Пламя страсти - Джонсон Сьюзен - Страница 34

— Кто это был? — спросила Венеция, когда Хэзард вернулся в хижину.

— Мой брат, — он произнес это слово сначала на своем наречии, потом по-английски.

— У вас большая семья?

— Нет. Я был единственным ребенком и всегда жалел об этом.

Венеция удивленно подняла брови.

— Но если он ваш брат…

— В нашем племени такая традиция. Мы называем родственников жены братьями и относимся к ним так же.

— Вы женаты? — Венеции не удалось скрыть своего замешательства.

— Сейчас нет, — Хэзард произнес эти два слова очень медленно, словно сам не был уверен в их реальности.

— Что это значит?! — Венеция была так поражена этим неожиданным и так неуверенно произнесенным заявлением, что вскочила с кровати и теперь стояла перед Хэзардом, завернувшись в одеяло, словно в королевскую мантию. — Сейчас нет? Как удобно! Может быть, это было вчера, может быть, будет завтра, но не сейчас? — Ее взгляд стал презрительным. — Мне следовало догадаться. Просто еще один неверный муж! Я полагаю, все эти кумушки, которые рассказывали мне в Виргиния-сити о ваших похождениях, просто забыли упомянуть о том, что вы еще к тому же и женаты. Что ж, удивляться нечему. Очевидно, на Диком Западе люди точно так же живут двойной жизнью, как и на Восточном побережье. А мне почему-то казалось, что здесь, среди такой великолепной, не испорченной человеком природы, все должно быть иначе… Я просто глупа, вот и все, — закончила она с коротким, неприятным смешком.

— Моя жена умерла, — спокойно сказал Хэзард.

Эти слова сорвались с языка буквально против его воли. Традиция племени абсароков запрещала даже упоминать об умерших: они отправлялись к своему Отцу и становились, как и он, священными. Но Хэзард знал, что Венеция не успокоится до тех пор, пока не получит ответа, и поэтому все-таки решился произнести эти слова.

И Венеция тут же почувствовала себя неловко. Ей стало стыдно за свои обвинения.

— Мне жаль, — пробормотала она, и в ее голубых глазах появилось сочувствие. — Как это произошло?

— Я предпочел бы не говорить об этом, — ответил Хэзард.

— Разумеется. Простите меня.

Повисла неловкая пауза. Воспоминания о смерти Черной Голубки даже теперь, спустя многие годы, наполняли душу Хэзарда угрызениями совести. Он попытался восстановить душевное равновесие, прибегнув к испытанному средству — светской болтовне.

— Неутомимый Волк уехал, и я зашел узнать, не захотите ли вы сегодня принять ванну. Я помню, что вы не в восторге от горных ручьев, но вода в пруду совсем не такая холодная. Солнце нагревает ее.

— Вы купаетесь каждый день? — недоверчиво спросила Венеция. В Бостоне было очень легко соблюдать правила гигиены, но она сомневалась, что дикие индейцы могут проявлять подобную чистоплотность.

— Это обычай моего народа.

— И даже зимой?

— Да, и зимой тоже.

— По-моему, это просто абсурдно, — Венеция даже вздрогнула. — Представить страшно — купаться в ледяной воде!

— Этот обычай ничуть не абсурднее многих ваших традиций. Возьмем, к примеру, кринолин. Весьма соблазнительная штука, я согласен, но только когда дует сильный ветер или если вы поднимаетесь вслед за леди по лестнице. Но едва ли кринолин можно назвать самым практичным изобретением.

— Очко в вашу пользу, — вынуждена была признать Венеция. — Но, по-моему, не стоит вести бессмысленные споры.

— Согласен. Вы предпочитаете искупаться первой? — любезно поинтересовался Хэзард.

— Я вообще не хочу купаться, — так же вежливо, но твердо ответила Венеция.

Губы Хэзарда сжались в одну прямую линию.

— Вам все-таки придется это сделать.

— Не вижу для этого повода.

— Красавица моя, вы меня удивляете. Я всегда был уверен, что светские леди чистоплотны.

Венеция вспыхнула от ярости.

— Вы еще и издеваетесь надо мной?! Я привыкла мыться в ванне и не собираюсь лезть в ваш грязный пруд!

— А я не собираюсь стоять здесь и спорить с избалованной девчонкой. Мой пруд чист, как слеза, а если вы не будете мыться, от вас, простите, скоро начнет дурно пахнуть.

Венеция сжала кулаки, глаза ее метали молнии. Она давно уже мечтала искупаться, но не в ее правилах было подчиняться чьим-то приказам. Высокомерно выпрямившись, она вызывающе уставилась на Хэзарда.

— Интересно, что вы сделаете, если я не стану мыться? Побьете меня?

— Очень соблазнительное предложение, — с ангельской улыбкой ответил Хэзард.

— Ну, еще бы! Можно узнать, сколько человек вы уже убили? Немало, я полагаю.

Хэзард стоял спокойно, гадая, что произойдет скорее: с нее сойдет дурь или у него лопнет терпение.

— Так сколько? — не отступала Венеция. — Скажите мне! Много?

— Достаточно, — лаконично ответил Хэзард.

— Назовите мне число! Я должна знать, насколько сильно мне следует вас бояться. Но даже если мне угрожает смерть, я не стану купаться, ублюдок!

Венеция покрепче вцепилась в свое одеяло и внезапно показалась Хэзарду испуганным котенком, который сражается с чем-то огромным и грозным.

— Ради этого не стоит умирать, моя радость, — он ласково улыбнулся и совершенно неожиданно подхватил Венецию на руки. Она стала падать навстречу ему с выражением глубокого изумления на лице, и тут же его сильные руки подхватили ее и прижали к груди.

— Отпустите меня! Поставьте меня на пол, — закричала она, отчаянно отбиваясь. — Немедленно поставьте меня на пол! Если вы сию же секунду меня не отпустите, я вас ударю, черт бы вас побрал!

Однако Хэзард уже вышел из хижины и широкими шагами шел по тропинке к пруду. Смеющиеся черные глаза лишь на мгновение встретились с испуганными голубыми.

— Учитывая мою отличную подготовку и то, что я совсем недавно вернулся с войны против южан, надеюсь, вы простите меня, если я не испугаюсь вашей угрозы. — Хэзард с трудом подавил улыбку. — И все-таки это очень смело с вашей стороны, — добавил он.

Это замечание лишь подогрело гнев Венеции. Хэзард Блэк был единственным мужчиной, который отказывался ей подчиняться. И не только отказывался — ее сопротивление явно его забавляло! Кошмарный человек! И как только она умудрилась попасть в такую невероятную ситуацию?!