Леди и лорд - Джонсон Сьюзен - Страница 25

— В течение нескольких дней мне будет совершенно нечем заняться, — сдержанно ответил Джонни, вытянув ноги и перекрестив носки черных туфель из козлиной кожи. — А в Хоувике в июле хорошо — нет такой вони, как в этом городе. Так что я еду с тобой.

— Не думаю, что ей хотелось бы видеть тебя.

Джонни даже не думал скрывать, что он понял, куда клонит двоюродный брат.

— Не волнуйся, — ответил он, — я не строю в отношении ее никаких коварных замыслов.

— Я думаю, она может с тобой не согласиться, — резко произнес Монро, со злостью швырнув в дорожную сумку пару перчаток.

— А я так не думаю, — парировал Джонни. Но, ошарашенный столь неожиданным и сильным отпором, быстро спросил: — Она тебе об этом уже говорила?

— Наша переписка касалась исключительно вопросов, связанных со строительством.

— В таком случае это не более чем твои предположения.

— Она слишком чиста и неиспорченна, чтобы ты волочился за ней, Джонни. Она только начала жить по-настоящему — впервые за все свои годы. — Говоря это, Монро продолжал отчаянно швырять в сумку свои веши. — Не надо рушить тот спокойный мир, в котором она теперь обитает.

— Ты влюбился в нее? — Нежелание, с которым Монро встретил решение Джонни поехать вместе с ним, открыло последнему глаза и ударило словно обухом по голове. — Ты в нее влюбился! — Джонни казалось, что он видит кузена насквозь.

— Даже если бы это было так, мне от этого никакой пользы, — ответил Монро, поворачиваясь к Джонни и тяжело садясь на постель. — Она меня все равно не любит.

— Она сама тебе об этом сказала?

— Нет.

— Тогда ты не можешь этого знать.

Тонкие пальцы Монро беспокойно пробежали по золотой филиграни, украшавшей углы его дорожного саквояжа.

— Господи, Джонни! — проговорил он, нервно запуская пальцы в свои песочного цвета волосы. — Я ведь родился и могу понять, когда женщина любит, а когда нет.

Джонни заметил, что уже несколько секунд не дышит, и медленно выдохнул:

— Понятно…

Монро поднял голову и встретился глазами со взглядом кузена.

— Ты не дашь ей ничего, кроме боли. Ты не способен на постоянство. Если тебе скучно, найди кого-нибудь другого и развлекайся.

— Ты рассердишься, если я все же поеду с тобой в Ти-виотдейл?

— Скорее, огорчусь. Элизабет Грэм слишком неопытна, чтобы противостоять твоему дьявольскому обаянию, и мне будет горько смотреть, как в конце концов ты затащишь ее в свою постель.

— Предположим, я буду вести себя как джентльмен и не стану покушаться на ее добродетель — такой вариант тебя устроит?

— На это ты не способен.

— Это почему же?

— Ты никогда этого не умел.

Джонни пожал плечами.

— А вдруг?

— «Вдруг» для нее — не защита.

— А ты не думал, что ей, может, и не нужна никакая зашита?

— От тебя — нужна.

— Какое неожиданное рыцарство со стороны моего братца-бабника!

— Элизабет не такая, как остальные, — медленно заговорил Монро, словно подбирая каждое слово и желая как можно точнее объяснить владеющие им чувства. — Она — как маленькая хрупкая птичка, раненная злобой и жадностью своего отца. Она нуждается в защите больше, чем такие женщины, как Джанет Линдсей. — Лицо Монро скривилось, и он отвернулся к окну, выходившему в обнесенный стеной сад. Затем он вновь повернулся к двоюродному брату и, тяжело вздохнув, сказал: — Я не должен потакать твоему и без того раздувшемуся самомнению, но приходится признать, что она уже почти влюблена в тебя.

Джонни поймал себя на том, что польщен этим вынужденным признанием Монро. Это было ново, поскольку обычно, когда в него влюблялась какая-нибудь женщина, единственным чувством, которое начинал испытывать Джонни, было чувство неловкости. Но чтобы он испытывал удовлетворение? Никогда!

— Что заставляет тебя так думать?

— Я наблюдал за ней в Голдихаусе — еще до того, как ты соблазнил ее в последнюю ночь.

— Это она тебе рассказала?

— Господи, конечно же, нет! Тут и говорить ничего не надо было. Вы оба просто светились на следующее утро.

