Девятые Звездные войны - Гамильтон Эдмонд Мур - Страница 115

— Расскажи мне лучше про оскаров,— прервал его Пис, которого больше всего интересовал именно этот аспект аспатрианской действительности.— Ты сказал, что если свистнешь, они прибегут?

— Иногда прибегают.— Трев несколько секунд помолчал, показывая, как обидно, когда на советы от чистого сердца не обращают внимания.— А иногда — нет.

— Интересно, зачем они вообще это делают?

— Никто не знает. Они никогда ни с кем не разговаривают, но многое им не нравится — насильственные преступления в том числе — и, парень, если ты сделал что-то не по нраву оскарам — берегись!

— Линчуют?

— Не всегда, но если от полиции еще можно смыться, от оскаров — никогда!

Пис постарался осмыслить эту новую информацию и сопоставить ее с тем, что поведал Бад.

— Правда, что они могут читать мысли?

— Кое-кто говорит, что могут.— Трев задумчиво посмотрел на Писа.— А тебе, что за дело? Ты мошенник или...

— Конечно, нет!— ответил Пис и погрузился в мрачное обдумывание своих неудач.

Его не только лишили воспоминаний, он не только один на чужой планете, не только остался без денег и крыши над головой, он не только дезертир, за которым вот-вот начнется охота всего Космического Легиона — не исключено, вдобавок, что в картотеках Аспатрии он числится как преступник. А если это так, его непременно загонят, поймают и накажут неуязвимые телепаты-супермены, которые привыкли развлекаться, скармливая чудовищам раненых землян.

— Не унывай,— посоветовал ему Трев, поворачивая на широкий бульвар в центре Точдаун-сити.— Всегда есть кто-то, кому еще хуже.

С этим утверждением Пис смог бы поспорить, но тут он увидел четко выделяющуюся на фоне деловых вывесок ярко-синюю голоскульптуру исполинской лягушки. Не мигая, смотрел на нее Пис, пока такси не подкатило к ней и не остановилось.

Приближался момент истины, но Пис встречал его в состоянии, в котором предпочел бы любой истине десятилетия обнадеживающей Лжи.

Расплатившись с водителем, Пис решил, что пока его нервы не сдали окончательно, надо действовать и, расправив плечи, вошел в роскошные, услужливо распахнувшиеся перед ним двери "Голубой лягушки".

Фойе, в котором очутился Пис, было устлано коврами ручной работы, уставлено древней хромированной с мебелью, и он сразу понял, что все, о чем его предупреждали — святая правда. Даже сам воздух в Голубой лягушке” благоухал деньгами. В душу его закрались сомнения — хватит ли оставшихся десяти монет хотя бы на чашку кофе? Хватит ли ему времени или придется блефовать?

— Что угодно уважаемому сэру?

Метрдотель, появившийся из-за сверкающей декоративной решетки, был одет с вызывающей роскошью — в антикварные джинсы и свитер-водолазку. С пухл ого розового личика холодно смотрели бледно-голубые глаза, и взгляд этот яснее ясного говорил, что обладатель их ни на йоту не сомневается как в общественном, так и в финансовом положении посетителя. Пис инстинктивно прикрыл дыру на рукаве, но тут же понял, что нельзя переходить в оборону. Солдату, решил он, не раз обращавшему в бегство стаи разъяренных сорокороток, не стало пугаться престарелого официанта, в сколь бы роскошные одежды не был упомянутый официант облачен.

Метрдотель откашлялся.

— Так что же хотелось уважаемому сэру?

Пис ухитрился напустить на себя вид одновременно удивленный и раздраженный.

— Поесть, конечно! Или к вам ходят лечить грыжу?— Он высокомерно огляделся по сторонам.— Неужели я ошибся дверью?

Лицо метрдотеля окаменело.

— Главный обеденный зал налево, сэр.

— Знаю.— Пис вынул из кармана лягушку и помахал ею перед носом метрдотеля.— Помнишь меня?

Тот несколько мгновений пристально всматривался в лицо Писа.

— А я должен?

— Ладно, замнем для ясности...

Скрывая разочарование, Пис прошествовал в ресторан.

— Столик для одного, у окна!

