Серебряное пламя - Джонсон Сьюзен - Страница 43

— Я люблю тебя, — сказала она ласково, с обреченным видом, — намного больше, чем люблю Кловер.

— Чего еще, — ответил он, непринужденно наклонив черноволосую голову, — может хотеть мужчина? — И он отпустил ее руку, словно в подтверждение того, что сделка состоялась и угроза принуждения миновала. — Если мы поженимся завтра, это не будет слишком быстро? Или тебе хотелось бы большую настоящую свадьбу? — В тоне отчетливо послышалось знакомое поддразнивание.

— А мы должны торопиться?

Сердце у нее забилось в ожидании ответа. Да, женись на мне прежде, чем мне станет страшно, и я передумаю. У меня никогда не было ничего такого, клянусь, и не будет по крайней мере десяток лет. Женись на мне завтра, прежде чем рассудок заставит меня отказаться от твоего предложения! Чувства Трея были также в диковинку для него, привычка избегать женитьбы и не связывать себя обязательствами была еще очень сильна. Словно он должен преодолеть врожденный предрассудок.

— Нет, конечно, нет, — ответил он.

— Я бы хотела подождать, пока окрепну. Потому что на собственной свадьбе надо все-таки стоять.

— А я не хочу ждать, — сказал Трей чуть хриплым голосом, трудно сказать от чего, от опасения или больше от облегчения, потому что она могла бы не отвечать вообще… Но его светлые глаза горели страстью — Самое позднее, на следующей неделе, ладно?

— Согласна.

— Мне самому сказать детям или ты сделаешь это?

— Вместе скажем. Они будут вне себя от радости.

— Значит, наши чувства взаимны, — ответил Трей с чарующей любезностью, думая, как удачлив он, что нашел в жизни Импрес, а с ней и счастливое будущее.

Яркий утренний свет подчеркивал бледность Импрес, глаза у нее были темными, как сосновая хвоя, и казались очень большими на осунувшемся лице. Бледность подчеркивалась белым цветом батистовой ночной рубашки, подушки и наволочки. Только волосы цвета дубленой кожи, в беспорядке разбросанные по подушке, выделялись ярким цветным пятном. Тонкие пряди закрывали лоб, виски и спускались до ирландского кружева на ночной рубашке.

Он не может потерять ее, внезапно подумал он с колющим страхом, и во рту сразу же стало сухо Чувство покровительства, совершенно новое для Грея, переполнило его. До Импрес ему не приходило в голову беспокоиться о ком-то еще в жизни, и в первый раз он понял, почему отец так яростно охраняет мать.

Много раз он слышал, как отец говорил: «Я не могу допустить, чтобы твоя мать чувствовала себя несчастной», когда какая-нибудь очередная проделка Трея становилась известной.

— Значит, на следующей неделе мы поженимся. — В его голосе опять слышалась страсть. — Подходит? — добавил он, вспоминая о своих манерах.

Импрес улыбнулась.

— На следующей неделе будет в самый раз.

— Отлично, — сказал он в заключение и нежно поцеловал ее в лоб. — Я скажу Мэйбел, чтобы она подобрала ткань для свадебного платья. Она должна начать шить его немедленно.

— Трей, — прервала его Импрес, — я не хочу большой свадьбы, мне не нужно особое платье. Мне хотелось бы чего-то простого, интимного, а не грандиозно многоактного спектакля.

— Чепуха. — Это был тон мужчины, уверенного, что его приказы будут выполнены наилучшим образом. — Ты — моя Импрес и должна быть одета соответствующим образом. У платья должен быть шлейф, на тебе надеты бриллианты — или ты предпочитаешь сапфиры? В наших копях добывают прекрасные образцы, они бледно-лилового цвета.

Освободив руку, Импрес подняла голову и посмотрела с мягким вызовом в глаза Трея.

— Трей, мне ничего такого не нужно. Мне нужен только ты.

Его руки мгновенно обняли ее за плечи, а голова склонилась так, что их глаза оказались на одном уровне.

— Ты… ты… — прошептал он. — Извини, в самом деле. Все, что ты пожелаешь. Я буду твоим. — Его серебристые мерцающие глаза не отрывались от нее, она увидела в них признательность, заботу и неукротимое желание. — Навсегда.

Чтобы узнать истинное счастье, подумала Импрес, было бы достаточно, чтобы он был ее только в этот момент… а он говорит, что будет принадлежать ей всегда.

