось решить, причем довольно странным способом: специально посланные люди прочесали дровяные рынки Подмосковья, где нашли просто невероятное количество очень подходящей для изготовления шпал древесины. В смысле, лиственницы, причем дрова эти (в качестве дров) стоили чуть ли не втрое дешевле березы. Что было понятно: наколоть из лиственничного бревна годные для употребления в печке поленья было задачей далеко не тривиальной, а рубилось этих деревьев много. Потому что росло их много в лесах. И не только в лесах, в Царском Селе лиственничные аллеи были оборудованы, и многие помещики с удовольствием такие же насадили, да и в лесах лиственничные плантации закладывали. Потому что, скажем, стропила из нее получаются даже лучше дубовых — ну а то, что мужики замучаются из бревен эти стропила вытесывать, никого не волновало: мужики на то и существуют, чтобы трудиться на благо помещиков. Вот только длинные (и тяжеленные) бревна возить было сложно, а короткие…

Был у лиственницы один недостаток, из-за которого в царской России ее для шпал не использовали: забитый в нее костыль выдернуть было уже невозможно. То есть если пару месяцев подождать, то невозможно — а потому ни рельс износившийся не заменить, ни шпалу треснувшую. Но я знал, как эту напасть побороть. В смысле, как ее побороть, когда труд мужиков бесплатен — и поэтому и поместье потянулись из Москвы подводы с двухаршинными лиственничными бревнами. Точнее, длиной в одну прямую сажень, около полутора метров…

Авдей, когда я предложил ему заняться изготовлением из этих бревнышек шпал, реально посмотрел на меня матом. Но мы же уже второй десяток лет вместе трудились, так что в вербальную форму он свое мнение переводить не поспешил, а, уточнив техзадание, вообще успокоился. Бревна обрезались на новенькой, только что изготовленной, паровой лесопилке, затем в каждой заготовке шпалы по шаблону сверлилось по шесть отверстий, в которую специально обученные люди забивали четырехвершковые отрезки дюймовых труб. Другие люди где-то через месяц в этих трубах изнутри нарезали резьбу — и на этом изготовление шпалы заканчивалось.

А подготовка к постройке рельсовой дороги только начиналась: совсем уже другие мастеровые точили специальные шурупы-костыли, которыми привинчивались к шпале стальные подкладки и сами рельсы — и в результате получалось рельсовое звено длиной в десять метров и весом почти в полторы тонны. Просто рельсы у меня со стана выходили пока лишь десятиметровые, но для первой в стране железной дороги и такие сойдут.