Официант нагнулся к Пису, раскрыл меню и понизил голос до маслянистого конспиративного шепота.

— В неумении читать нет ничего зазорного — множество интеллигентных людей страдают слепотой к словам... но если сэр притворится, что читает меню, я с удовольствием объясню ему, что значит каждая строчка, и таким образом...

— Заткнись, кретин, я и сам грамотный!— огрызнулся Пис, вырвал у оторопевшего служителя желудка тяжелую книгу и вперил в нее мрачный взор. Сердце его тут же упало, когда он увидел, что тариф указан не в "монетах", а в "монетных единицах"— по древней традиции это наименование ассоциировалось с умопомрачительными ценами. Самые худшие его опасения подтвердились, когда он посмотрел на сами цифры: чашка кофе — тридцать монет, минимальная стоимость заказа — сто! На лбу его выступила испарина — это означало крушение тщательно разработанного плана, первым пунктом которого было провести в ресторане КАК МОЖНО БОЛЬШЕ времени и показаться КАК МОЖНО БОЛЬШЕМУ числу посетителей и персонала. Оставалось одно — заказать приличный обед, зная, что он не в состоянии за него расплатиться, и не думать о последствиях, пока они не глянут ему в лицо. Решение это, хотя и нелегкое, в немалой степени было инспирировано настойчивым урчанием в желудке Писа, питавшегося последний месяц исключительно овсянкой да твердым, как подошва, вяленым мясом разнообразных монстров.

Глубоко вздохнув, Пис заказал самый дорогой обед — из семи блюд, главным из которых был аспатрианский омар, тушеный в импортном шампанском.

Он жадно поглотил три аперитива и уже приканчивал щедрую порцию супа, когда вспомнил, что главное — просидеть за обедом подольше, не ослабляя бдительности к любым неожиданностям. Замедлив скорость движения ложки до прогулочного шага, он поднял от тарелки голову, давая присутствующим возможность получше рассмотреть свое лицо. Но в этот ранний час немногочисленные посетители были слишком заняты едой и не обращали на Писа ни малейшего внимания. Он начал уже было подумывать, не лучше ли было спрятаться в городе и явиться в "Голубую лягушку" вечером?

Размышления эти были прерваны официантом, прикатившим столик, на котором стоял стеклянный аквариум. Сам аквариум помещался внутри сложного переплетения блестящих металлических стержней, образующих своеобразную клетку, и в нем мирно плавало взад и вперед некое розовое ракообразное размером примерно с мизинец.

— Ваш омар, сэр! — возгласил официант.— Скажите только, КОГДА!

С этими словами он щелкнул каким-то тумблером, и все сооружение слабо загудело.

— Постой-ка,— сказал Пис, показывая пальцем на обитателя аквариума.— Эта штука смахивает на креветку... детеныша креветки!

— Это молодой аспатрианский омар.

— Но мне-то нужен взрослый. Большой, понятно?

Официант снисходительно улыбнулся.

— Он будет такого размера, как сэр пожелает — ведь я выращиваю его прямо на ваших глазах — но советую не доводить его до глубокой старости. Вкус не тот.

Пораженный до глубины души Пис смотрел, как объем заключенного в клетке пространства начал мерцать и движения омара резко ускорились. Внезапно он заметил, что беспокойное ракообразное растет с каждой секундой, усложняя при этом и свою форму — ноги, клешни, усы и стебельки с глазами так и перли из него в количестве, ужаснувшем бы приличного земного омара.

— Ему сейчас около двух лет, сэр,— произнес официант, бросаясь на помощь вконец растерявшемуся Пису.— Кое-кому кажется, что этот возраст — период расцвета аспатрианского омара, но многие предпочитают трех-или четырехлетнего... Скажите же, КОГДА?

— Какого че...— пробормотал Пис, переводя взор на окружающую омара клетку — составляющие ее блестящие стержни встречались под какими-то непонятными углами, и при попытке вникнуть в эту чуждую геометрию голова Писа закружилась. Невероятная идея возникла в его онемевшем мозгу...

— Это...— сказал он слабым голосом,— машина времени?

— Конечно, сэр, но не беспокойтесь — ее использование входит в стоимость обеда... Разве вам не приходилось видеть их раньше?