Девятые Звездные войны - Гамильтон Эдмонд Мур - Страница 101

— Зачем/

— Прикрытие на каждый день!— самодовольно ухмыльнулся Райан.— Сейчас меня не потащат в кутузку, что бы я ни сотворил. Пока пыль не уляжется, я бесплатно попутешествую, а потом...

— Минуточку,— прервал его Пис.— Я правильно тебя понял? Если память о преступлении стерта, то судить за него нельзя?

— Да что ты вообще знаешь? A-а, забыл, ты вообще ничего не знаешь!

— Неужели... совесть не мучила тебя?

— Сколько всего, не мучила, но я ведь не похож на тебя — против меня нацелен всего один удар!— Курносая физиономия Райана излучила благодушие.— Я рассчитываю смыться отсюда через пару месяцев — посмотрю, что к чему, а потом загляну в свою бумажку... и на волю! чист и свободен! Ох, и повеселюсь я тогда!

Красноречие Райана начало действовать Пису на нервы.

— Ты читал свой контракт?

— Ну конечно! В этом-то все и дело, дружище! В нем сказано, что я обязан служить в Легионе в обмен на воспоминания, но если память вернется ко мне, контракт автоматически аннулируется!

Райан ткнул локтем смуглого Фарра.

— Спроси старину Копии, это он придумал!

— Придержи язык!— цыкнул на него Фарр.— Ты что, хочешь поведать об этом всему миру?

Райан подмигнул сначала одним глазом, потом другим.

— И все равно, чудесные будут каникулы!

Он с победоносным видом огляделся вокруг, чем только усилил раздражение Писа. Несколько новобранцев, прислушивающихся к разговору, согласно кивнули.

— Что это нас согнали сюда, как овец?— громко спросил Пис и, отодвинув один из столбиков, вышел из огороженного закутка.

— Зря ты затеял это, военный,— сказал кто-то.— Сержант Клит приказал нам оставаться внутри.

Пис потопал ногами, разгоняя застоявшуюся кровь.

— Плевать мне на всех сержантов!

— Подожди, вот увидишь его!— вставил Райан.— Больше, уродливее и страшнее его мне еще никогда в жизни видеть не доводилось. У него руки — как мои ноги, пасть у него такая, что наполовину открыта, даже когда закрыта, а сам он...

Райан замолк. По лицу его разлилась смертельная бледность, а взгляд сфокусировался на точке, расположенной над головой Писа.

Пис обернулся и обнаружил рядом с собой воплощение ужаса, в котором он, несмотря на то, что Райан не успел закончить фразу, тут же узнал сержанта Клита. Двухметрового роста сержант являл собой сооруженную из мускулов и костей пирамиду. Верхушка его черепа была заострена подобно морской раковине, и от верхней точки тело его расширялось вниз — массивные плечи, бочкообразный торс и равные в обхвате талии Писа ноги. Мощь, заключенная в этих конечностях, позволяла сержанту, несмотря на огромный вес, двигаться с почти кошачьей грацией. Казалось даже, что при каждом шаге он чуть-чуть отрывается от пола.

— Так что ты сказал, Пис?

Голос Клита напоминал подземный гул и вырывался изо рта, простиравшегося от уха до уха, что вполне отвечало описанию Райана. В какой-то ужасный момент даже показалось, что рот опоясывает всю голову сержанта бесконечной лентой губ и зубов.

— Я... я ничего не говорил, сержант,— промямлил Пис.

— Рад слышать это...— Сержант придвинулся ближе, заслоняя Пису белый свет голубым мундиром.— А почему ты двигал мой столбик?

Родившийся в глубине Писа страх соединился с капитаном Виджетом отчаянием, и в результате столь невероятного сложения эмоций Пис внезапно осознал, что не протянет тридцать, сорок или пятьдесят лет, что лучше умереть сразу и покончить со всей этой бессмыслицей. К счастью, средство быстрого и безболезненного самоубийства само предлагало свои услуги.

— Я не двигал столбика,— сказал Пис,— Я пнул его, потому что он мешал мне. Если мне что-то мешает, я ПИНАЮ это, и все тут!

И Пис продемонстрировал свой новый подход к решению жизненных проблем тем, что пнул злополучный столбик и уложил его на месте. Кожа на ботинках Писа оказалась тоньше, чем он ожидал, и удар, пришедшийся в угол прямоугольного металлического столбика, отозвался резкой болью во всей ноге. Пис даже не вздрогнул — он спокойно ждал смерти. От удивления рот сержанта раскрылся, причем процесс этот произошел в несколько стадий и больше всего напоминал рушащийся подвесной мост. Он глубоко вздохнул — исполинская машина убийства, готовящаяся произвести назначенное ей природой деяние, потом пал на колени и, словно больного ребенка, взял на руки упавший столбик.

