Тринадцатые Звездные войны - Нивен Ларри - Страница 38

В этой кабинке было окно и Мэт мог смотреть во время спуска. Если бы он боялся замкнутого пространства, он сошел бы с ума во время движения.

Кабинка остановилась, и Мэт вошел в тамбур. И тут он столкнулся лицом к лицу с полицейским.

У Мэта не было времени приводить в действие свою систему защиты и он бросился обратно в кабину. Он слышал звуки выстрелов, звон ампул, ударяющихся в стены. Еще секунда и все будет кончено.

И тогда Мэт крикнул первое, что ему пришло в голову:

— Остановись! Это я!

Охранник был уже рядом. Но он не стрелял... Не стрелял... Более того, он повернулся и ушел, бормоча извинения. Мэт подумал: интересно, за кого он принял меня. Впрочем, это уже не имело значения. Полицейский забыл о нем.

Мэт решил идти за ним, вместо того, чтобы самому искать дорогу. Он рассудил, что если другие полицейские увидят двух человек, один из которых знаком им, они не будут стрелять.

Коридор был узким и все время поворачивал налево. Потолок и пол были окрашены в зеленый цвет, левая стена была белой и на ней сияли непривычно яркие светильники. Стена справа была покрыта слоем черной резины. Очевидно во время полета она должна была служить полом, о хуже всего было то, что все двери коридора были в полу и на потолке. Большинство дверей в полу были закрыты и через них перекинуты мостки. Двери на потолке почти все были открыты и в них можно было проникнуть с помощью лестниц. Все лестницы выглядели очень старыми и были привинчены к стенам.

Этот коридор производил жутковатое впечатление. Мэту было не по себе.

Он слышал шум и голоса из комнат, расположенных наверху. Но эти звуки ничего не говорили ему. Он не мог увидеть, что происходит наверху, да и не пытался. Он старался уловить только голос Кастро.

Если ему удастся завлечь шефа в машинное отделение, то он сможет угрожать ему, что включит двигатели. Если ему не удалось сломить Кастро воздействием физической боли, может на него подействует угроза взорвать Альфа Плато?

Единственное, что хотел Мэт —это освободить одного пленника.

... Голос Кастро. Не с потолка, а из-за закрытой двери в полу. Мэт наклонился, дернул ручку двери. Закрыто.

Постучать? Но все полицейские сегодня ночью в состоянии тревоги. Они сразу будут стрелять. Мэт не успеет отреагировать и упадет без сознания еще до того, как полицейские потеряют интерес к нему.

Ключ нигде не достать. Да и как узнать, какой ключ? Не может же он оставаться здесь, когда Кастро там.

Если бы Лейни была с ним...

Голос... Полли вся превратилась во внимание, хотя не знала, дернулась ли она, шевельнулась ли.

Голос... Через какие-то безвременные интервалы она вдруг возвращалась к жизни, не испытывая при этом никаких внешних раздражений. В ее мозгу возникали разные картины, она вспоминала игры, которыми забавлялась в детстве, и некоторое время она спала. Какой-то неизвестный друг вонзил в нее усыпляющие ампулы. Она живо помнила уколы ампул. Но в конце концов она поснулась, снова очутилась в небытие. Теперь уже она не могла сосредоточиться на играх и она начала сомневаться, что она помнит то, что произошло в действительности. Лица друзей стали расплываться перед ее мысленным взором. Тогда она зацепилась за изображение лица Худа —

острого, угловатого лица ученого. Такое лицо нелегко забыть. Джей. Целых два года они были немножко ближе друг к другу, чем просто друзья. И сейчас она отчаянно полюбила его снова. Ведь это было единственное лицо, которое ясно и четко всплывало в ее памяти. Нет, не единственное. Еще лицо врага, ненавистное лицо, украшенное снежно-белыми усами, лицо врага. Но она старалась видеть только лицо Джея, приблизить его, придать ему выражение, смысл. Но оно расплывалось, и когда она старалась вернуть его, оно расплывалось еще больше...

Голос. Она снова обратилась во внимание.

— Полли. Ты должна довериться мне.

Она хотела ответить, выразить свою благодарность, попросить, чтобы голос говорил, чтобы он вытащил ее из небытия в реальность... Но она не могла говорить.

