Нашествие теней - Джонсон Оливер - Страница 7

Старика звали Вараш, и был он верховным жрецом храма Ре в Тралле. Полный событий день, увенчавшийся жертвоприношением, исчерпал его силы. Встал Вараш на рассвете, чтобы совершить обряд Очищения Огнем. Как всегда без запинки он выпевал слова молитвы, пока ущербный диск солнца вставал над восточными горами: «Да обретет совершенство плоть, подобно нечистому металлу, очищаемому огнем горна. Да станем мы подобны золоту в глазах Ре, Владыки Света: чистыми и без порока, сияющими, как новорожденное Солнце в день Второго Пришествия!» Вараш надеялся, что никто из присутствующих не заметит, как щурится он от света, терзающего его глаза. Он громко произносил слова обряда, но ничто в его сердце не отзывалось на них. Даже свежая родниковая вода, которой только что омыли его служки, не принесла ему ощущения чистоты: все тело точно обросло липкой тиной отвращения к себе, ставшего осязаемым, — от этого никакое омовение не избавит. Чистые, отглаженные одежды, в которые облачили Вараша, не вызвали у него чувства подъема: они были всего лишь новой ненужной ношей для его старых плеч.

Вараш вздохнул. Усталость его была не только физического свойства. Он уже давно не смотрел людям в глаза, чтобы они не видели тьмы, скопившейся в нем за годы жизни: сделок с совестью, лжи, убийств. Все это можно утаить, пока не встретишься с кем-то глазами, — а тогда все тайное мгновенно становится явным.

Потому-то Вараш и теперь не смотрел на молодого послушника, только что вошедшего в комнату, а смотрел на угли жаровни.

И переспросил юношу Вараш только но старой привычке, ибо хорошо слышал, что тот сказал:

— Говоришь, некий жрец в маске поднял этот переполох?

— Да, владыка, он пытался прорваться мимо часовых в храм во время церемонии. — Голос послушника от волнения стал выше на пару октав — ведь он докладывал самому верховному жрецу.

— И где же он теперь?

— Там... там, за дверью, закованный в цепи.

Вараш выбранился про себя. Еще один смутьян вроде того, которого он только что отправил к Творцу? Когда же это кончится? Однако требования долга были ясны. Как бы ни устал верховный жрец, он должен допросить этого человека.

— Хорошо, введите его, — утомленно произнес Вараш. Юноша, однако, медлил. — В чем дело?

— С твоего позволения, владыка, этот жрец...

— Ну, что такое?

— Его облик...

— Что у него — две головы, три руки или хвост, как у собаки?

— Н-нет, владыка, но на нем такая маска...

— Маска? Ты думаешь, мальчик, я испугаюсь маски, видя по тысяче масок в день? Пусть он войдет! — Послушник собрался сказать еще что-то, но передумал и выскочил из комнаты. Шлепанье его сандалий по каменному полу отдалось эхом в коридоре.

Вараш медленно наклонился и поднял с пола свое тяжелое церемониальное облачение. Без всякого теплого чувства оглядев эти пропотевшие одежды, символизирующие его величие, он поднялся и устало натянул их на себя. Посторонний запах заставил его сморщить нос и понюхать рукав. Пахло кровью, скотобойней, смертью. И затхлым стариковским духом. Вараша пробрала дрожь. Он опять опустился на свой резной дубовый трон и протянул руку к хрустальному графину с молодым рубиновым вином. Рука его дрожала, когда он наливал напиток в бокал. Закинув голову, Вараш сделал такой большой глоток, что вишнево-алая струйка потекла по подбородку, потом вытер рот и вновь устремил мрачный взгляд на угли в жаровне.

Сморщив выпуклый лоб, Вараш думал о судьбе города, в котором семь лет состоял верховным жрецом Ре.

Дела приняли дурной оборот еще до Гражданской Войны. Солнце начало меркнуть задолго до рождения Вараша — оно угасало день за днем, год за годом, и под его слабыми лучами зимой уже не таял снег, а летом не зрел урожай. Воды на равнинах неуклонно поднимались, и некогда тучные поля превращались в бурые болота, зловоние которых саваном окутывало город. Тралл еще до смуты стал гиблым местом, и все меньше паломников приходило поклониться храму Ре: их поток, когда-то сделавший храм богатейшим в Империи, обратился в жалкий ручеек.

Да и сама Империя, столь долго сохранявшая в своих пределах веротерпимость, распалась. Некогда в нее входили Тралл, Оссия и Суррения, ныне же порядка в этих землях не стало. Удельные военачальники вроде барона Иллгилла, правившего Траллом семь лет назад, соперничали за господство над малыми областями. Торговля пришла в упадок, и голод царил повсюду после нескольких неурожайных лет.