— Зачем... зачем ты так?— захныкал сержант.— Ты же краску ободрал! Что скажет лейтенант Тугуд?

— Плевать...— неуверенно пробормотал ошарашенный Пис.

— Тебе то что, а я отвечаю за эти столбики.— Взгляд Клита был полон тихого осуждения.— Мне уже приходилось встречаться с такими, как ты, Пис. Вечно вы стараетесь всех запугать!

— Послушай-ка... Пис шаркнул ногой, частью чтобы скрыть смущение, частью, чтобы облегчить боль в ступне.

— Не бей меня!— Клит отпрыгнул на расстояние, которое считал, по-видимому, безопасным, и только после этого заговорил снова: — Я все расскажу лейтенанту Тугуду. Он живо приведет тебя в чувство, вот посмотришь! Ты будешь твикать себя до самого Рождества, и когда лейтенант покончит с тобой, титьки твои начнут расти вовнутрь, попомни мои слова!

Сержант повернулся и заторопился к выходу из зала, подлетая в воздух при каждом шаге.

Сбившиеся в кучку новобранцы следили за исходом сержанта в молчании, и стоило тому скрыться из виду, как они тут же окружили Писа, посшибав при этом все остальные сержантские столбики.

— Никогда не видел ничего подобного!— воскликнул один, схватив руку Писа и стал трясти.— Я думал, эта горилла сожрет тебя, но ты поставил Клита на место с самого начала! как это ты ухитрился?

— Это у меня врожденное,— пробормотал Пис. Импульс к самоубийству пропал и теперь ему уже казалось, что этот момент бесшабашной храбрости сделает ближайшие тридцать или сорок лет совершенно нетерпимыми.

— Интересно, каков лейтенант Тугуд? Если уж Клит боится его...

Райан еще раз боязливо посмотрел на дверь, за которой скрылся сержант.

— Что-то, парни, мне тут не шибко нравится. Нужно смываться из Легиона, как только нас перебросят на другую планету!

Те из новобранцев, которые начали оправляться от шока, вызванного лицезрением сержанта Клита, согласно закивали головами.

Скорее всего, у них были похожие планы.

Мысль о том, что он единственный оказался настолько недальновидным, что не оставил никаких путей к отступлению, повергла Писа в совершенное отчаяние. В попытке как-то загладить свои провинности он принялся поднимать столбики и поправлять натянутые между ними веревки. Ставя последний столбик, Пис услышал звук приближающихся шагов и, глянув вверх, увидел молодцеватого офицера приятной наружности. В одной руке у него была сигарета, в другой — пачка бумаг. Его каштановые волосы были пострижены по армейской моде — чуб спереди, до воротника сзади.

— Я — лейтенант Тугуд,— объявил он и замолчал, наблюдая, как новобранцы, и Пис в их числе, отвечают ему разнообразнейшими салютами, поклонами, книксенами и щелканьем каблуков. Насмотревшись вволю, лейтенант отрицательно покачал головой.

— Советую вам забыть о том, что офицера надо как-то приветствовать. Нам в двести третьем вся эта ерунда ни к чему, ведь что такое отдавание чести? Это часть древней дисциплинарной системы, признанной воспитывать в солдате привычку к беспрекословному подчинению и, как таковое, отжило свое. Вам будет еще интереснее узнать, что мы давно покончили со строевой подготовкой, чисткой сапог и пришиванием свежих воротников. Довольны?

На лицах некоторых новобранцев появились несмелые улыбки.

Тугур щелкнул ногтем по опухоли на горле, под которой скрывался усилитель команд, и продолжал:

— В самом деле, зачем тратить время и деньги, если все вы уже отработаны таким образом, что прикажи я кому-нибудь перерезать себе горло, он сломя голову бросится искать нож.

Улыбки, все до единой, мгновенно погасли.

— Существующая же система, несмотря на то, что она во многих отношениях превосходит старую, налагает на офицеров тягчайший груз ответственности. Предположим, например, что кто-то из вас ведет себя... нехорошо. Я выхожу из себя и, не подумав, конечно, кричу что-нибудь такое, что обычно говорят люди, сильно рассердившись... Результат будет ужасен!