Подьячий Разбойного приказа (СИ) - Костин Константин Александрович - Страница 22

Зато кулаком в лицо приголубить успел, аж с ног сбил.

Подоспевший Дрищ — сука, никакой он не дрищ, быстрый, как каратист! — ловко крутил мешком на ремне, как кистенем. Где-то за спиной ворочался на земле и шипел сквозь зубы Тонкий. Да еще и Толстый приближался, аж земля вздрагивала, Годзилла клятый…

Можно было бы развернуться и попытаться проскочить мимо Второго Толстого — он там один, а здесь их трое. Но — нет. Уж больно продуманные ребята, наверняка там может оказаться какая-нибудь ловушка, вроде пары людей с сетью на крыше. А вот впереди — только Дрищ, Толстый, да Мачете на улице.

Рискнем!

Я ударил сапогом в лицо только-только вставшему на четвереньки Тонкому, наотмашь махнул ножом, отгоняя Дрища, уклонился от пролетающего мешка, начал произносить Быстрое слово…

На этом мои успехи и кончились.

Слово сбили в очередной раз — Дрищ попросту заехал мне ногой в ухо, не зря этот гад мне каратиста напомнил, ногами машет, как конь копытами. Я отлетел к глухой стене двухэтажного то ли сарая, то ли амбара, прижался лопатками к бревнам…

Получил удар мешком, вскользь, но ощутимо поплыл, дернулся вперед, а потом мне прилетело кулаком по губам. Отлетел опять к стене, приложившись еще и затылком.

— По лицу не бей, — прогудел Толстый, — говорить не сможет.

— А ведь предлагали по-хорошему… — вставший, наконец, с земли Тонкий красавчика уже весьма не напоминал. Левый глаз заплыл, щек опухла, как будто он неудачно воровал мед у пчел, да и в целом улыбаться ему уже не хотелось.

— А теперь…

Я отдернул голову — мешок гулко впечатался в стену, ударил ногой в живот Дрища, откинув его к противоположному забору — сильный, но легкий, как ежик из анекдота — подпрыгнул, уходя от подсечки Тонкого…

И опять влетел в стену, теперь уже получив в грудь от Толстого.

Надо было валить их по очереди, трое одновременно — не справлюсь.

Не справлюсь…

Троица прижала меня к стене, Тонкий машинально потянулся к поясу, видимо, забыв, что потерял печать…

— Кха!

В переулок влетело тело Мачете. Да, именно тело — из него брызнул такой фонтан кроваи, после которого долго не живут. В отличие от своего кинотезки этот Мачете прожил недолго…

Лязгнул огромный нож, выпав из мертвой руки, синхронно перешагнув через труп. В переулок вошли трое.

Одинаковые кафтаны темно-янтарного цвета, красные колпаки, бороды подстрижены на один манер, на боках — сабли. Причем Мачете они грохнули, даже не обнажая клинков.

Крутые ребята. Это еще кто на мою голову? То, что именно на мою, я даже не сомневался — смотрели они как раз на меня.

— Нам нужен этот подьячий, — спокойно и даже вежливо произнес один из новоприбывших. Они даже выглядели как-то одинако-безлико. Им бы еще черные очки — и вылитые агенты Смиты. Если бы те носили кафтаны, конечно.

— Опоздали, — подобрался Тонкий, — Мы его первые нашли, ищите себе другого.

«Янтарные» не стали упражняться в остроумии, один из них поднял руку. На пальце сверкнуло кольцо:

— Боярское дело.

— Надо же, — улыбнулся, почти ощерился Тонкий, — у нас тоже.

В его руке блеснуло точно такое же кольцо.

Я не удержался — мое чувство юмора меня когда-нибудь убьет. Поднял руку со своей печатью:

— Разбойный Приказ. Вы все арестованы.

Шутка, к сожалению, не прошла: «янтарные» меня обидно проигнорировали, а троица просто не поняла слово «арестованы», решив, что это какое-то оскорбление: болваны, арестованы… По крайней мере, я именно так понял реакцию Толстого — он врезал мне в живот и, когда я скрючился на земле, добавил ногой.

