Рассудок маньяка - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 19

– Хохлову любили в вашем институте? Или, наоборот, недолюбливали?

– А как вы думаете? – усмехнулся Фортаков. – Она ведь была красивой молодой женщиной, а у нас процентов на пятьдесят коллектив женский. Конечно, не очень любили. Она тратила всю зарплату на себя, была довольно независимой особой. На них все обращали внимание.

– На них?..

– Я имею в виду ее и Олечку Финкель. Конечно, они конкурировали, даже одевались похоже. Но в общем относились к друг другу гораздо терпимее, чем все прочие. У нас ведь много неустроенных женщин. Наука требует полной отдачи, и некоторые так и не успели устроить свою личную жизнь. Конечно, они не очень любили таких «взрывоопасных особ», на которых столь бурно реагировали мужчины.

– Вы имеете в виду Елену Витальевну?

– И ее тоже. Они все немного комплексовали от вида обеих молодых женщин. Ну это и понятно.

– А как к ней относились в техническом отделе?

– Спокойно. Там хорошие ребята подобрались. Игорек вообще занимается только компьютерами, Алексаняна ничто не интересует, кроме его работы. Коренев, Шенько, Григорьев – нормальные парни, немного чудаки. С такими знаниями и руками все еще сидят у нас в институте на мизерной зарплате.

– Вы не назвали Зинкова.

– У него другая проблема. Он ведь уже доктор наук. У него впереди прекрасная перспектива, если, конечно, Моисеева его не сожрет до той поры.

– У них плохие отношения? Мне показалось, что у них сложные, но не совсем плохие отношения? Или я не прав?

– Сложные. Моисеева вообще не любит пару Зинков – Фирсова. Знаете, как это бывает... Они ведь поженились совсем недавно. У нашей Людмилы погиб несколько лет назад муж. Он был очень хорошим человеком, настоящим другом. Она тяжело переживала его смерть. А потом они сошлись с Зинковым. Они ведь оба очень интересные люди. Ну а Моисеева, по-моему, немного комплексует из-за того, что не смогла получить такого вот мужа.

Он снова снял очки и протер стекла.

– Странно, – сказал Андрей Андреевич, – вы задаете совсем не те вопросы, что предыдущий следователь. Его интересовало в основном, где мы были в момент убийства. А вас занимают отношения между людьми в коллективе. Или вы работаете на контрасте?

– Я не следователь, – возразил Дронго, – я всего лишь эксперт по вопросам преступности, и у вас тут на «птичьих правах».

– То есть я могу и не отвечать на ваши вопросы?

– Желательно все же отвечать, чтобы я смог разобраться с этим весьма непростым случаем.

– Да, – вздохнул Фортаков, – это печально. Я до сих пор не могу заставить себя входить в ту комнату.

– Как вы считаете, мог это сделать кто-то из сотрудников технического отдела?

– Абсолютно исключено. Там нормальные люди, а убийца явный психопат.

– Почему вы так решили?

– Я слышал, как убили Хохлову. Это, по-моему, был какой-то маньяк.

– Вы знали Павла Мовчана, арестованного по подозрению в убийстве?

– Конечно, знал. Но это ошибка. Хотя говорят, что наши славные органы уже не ошибаются. Он очень неплохой парень. Судимость в молодости – это еще не основание для ареста. Испугался, сбежал. С кем не бывает? А следователи убеждены, что убил именно он. Возможно, я не прав, но не представляю себе нашего охранника маньяком, жестоким убийцей. И по каким мотивам? На женщин он не реагировал, у него симпатичная супруга, она иногда приходила к мужу, мы все ее знаем. Какие мотивы могли быть у Паши? Не знаю, может, я и не прав.

– В тот вечер вы немного задержались. Не видели ничего необычного?

– Нет, конечно. Если бы увидел, то не стал бы скрывать. Все весьма обычно. Может, преступление оттого кажется еще более страшным. Но я вышел через проходную где-то в половине седьмого. Или немного позже. Может, без пятнадцати семь. Меня еще подвезли супруги Зинковы, которые вышли вместе. Фирсова открыла свой автомобиль и предложила мне вместе с ней подождать в машине Георгия Ильича. Они куда-то должны были идти в гости. Она переоделась и ждала, когда он закончит дела в лаборатории. Мы сидели в машине минут пятнадцать.