— Я бы хотел освободить тебя, вернуть в мир звуков, прикосновений, запахов,— сказал голос. Мягкий и почтительный.— Но я пока не могу сделать этого. Есть люди, которые хотят, чтобы ты была здесь.

Голос уже был ей знаком, спокойный, уверенный. Она узнала его. Голос Кастро. Она хотела вскрикнуть.

— Харри Кейн и Джейхок Худ. Это они не хотят, чтобы я освободил тебя... потому, что ты не выполнила задание. Тебе было поручено узнать все о грузе рамробота 143. И ты не выполнила задания.

— Лжец! Лжец! Я выполнила! — Она хотела выкрикнуть всю правду. Всю правду. И, в то же время, она понимала, что этого и добивается Кастро. Но она так долго молчала.

— Ты хочешь мне что-то сказать? Возможно, мне удастся уговорить Худа и Кейна освободить твой рот. Ты. этого хочешь?

— Очень хочу,— подумала Полли.— Тогда я скажу тебе все, что о тебе думаю.— Что-то внутри ее еще сохранило здравый смысл. Сколько же времени она здесь? Не годы. И даже не дни. Ей хотелось пить. Впрочем, может они вводили ей воду. Однако, сколько бы времени она не провела здесь, ей удалось поспать. Кастро об этом ничего не знает. Он появился на несколько часов раньше.

Где же голос?

Все было тихо. Она ощущала слабое биение пульса в сонной артерии, но голоса не было.

Где же Кастро? Решил оставить ее гнить здесь?

Говори!

Говори со мной!

«Планк» был огромен, но жилое пространство занимало всего треть его объема. Много места занимали грузовые отсеки, двигатели, баки для горючего, энергоустановки. Поэтому на жилое пространство почти не оставалось места, однако в нем нашлась комната, вернее целые апартаменты для Иезуса Пьетро Кастро. Сейчас он находился в комнате, которая когда-то была гостиной: с диванами, карточным и кофейным столиками, с видеоустановкой, соединенной с корабельной библиотекой. Это была большая комната, слишком большая для космического корабля, где всегда не хватало места.

В комнате стоял огромный тяжелый ящик, опутанный трубками. Два охранника сидели рядом с ящиком, возле которого стоял Кастро, прижимая переговорную трубку к губам. Труба была соединена с ящиком.

— Дадим ей на размыление минут десять,— сказал он, засекая время.

Раздался зуммер его переносного телефона.

— Я в вивариуме,— сказал майор Янсен.— Девушка-колонистка, в этом нет сомнения. Она в одежде поселенки. Вероятно, где-то украла. Пока мы не знаем, где именно. Нам пришлось ввести в нее антидот, так как она получила сверхдозу усыпляющего.

— Она пришла одна?

—- Я не могу сказать с уверенностью, сэр. Есть две вещи. Во-первых, от ее аппарата отсоединены провода. Она не могла сделать это сама. Может из-за этого и проснулся один из пленников в тот раз?

— И затем освободил остальных? Я не верю в это. Вы бы заметили отсоединенные провода.

— Согласен. Значит, здесь был кто-то, кто отсоединил провода от аппарата девушки.

— Может быть. А второе?

— У одного из охранников не оказалось противогаза. Мы не смогли его найти. Сумка его пуста, а жена его сказала, что охранник, уходя, взял его с собой. Теперь он проснулся, но сам ничего не понимает. Кроме того, на его лбу есть рисунок, подобный тому, что мы уже видели на дверях.

— О!

— А это значит, что в самой полиции может быть есть предатель, сэр.

— Почему ты так думаешь, майор?

— Кровоточащее сердце не используется в качестве символа ни в одной из организаций. Только охранник мог нарисовать этот знак. Ведь сюда больше никто не входил.

Иезус Пьетро едва сдерживал свое нетерпение.

—- Может быть ты прав, майор. Завтра мы обсудим, как нам выяснить все это.

Майор Янсен поговорил еще немного, высказывая различные предположения. Пьетро слушал , вставляя соответствующие ремарки, и постарался быстрее закончить разговор

Предатель в полиции? Пьетро очень не хотелось думать так. Конечно, такая вероятность есть, и ею нельзя пренебрегать, но даже одно предположение об этом могло причинить невосполнимый моральный урон полиции.