Многие ждали, что император прибудет из своей столицы Валеды и положит конец голоду и кровопролитию. Но этим надеждам не суждено было осуществиться. Пятьсот лет назад, когда солнце впервые заволоклось дымкой, тогдашний император со своими наложницами и астрономами удалился в Потаенный Дворец, выстроенный на Высоких Равнинах над его столицей, дабы там постичь тайну умирания светила. С тех пор никто не входил во дворец и не выходил из него — только гонцы еще порой прибивали к его воротам послания от императорских вассалов, не дождавшись ответа на свой зов. На этих воротах можно было прочесть краткую историю пяти последних столетий: мольбы провинциальных губернаторов о помощи и руководстве становились все настойчивее по мере разгула мятежной вольницы, храмы просили исправить ущерб, нанесенный той или иной религии, воины клялись в верности невидимому императору, опустошая Империю его именем. Вся история распадающегося мира была представлена здесь, но никто не читал ее, и письма рвались в клочья ледяными ветрами, бушующими на Высоких Равнинах вокруг серых дворцовых стен. Никто больше не ездил к Потаенному Дворцу, избегая его как проклятого места, где умер император вместе со своей Империей.

Таков был мир, в котором родился Вараш, — мир войн, неуверенности в будущем и растущей раздробленности; глубже всего она проявлялась в религии, где усиливался раскол между Огнем и Червем. Вараш, следуя по стопам отца, стал служкой в этом самом храме. Он никогда не бывал за пределами Тралла, боясь царящего вокруг хаоса.

Однако за шестьдесят лет жизни Вараша в Тралле возвысился другой храм. Храм Исса всегда располагался через площадь от храма Ре, но ко времени рождения Вараша это был поросший травой холмик, куда вела задушенная сорняками нора. Около него изредка мелькали бледные изможденные фанатики, да покойников вносили порой в его катакомбы. Но когда солнце год от года стало меркнуть, около этого мрачного места стало появляться все больше и больше народу. Застарелые руины и заросли постепенно расчищались, и с востока прибывали жрецы, возрождая поклонение Иссу, богу жизни в смерти. Они бродили по городу, проповедуя всем, кто соглашался слушать, указывали на умирающее солнце и говорили: «Исс заключил своего брата Ре во тьме, когда тот совершал переход через его царство, и скоро повсюду настанет вечная ночь».

Вслед за этим начались убийства, жрецы Исса резали людей в темных переулках, и хотя виновных предавали казни, многие горожане исчезали, и молва гласила, что они потом оживают вампирами в катакомбах. Городом тогда правил барон Иллгилл, почетный жрец Ре. Служители Червя подверглись жестоким гонениям, и солдаты были посланы в катакомбы искоренить живых мертвецов. Многие из них не вернулись назад, а те, что вернулись, рассказывали о тысячах упырей, пробужденных от векового сна магией жрецов Червя и кормящихся живой кровью похищенных. Иллгилл послал еще больше людей в храм Исса — перебить жрецов и сжечь все трупы, которые будут обнаружены в катакомбах. Живые мертвецы, которым удалось избежать этой участи, ушли поглубже, в туннели, сотами пронизывающие утес, служивший основанием города.

Укрепившись там, они отправили гонцов на восток, в далекую Оссию, в Тире Ганд — столицу нежити. И тамошние старейшины снарядили в Тралл князя Фарана Гатона Некрона. Дальнейшее стало достоянием истории: Фаран Гатон пришел с войском, покрывшим равнину, как темный прилив. Гордое войско Иллгилла выступило ему навстречу, сверкая яркими знаменами, крепко уверенное в том, что жизнь восторжествует над смертью. Потом битва, в которой веселые знамена Иллгилла враги теснили все дальше и дальше к неизбежному поражению. Ночью последовало разграбление Тралла, кровавая оргия живых мертвецов и пожар, охвативший полгорода. Затем настала передышка — Фаран прекратил бесчинства. На площадях появились его указы, гласящие, что нежить не тронет живых, если те будут соблюдать его законы; он хочет одного — свободы вероисповедания для последователей Исса, между тем как уцелевшие жители Тралла вольны посещать храм Ре. Обещания на поверку оказались пустыми: на что был Фарану Тралл без крови живых? Да и храм Ре Фаран не закрыл лишь для того, чтобы знать, что замышляют его враги. Живые вскоре убедились в неверности слов нового правителя. Но к тому времени они оказались заперты в городе: пустынные болота преграждали им путь к свободе.