– И вы оба не отлучались?

– Нет, ни на секунду. Сидели и ждали, когда придет Зинков. Он пришел, и мы поехали. Фирсова обычно машину не водит в городе, у нее нет прав. Поэтому она только за городом за руль садится. Хотя машина ее, но ключи она обычно дает Георгию Ильичу. Они подвезли меня до дома и поехали дальше.

– А задержались после работы вы все трое? Вместе с Зиминым?

– Да, все вместе. Правда, мы иногда выходили и входили в нашу комнату, но работали втроем. Фирсова, я и Зимин. Он сейчас в командировке.

– Я знаю. Где находятся ваши комнаты?

– На третьем этаже.

– Вниз вы спускались на лифте?

– Да, на лифте.

– В правом или в левом?

– В правом. Кажется, другой лифт тогда не работал.

– Ольга Финкель примерно в это время принесла бумаги из технического отдела. Она уверяет, что в кабине лифта была вода. Так ли это?

– Не помню. Но, наверное, была. По вечерам у нас некоторые сотрудники принимают душ. Душевые на первом этаже, и все могут ими воспользоваться. Ничего странного в этом нет. Но обычно все так торопятся с работы, что душ принимают только в перерывах, чтобы не задерживаться после шести.

– Как вы думаете, убийца кто-то из своих? Или посторонний, проникший на территорию института?

Фортаков тяжело вздохнул. Потер подбородок. Потом неуверенно заговорил:

– Поверить в «пришельца» мне трудно. Получается, что неизвестный специально залез на охраняемую территорию, чтобы убить Хохлову? Если он так хотел ее убить, почему не сделал это в другом месте? Она ведь жила одна. Нет. Я скорее думаю, что это сделал кто-то из наших, как это ни прискорбно, но, видимо, так оно и было на самом деле.

Он не успел договорить, когда за стеной раздались громкие крики, быстрый топот ног, пронзительный женский крик.

– Что случилось? – обернулся к двери Фортаков.

Дронго вскочил с места, подбежал к двери, распахнул ее. В коридоре у приемной директора толпились люди. Раздавались крики:

– Ей плохо!

– Что случилось? – поспешил к ним Дронго.

Он увидел растерянное лицо Архипова. Его секретарь лежала на диване.

– Идемте! – крикнул всегда сдержанный Сергей Алексеевич, бросаясь к лестнице. За ним побежало несколько сотрудников.

– Что случилось? – Дронго поспешил за Архиповым.

– Убийство, – отрывисто бросил Сергей Алексеевич. У него было серое лицо, он тяжело дышал. Пока они бежали вниз по лестнице, он, задыхаясь, выпалил:

– Убийство. Еще одно убийство в нашем институте... Сыркин позвонил мне, но Носов уже успел сказать в приемной, и моему секретарю стало плохо... Сейчас вызовут врача. Я уже попросил позвонить в ФСБ и в прокуратуру.

Они спустились на первый этаж и направились к душевым, где уже собралось не меньше двадцати сотрудников. Увидев Архипова, все расступились. Он подошел к душевой, покачнулся, оперся на раму.

– Не могу, – жалобно сказал Сергей Алексеевич, – не могу я туда входить. Просто не могу.

Дронго вошел в женскую душевую. Навстречу ему вышел Сыркин. Он неузнаваемо изменился за те несколько минут, когда в последний раз выходил из своего кабинета. У него подрагивали от волнения глаза, губы полумесяцем опустились вниз. Увидев Дронго, он молча отвернулся.

На полу и на стене душевой алели капельки крови, словно кто-то специально брызгал красную краску на кафельные плитки. В помещении, кроме Михаила Михайловича, больше никого не было. Дронго сделал несколько шагов, осторожно открыл кабинку. На полу лежала Ольга Финкель. Убийца нанес ей несколько ударов прямо в живот. Дронго наклонился, поднял руку девушки. Да, она была убита несколько минут назад. Кровь еще не успела свернуться, тело было теплым. Но никаких внешних признаков насилия не было.

– Ее тоже убили, – отрешенным голосом сказал за его спиной Сыркин, – убил тот же мерзавец.

– Погодите, – Дронго поднялся, чувствуя непривычную боль в сердце, – погодите.