Расклад такой: с одной стороны — «янтарные», от неизвестного мне боярина, и что-то я сомневаюсь, что он хочет пригласить меня на кофе (тем более, что кофе здесь и не знают), с другой — троица в составе четырех человек (Второй Толстый подошел, сообразив, что его друзьям нужно подкрепление) и тоже от какого-то боярина. Одни из них — явно от Морозова, а другие — от кого-то еще.

Количество игроков, охотящихся за венцом, множится…

— Как делить будем? — сплюнул, поморщившись, Тонкий, — Чур нам голова, она знает то, что нужно… кому надо, тому и нужно.

— Нам нужен этот подьячий, — спокойно ответил «янтарный».

— Заладил, как ворон на дубу «нам нужен, нам нужен…». Нам нужнее.

«Янтарные», не вступая в бесплодные дискуссии, обнажили сабли. Троица синхронно достала ножи — явные родственники того, что был у Мачете. Второй Толстый произнес какое-то слово и поднял правую руку, кулак который начал исходить струйками дыма…

А посередине — я…

Шлеп!

У противоположного забора, прямо передо мной, откуда-то с неба упал сверток. Солидный такой, с гуся, пожалуй, величиной… хотя нет. С утку. Сверток шипел и дымился.

А потом загорелся, разбрасывая веселые зеленые искры и свистя.

Все невольно повернулись к нему…

И в этот момент сверток взорвался и я взлетел на воздух.

Глава 17

Перед глазами плыли разноцветные пятна, в ушах звенело — знатно жмхнуло! — но, чуть проморгавшись, я сообразил, что двигаюсь, конечно, вверх, но не так как обычно двигаются вверх после взрыва — я, как минимум, одним куском — да и туннель света не торопится появляться…

Да меня просто-напросто за шиворот тащат!

Пятна окончательно расселялись и я увидел… Аглашку. Скоморошка, в своем обычном наряде, штаны, да короткий кафтан, шустро бежала вверх по бревенчатой стене, перебирая руками и ногами, как огромный паук. Человек-паук, блин. Вернее, двумя ногами и одно рукой, второй она меня тащит.

Как она это делает? По отвесной стене, как по лестнице, вон — не пальцами цепляется, а просто ладонь на бревно положила, она и прилипла.

Как это?

В этот момент стена кончилась и мы оказались на тесовой крыше, не очень крутой, по ней можно было идти, если осторожно, конечно. Аглашка бросила меня на доски кровли и зашипела:

— Бежим! Они сейчас очнутся, а там не все дураки, и поймут, куда ты делся. Бежим!

И мы побежали.

По крышам.

Перепрыгивая через промежутки между строениями, благо, они стояли плотно.

Мы бежали.

А потом Аглашка упала на спину и сказала:

— А теперь лежим.

Я послушно лег рядом, слыша, как часто-часто бьется сердце. Аглашкино. Да ее… э… одежда на груди… да, одежда на груди… вздрагивает от ударов.

Руки девчонки тряслись. Я осторожно протянул свою руку и взял ее дрожащие пальчики. Тоненькие…

— А зачем мы лежим? — спросил я.

— Откат после Липкого Слова у меня, Викешенька… — прошептала Аглащка.

Я не знаю, кто придумывает Слова — и никто не знает, по крайней мере, из тех, с кем я общался — но над названиями эти люди сильно не заморачиваются. Слово ускоряет? Значит, Быстрое. Слово тормозит разогнавшегося, как будто тот влипает в паутину? Значит, Липкое. Слов позволяет бегать по стенам, прилипая руками и ногами? Значит, Липкое. Что, такое название уже есть? Да и фиг с ним.

— Ага, понятно… А я зачем лежу?

Скоморошка выдернула свою руку из моих пальцев и взвилась, как укушенная:

— Потому что ты дурак, Викешка! Стоишь надо мной, нависаешь, мне страшно! Вставай, чего разлегся!

Она пнула меня ногой в бок.

И мы побежали дальше.

— Аглашка, — спросил я на бегу, — У нас на Москве по зиме несколько домов ограбили. Тати по стене в окно горницы забирались. А как — непонятно. Ты ничего об этих случаях не знаешь?

Она яростно оглянулась на меня на ходу:

— П-приказный… Ой!

Я вовремя ее поймал — чуть не рухнула в проем между двумя амбарами — и прижал к себе. За что тут же получил кулаков в бок: