Рассудок маньяка - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 15

Дронго и Сыркин вышли из кабинета. Когда дверь за ними закрылась, Сыркин приглушенно сказал:

– Она очень хороший ученый. Но одиночество наложило свой отпечаток на ее характер и поступки. Послушать ее – так на работу все должны приходить в рабочих комбинезонах, быть бесполыми существами.

– Она думает прежде всего о работе, – возразил Дронго, – это понятно. Мне нужно еще познакомиться с Сулахметовой, Фирсовой и поговорить с вашей Олей.

– Почему с моей? – смутился Сыркин.

– Это же вы нас познакомили. Не обижайтесь, я не хотел сказать ничего такого.

– Фирсова сидит на третьем этаже, в своем отделе. Как раз в этом углу находится ее кабинет. Под нами. Сулахметова на втором. Но на противоположной стороне. Их окна обращены в другую сторону. Оля, наверное, сейчас в машбюро. Она обычно приносит туда работу технического отдела. Машинистки сидят в конце нашего этажа, – Сыркин показал рукой, – рядом с моим кабинетом.

– Пойдемте-ка туда, – предложил Дронго. – Я думал, что машинописных бюро уже не бывает. Сейчас все перешли на компьютеры.

– Какие компьютеры? Все равно все отчеты нужно готовить в письменном виде. Попробуйте послать куда-нибудь в вышестоящую инстанцию письмо по факсу или по электронной почте. Будет грандиозный скандал.

– Ну, это понятно. Начальство привыкло к персонифицированной ответственности своих подопечных. Им нужны письма с личными подписями, с печатями, чтобы в случае необходимости прикрыться такими бумажками.

– Вот-вот. Вы не знаете, сколько мы отправляем бумаг, которые никому не нужны, – оживленно говорил Сыркин, шагая впереди.

Он дошел до машбюро, открыл дверь.

– Входите, – пригласил он Дронго.

В очень длинной комнате за столиками сидели четыре женщины. Две молоденькие девушки, одна женщина чуть постарше и одна совсем седая, похоже, давно вышедшая на пенсию. Все улыбались, очевидно, кто-то из них рассказывал смешную историю. Вошедших так и встретили – улыбками. Сыркина не боялись, скорее уважали. Дронго заметил сидевшую на стуле Ольгу Финкель. Девушка была уже в другой, но не менее смелой мини-юбке, наглядно демонстрирующей ее красивые коленки. В комнате было много цветов, очевидно, Михаил Михайлович щедро делился цветочными горшками и вазочками с соседним кабинетом. В комнате царил тот упорядоченный беспорядок, который бывает у нескольких хозяек, когда разбросанные вещи вроде бы не принадлежат никому, а собранные – конкретной сотруднице.

– Здравствуйте, девочки, – степенно произнес Михаил Михайлович. – Что это вы все улыбаетесь?

– Сегодня день рождения Светланы Федоровны, – пояснила Ольга, – вот мы и хотим после пяти часов отметить.

– А потом пораньше уйти с работы? – прищурился Сыркин.

– У меня пораньше не получится, – сморщила свой красивый носик Оля, – опять в нашем отделе какие-то данные будут обрабатывать.

– Ничего, тебе полезно немного больше провести времени на работе, – рассудительно заметил Михаил Михайлович. – А вас, Светлана Федоровна, разрешите поздравить с днем рождения.

– Спасибо, – улыбнулась самая старая из женщин. – Только уж не с чем поздравлять.

– Оля, пойдем с нами, – попросил Сыркин. – Товарищ эксперт хочет с тобой побеседовать.

– Пойдемте, – согласилась Ольга, вставая. – А я думала, он сюда знакомиться пришел, – задиристо заявила она, и все прыснули от смеха.

– Несерьезная ты девушка, – улыбнулся и Михаил Михайлович, выходя из кабинета. Дронго пропустил вперед девушку. Сыркин открыл свой кабинет со словами:

– Вы побеседуйте, а я сейчас вернусь.

– Спасибо, – кивнул Дронго, проходя к столу.

Оля села напротив. Юбка была ей не просто коротка. Она напоминала скорее набедренную повязку. Нужно было сделать определенное усилие, чтобы не смотреть на ее ноги. Дронго вздохнул, вспомнив о разнице в возрасте с этой красотулей. Ему намахало тридцать девять. Последнее время он чувствовал себя стариком. Встречаясь с молодыми людьми, моложе его на пятнадцать-двадцать лет, он с явным раздражением замечал, что это уже другое поколение. Более открытое и более независимое, с иными жизненными ценностями. Если его сверстники были замыкающим поколением распавшейся империи, развал которой начался, когда им было под тридцать, то молодежь взрослела в совсем иные времена.

– Скажите, Оля, – спросил Дронго, прервав цепь своих размышлений, – вы хорошо знали Аллу?

Девушка вздрогнула. Он заметил, как она вздрогнула. Улыбка исчезла с ее лица.

– Почему вы спрашиваете?

– Вы ведь работали в одном отделе. Говорят, она была красивой молодой женщиной, как и вы.

– Может быть, – сухо ответила Оля, – мы мало общались. Она у нас проработала совсем немного.

– Но достаточно, чтобы ее успели убить.

– Да, – печально ответила девушка, – но мы с ней не дружили. Просто общались по работе.

– Какой она была?

– Нормальной.

– Это я понимаю, – улыбнулся Дронго, – не сомневаюсь даже, что у нее была одна голова, две руки и две ноги, – он специально пошутил, видя, как она зажалась. – Но почему именно ее убили? Как вы думаете?

– Не знаю, – немного испуганно ответила девушка, – я ничего не знаю.

– Что вы делали в тот вечер?

– Сидела в приемной у Архипова, – сообщила Ольга, – потом печатала в машинописном бюро. Потом Елена Витальевна послала меня в технический отдел принести нужные ей бумаги.

– Когда это было? И как?

– Примерно в половине седьмого. Я вошла в здание, прошла в лабораторию и получила у Алексаняна нужные мне бумаги.

– Он был в лаборатории?

– Нет. Он выходил в другую комнату, смежную с лабораторией.

– А кто в этот момент был в лаборатории, вы не знаете?

– Знаю. Зинков, Коренев и Шенько. Меня много раз про это спрашивали.

– А откуда вы знаете, что именно они были там?

– Я слышала их голоса.

– Что было дальше?

– Я взяла бумаги и вернулась обратно. Когда я поднималась в кабине лифта, один лист бумаги упал на пол и немного промок. Моисеева приказала мне его перепечатать. Я снова вернулась в бюро и перепечатала этот листок. Вот и все.

– Почему промок? У вас в лифте таскают воду?

– Нет. Но у нас есть душевые на первом этаже, где после работы можно принять душ. Иногда после работы в лабораториях наши ребята туда ходят.

– Какой был лифт? У вас два лифта. Правый или левый?

– Правый. А другой лифт в тот вечер не работал.

– Вы отдали последний лист Моисеевой. Что было дальше?

– Потом я ушла. Но видела, как собиралась домой Елена Витальевна. Вот и все.

– Вы никого не видели в другом здании?

– Нет, никого. Во дворе встретила Сережу Носова. Он куда-то торопился. Больше никого не видела.

– Вы давно работаете в техническом отделе?

– Полтора года, – ответила Оля, – сразу после окончания института.

– Хохлова пришла позже?

– Да, позже. Примерно восемь месяцев назад.

– Две красивые молодые женщины в одном отделе, – задумчиво сказал Дронго. – И вы относились друг к другу нормально?

– Да, нормально, – с явным вызовом повторила Ольга, – у нас вообще в коллективе были нормальные отношения. И сейчас нормальные.

– Я не хотел вас обидеть, не нужно так эмоционально реагировать. Вы ведь сидели в одной комнате?

– Не хотели, а задаете такие вопросы, – вдруг с некоторым надрывом произнесла она. – Весь институт за мной ходит и смотрит, как будто это я ее убила. А мы с ней вообще ни разу не поспорили, ни разу даже не поругались.

– А почему вы должны были ругаться? – вставил Дронго.

– Не почему, – зло ответила Оля, – просто все считали, что мы не любим друг друга.

– А вы ее любили?

– Я относилась к ней обычно. Я же вам сказала – о-быч-но.

– Кто, по-вашему, мог совершить убийство? – Его вопросы заставляли девушку вздрагивать.

– Н-не знаю, – чуть запинаясь, произнесла она, – я действительно не знаю, – торопливо добавила Ольга, – но это не Пашка. Точно не он.

– Почему не он?

– Добрый он был, мягкий. Сейчас говорят, что его за грабеж судили, а я в это тоже не верю. И жену его я видела. Хорошая семья...