Джонни недоуменно вздернул бровь.

— Обычно я не имею привычки светиться.

Монро нетерпеливо дернул плечами.

— Называй это как угодно. А потом, пока мы ехали к Раундтри, она просто не сводила с тебя глаз, да и ты не мог от нее оторваться.

— Просто она удивительно хороша… — Воспоминания о ночи, проведенной с Элизабет, снова ворвались в его мозг и разгорячили кровь. Чтобы унять охватившее его волнение, Джонни сцепил пальцы на тонком бокале. Позабыв о коньяке, плескавшемся в бокале, и глядя куда-то вдаль поверх головы Монро, он задумчиво проронил:

— Я ничего не могу обещать… — Взгляд его снова обратился к Монро и, испустив, в свою очередь, тяжелый вздох, он продолжил: — Черт побери, по крайней мере, я попытаюсь. Но ничего другого сказать не могу. Мне вообще непонятно, с чего это я решил разыгрывать из себя джентльмена! Ведь я мог бы поехать на свадьбу к Жилю без твоего согласия, мог бы уложить в постель Элизабет Грэм, не спрашивая у тебя разрешения. Соблазнение женщины — это игра, от которой трудно отказаться, и не только мне, а любому мужчине. Ответь мне, Монро, почему я борюсь с самим собой, ибо своим умом я этого понять не в силах.

— Потому что Элизабет Грэм не такая, как все остальные высокородные потаскухи, которые были у тебя до этого. Она по-настоящему добродетельна.

— Я не люблю добродетельных женщин.

— Скажи лучше, что ты не любишь всех остальных добродетельных женщин, кроме нее.

— Откуда тебе знать, может, сейчас она валяется на сеновале с несколькими из своих телохранителей? Она ведь женщина страсти, тут ошибки быть не может.

— Ты бы согласился поставить большую сумму денег на то, что твое предположение правильно?

Откинув голову на спинку кресла, Джонни из-под полуприкрытых ресниц внимательно рассматривал Монро, на лице которого застыло выражение непоколебимой уверенности в своей правоте. Губы его вытянулись в тонкую нитку, пальцы так сильно сжимали бокал, что тот, того и гляди, мог лопнуть.

— Ты начинаешь меня раздражать, черт тебя побери!

— Потому что я прав, и ты это знаешь, как бы тебе ни хотелось, чтобы Элизабет Грэм была такой же доступной, как твои остальные аристократические подружки.

— Откуда в тебе это морализаторство, Монро? Почему именно сейчас? Почему именно по отношению ко мне? Почему из-за этой женщины, которую мы оба так мало знаем?

— Ты можешь проклинать тот день, когда ты ее встретил, можешь пытаться обманывать самого себя…

— И да будет так, аминь, — мрачно пробормотал Джонни, отставляя в сторону коньяк, словно тот утратил вкус.

— Ты, в конце концов, просто можешь забыть ее, — закончил фразу Монро, и в глазах его мелькнул задорный огонек.

— А вот это у меня скорее всего не получится. Ее образ не выходит из моей головы ни на минуту — неважно, пьян я, или трезв, или лежу в постели с кем-то еще…

— В таком случае попробуй отнестись к ней благородно.

— Каким образом?

— Ухаживай за ней.

Глаза Джонни тревожно округлились:

— Ради всего святого, для чего?

— Чтобы жениться, разумеется.

— Типун тебе на язык! Мне двадцать пять лет!

— В таком случае я предсказываю тебе большие трудности. — В глазах Монро прыгали озорные искорки. Он наслаждался изумлением, читавшимся на лице Джонни.

— Черт! — вырвалось у того. Джонни вконец растерялся.

— Или же не езжай на свадьбу в Хоувик.

— Я хочу увидеть ее. Не спрашивай почему. Если бы я это знал, то смог бы отговорить самого себя и без твоей помощи.

— Что ж, я предчувствую, это будет любопытная поездка, — ухмыльнулся Монро. — Может, заключим пари на твою силу воли?

— Что касается меня, то я не поставил бы на свою силу воли ни единого шиллинга, мой дорогой Монро. — На лице Джонни появилась легкая ироничная улыбка. — В конце концов, я не так часто практиковался в том, чтобы ее закалить.

— Ты вообще никогда не практиковался, так что это будет очень любопытный эксперимент, — весело подхватил Монро.