— Я люблю тебя, — прошептала она. Слезы блеснули в ее глазах, и мир внезапно стал очень мал, чтобы вместить ее счастье.

Руки Трея гладили ее плечи, скользили по шее, нежно касались лица.

— Не плачь. Я буду заботиться о тебе, — сказал он нежно, — и о детях. Ты — моя жизнь. — Он мягко поцеловал ее, держа свои чувства под контролем, потому что Импрес была слишком слаба после болезни. — Если ты захочешь остаться в горах, мы построим новый дом и замечательную конюшню, посадим деревья, завезем все необходимое для фермы. А если выберешь жизнь под пальмовым деревом на Гаити, так и будет Все, что захочешь, я дам тебе.

Слезы закапали у Импрес из глаз. Ошеломляющая ответственность за детей, которую принял на себя Трей, ощущение его защиты, наконец, просто возможность опереться в тяжелую минуту на человека, которого она любит больше всего в жизни, — чего могла она еще желать? Казалось, беседка, увитая орхидеями, и вечная весна стали реальностью.

— Тебе вовсе не следует давать мне все, — сказала она, и губы у нее затряслись от полноты чувств.

Легким-движением пальцев он вытер ее слезы.

— Я хочу все дать тебе. Я хочу, чтобы ты была счастлива каждый день. Но больше всего я хочу, чтобы ты была моей.

— И я хочу этого больше всего в жизни, — радостно ответила Импрес. — И еще одно, — заявила Импрес, ее оживленные глаза сияли от радости, — ты должен любить меня всю жизнь.

— Ваш покорный слуга, мадам, — ответил Трей шепотом и обнял Импрес.

В этот момент очаровательного колдовства в комнату вторгся стук. Трей только крепче обнял Импрес.

— Уходите, — рявкнул он.

— Ваш отец хочет поговорить с вами, сэр.

Брови Трея удивленно приподнялись. Тиммс? Необычно. Почему не был послан лакей, Чарли или Джордж… Тиммса не использовали на побегушках.

— Должно быть, королевское повеление, — с иронией пробормотал Трей, осторожно опустив плечи Импрес на подушку. — Вернусь через минуту.

— Не уходи… Я хочу сказать, как сильно тебя люблю, — попросила она, касаясь пальцем крыльев его прямого носа.

— Ты будешь делать это целую вечность, сразу же, как я вернусь, — с улыбкой сказал он. Наклонившись, Трей поцеловал ее в губы. — Не оставляй меня, — прошептал он.

Когда Трей открыл дверь, то увидел Тиммса, ожидавшего его с почтением в холле. Послав Импрес воздушный поцелуй, он плотно закрыл за собой дверь и удивленно поднял брови.

— Что еще стряслось, Тиммс? — спросил он.

— Ваш отец не сообщил мне об этом, сэр. — Но Тиммс понимал, что при обычных обстоятельствах его бы не послали за Треем. И он знал, что миссис Брэддок-Блэк плачет…

Глава 13

— Это выходит за всякие рамки, — ярость Трея была беспредельна. — Абсолютно за всякие рамки.

Сидя за столом, Хэзэрд посмотрел на Трея, который вскочил на ноги, вне себя от негодования, с набухшими на шее венами.

— Скажи этой твари, чтобы она поискала других козлов отпущения! — с негодованием закричал Трей. — Нет, лучше я сам скажу!

— Они угрожают Грею Иглу и Буффало Хантеру или любому другому из племени Абсароки. Дункан дал ясно понять, что им все равно, кого обвинять, — спокойно напомнил Хэзэрд, хотя сердце его сжималось от безысходности. Накануне он сделал еще одно предложение Дункану Стюарту, жесткое предложение, которое могло бы удовлетворить обычного шантажиста. Однако стало ясно, что тот рассчитывает на куда большую сумму денег, если в качестве жены Трея Валерия разделит его богатство.

— Нужно что-нибудь предпринять. Великий Боже, она же сама соблазнила их!

— Она белая женщина!

Трей стал расхаживать по комнате, понимая зловещий смысл последних слов отца.

— Даже суда не будет, не так ли?

— Индейцев, которых повесили в Масселынелле, не судили.

— Она не возьмет денег?

— Я уже пытался.

— Чертова баба! Интересно, от кого она ждет ребенка? Во всяком случае, не от меня.