Популярная история евреев - Джонсон Пол - Страница 39

В некотором смысле взаимоотношения греков и евреев в античную эпоху были сродни тем, что наблюдались между евреями и немцами в XIX – начале XX столетия хотя к параллелям такого рода надо подходить осторожно. У греков и евреев было много общего: их универсалистский подход, их рационализм и эмпиризм, их уверенность в божественном управлении вселенной, их этические принципы, их всепоглощающий интерес к Человеку как таковому; однако в данном случае более существенными оказывались различия, которые усугублялись взаимным непониманием. И евреи и греки провозглашали свободу и вроде бы верили в нее. Однако, если в случае греков свобода была самодовлеющей целью, реализовавшейся в свободном, самоуправляемом обществе, которое выбирало себе законы и богов, то в случае евреев она была не более чем средством, причем не предполагалось никакого влияния ее на религиозные обязанности, установленные свыше и не подлежащие изменению человеком. Ситуация, в которой евреи могли бы примириться с греческой культурой, была возможна только в том случае, если бы они сумели перенять ее – что они в конце концов и проделали в виде христианства.

Поэтому важно понять, что в основе еврейского бунта против Рима лежала в сущности борьба между еврейской и греческой культурами. Более того, борьба эта пошла от книг. В то время существовали всего две великие литературы, греческая и еврейская; латинские тексты, смоделированные по подобию греческих, только начинали складываться в систему. Все больше людей приобщалось к грамоте, в особенности греков и евреев, у которых были школы. Писатели начали формироваться как личности; мы знаем имена целой тысячи литераторов-эллинов, процесс самоутверждения шел и среди писателей-евреев. Возникали огромные библиотеки, как государственные, так и частные; в фондах Александрийской библиотеки было свыше 700 тысяч свитков! Греческая литература принадлежала, конечно, международному культурному сообществу; евреи, между тем, были более усердны в копировании, распространении, чтении и изучении собственных священных текстов.

Во многих отношениях еврейская литература была намного более динамичной, чем греческая. Начиная с Гомера греческие литературные произведения призывали к добродетели, красоте и определенному образу мышления; еврейские же тексты отличались явно выраженной тенденцией к тому, чтобы стать планом действия. Более того, этот динамичный элемент становился все более важным. Его характеризовал пропагандистский настрой, полемический тон и откровенная ксенофобия, причем особенная враждебность была направлена на греков. Результатом борьбы Маккавеев являлся заметный акцент на жертвенность. Типичным в этом смысле является труд еврея по имени Иасон Киренский; существовавшая первоначально в объеме пятитомника, эта работа сохранилась в виде краткого изложения под названием «Вторая книга Маккавеев». Используя все риторические приемы греков, она, тем не менее, является антигреческим диатрибом и зажигательным мартирологом.

Еще более важно, что истории о мучениках являлись новым литературным жанром апокалиптического характера, который со времен Маккавеев заполнял в сознании евреев вакуум, оставленный упадком пророчества. Само слово «апокалипсис» означает «откровение». Апокалиптические тексты пытаются сообщить о тайнах, лежащих за пределами нормального человеческого знания и опыта, ссылаясь при этом для пущей достоверности на умерших пророков. Начиная со II века до н.э., опять же под давлением кризиса Маккавеев, они сосредотачиваются преимущественно на эсхатологической тематике, обращая в будущее еврейскую увлеченность историей и предсказывая, что случится в «конце времен», когда Бог решит покончить с историческим периодом и человечество вступит в эпоху подведения итогов. Этот момент будет характеризоваться грандиозными космическими катаклизмами, последней битвой Армагеддон, когда, по выражению одного из Кумранских свитков, «властитель небес возвысит свой голос, основы мира будут потрясены, и бой небесного воинства распространится на весь мир». Характерной особенностью этих событий является крайняя степень насилия, абсолютное размежевание между Добром (благочестивые евреи) и Злом (греки, позднее – римляне), а также намеками на их неотвратимое приближение.

Из этих трудов наиболее влиятельной была Книга Даниила, относящаяся к началу хасмонейского периода, потому что она не только проложила себе путь в Канон, но и стала прообразом многих других. Она использует исторические примеры из ассирийских, вавилонских и персидских времен, чтобы возбудить ненависть к языческому имперству вообще и греческому правлению – в частности, и предсказывает падение империи и приход Царства Божия, возможно, возглавляемого героическим освободителем, Сыном Человеческим. Книга перенасыщена ксенофобией и призывами к самопожертвованию.

Книги апокалипсиса могли читаться (и читались) на разном уровне восприятия. Умеренным, благочестивым евреям, составлявшим, по-видимому, большинство, которые со времен Иеремии и Иезекииля считали, что могут отправлять свою веру и при либеральном чужеземном правлении (и, может быть, эти условия – даже наилучшие), Даниил обещал не восстановление некоего конкретно-исторического царства (вроде царства Давида), а итоговой акт совершенно иного свойства – воскресение и личное бессмертие. Что особенно потрясало фарисеев, так это утверждение в конце Книги Даниила, что в конце времен «люди… спасутся… И многие из спящих во прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление». Это утверждение Даниила подкреплялось так называемой Эфиопской Книгой Еноха, написанной в начале I века н.э., которая говорит о «последнем дне» и «судном дне», когда «избранные» будут отмечены и вступят в свое царствие.

Идея посмертного суда и вознаграждения бессмертием возникла в Египте более чем за тысячу лет до этого. Она не принадлежала евреям, поскольку не содержалась в Торе, и саддукеи, которые держались за свои тексты, по-видимому, отрицали возможность посмертной жизни. Однако зародыш этой идеи содержался в Книге Пророка Исайи, и фарисеи с готовностью ухватились за этот аспект апокалипсиса, поскольку он отвечал их сильному чувству этической справедливости. Как показал Иов, на земле может не быть разрешения проблемы теодиции; однако, если справедливости нет в этом мире, она обязательно должна быть в другом, последующем, где праведники будут вознаграждены божественным судией, а грешники – наказаны. Идея последнего суда прекрасно вписывалась в иудаистскую концепцию о главенстве закона. Именно благодаря тому, что они учили этой доктрине, а вместе с ней и рационалистическому подходу к соблюдению Закона, что позволяло надеяться на спасение, фарисеи привлекали столько последователей, особенно среди благочестивых бедняков, чей горький жизненный опыт оставлял им крохотную надежду на счастье, да и то по другую сторону жизни.

Однако, если фарисеи (так же, как впоследствии Св. Августин) проводили четкое различие между царством небесным и земным, другие воспринимали апокалипсис более буквально. Они верили в реальное, физическое существование царства справедливости, ждали его и были готовы сделать все, чтобы ускорить его приход. Наиболее склонная к насильственным действиям группа получила у римских оккупационных сил название «сикарии»; эти люди скрытно носили кинжалы и занимались тем, что убивали евреев-коллаборационистов, особенно в праздничной толпе. На самом деле это было крайне террористическое крыло движения, называвшего себя зелотами. Название это пришло из книги Финееса в Книге Чисел. Финеес спас Израиль от кары, убив копьем нечестивца и его женщину, чем «показал ревность по Боге своем». Согласно Иосифу Флавию, движение было основано в 6 г. н.э. Иудой Галилеянином, который организовал восстание против прямого правления и переписи, организованной римлянами. Он был, по-видимому, кем-то вроде первых раввинов и проповедовал древнюю доктрину о теократическом характере еврейского общества, призывая не признавать ничьей власти, кроме Божьей.