И пес с ним - Куинн Спенсер - Страница 53

Помню я этого Дилана: смазливый тип, но беспутный, да еще и уголовник. Уж меня-то он никуда бы не втянул, как бы ни старался. На самом деле люди далеко не всегда правильно оценивают своих сородичей, то есть других людей. Мы, я и мои соплеменники, в этом плане обладаем более тонким чутьем. Иногда человеку удается перехитрить нас (некоторые двуногие на удивление склонны к обману и хитрости, прямо как лисы), однако обычно мы с первого нюха распознаем таких особей.

Через некоторое время автомобилей на дороге стало гораздо меньше, и лицо Сьюзи почти все время скрывала темнота. Мы съехали с шоссе и начали подниматься в горы, все выше и круче. В свете редких встречных машин я видел, что в глазах Сьюзи стоят слезы. Я положил лапу ей на колено. Она ласково потрепала меня по холке.

– Берни и вправду играет на гавайской гитаре? Вот бы послушать…

Пустынный отрезок дороги мы преодолели в тишине.

– Надеюсь, что… – Не договорив, Сьюзи умолкла.

Не совсем понял: ее надежды связаны с гавайской гитарой или с чем-то еще? Берни действительно очень хорошо играет, вернее, играл раньше, разные песни, например, «Вверх по ленивой реке», «Когда на юг снисходит ночь», «Джамбалайя» и мою любимую «Хэй, Бо Дидли». Сам Берни больше всего любит «Переполох в Касбе» – когда он исполняет ее, я пользуюсь моментом и хожу в туалет.

– Я ведь далеко не глупа: тысяча четыреста баллов за ТАС[5], диплом с отличием… Как же можно было так промахнуться?

Ничего не понимаю. О чем это Сьюзи?

– Господи, меня скоро вырвет!

Охо-хо. На всякий случай я отодвинулся подальше к двери.

Однако Сьюзи не вырвало, наверное, спазмы в желудке прекратились. Такое иногда бывает – я вспомнил эпизод с анчоусами, который мог бы закончиться даже хуже, чем вышло на самом деле.

За окнами автомобиля проносилась ночь. Один раз во мраке мелькнула пара желтых кошачьих глаз, только гораздо крупнее. Шерсть у меня на загривке встала дыбом. Я знал, что скрывается там, в темноте.

– Это правда, что он крепкий, как кремень? – продолжала Сьюзи. – Я знавала пару-тройку крепких парней, никто из них не умел рассмешить меня или играть на гавайской гитаре. С другой стороны, учеба в Вест-Пойнте, армия, боевой опыт… О Господи! – Она закусила костяшки пальцев – у людей это признак страшного огорчения и беспокойства (я, кстати, тоже иногда делаю что-то подобное). – Ах, если бы мы умели предвидеть, что нас ждет за углом! – горестно воскликнула Сьюзи.

Сьюзи мне очень нравится, несмотря на то что порой ее трудно понять. Вот хотя бы эта фраза: «Предвидеть, что нас ждет за углом». Полная ерунда. Достаточно хорошенько обнюхать угол (делов-то!), и сразу узнаешь все, что нужно. А если, к примеру, за углом лежит что-нибудь вкусненькое… Уф-ф, пожалуй, не стоит мудрить. Я выбросил все эти мысли из головы и уютно свернулся калачиком на сиденье. Да, Берни у нас – ого-го! Раскидал тех байкеров, словно игрушки. С ним просто не может случиться ничего плохого. Мои глаза сами собой закрылись.

Когда я проснулся, мы двигались по главной улице Сьерра-Верде. Мимо промелькнул неоновый бокал мартини в темном окне бара, перед которым в этот час не было ни одного мотоцикла. Откуда-то со стороны донесся нервный визгливый лай, какой издают мои собратья посреди дурного сна; я сразу вспомнил заведение в следующем переулке, клетки и белую струйку дыма из трубы.

Сьюзи не свернула в переулок, а проехала еще несколько кварталов прямо до магазина, возле которого мы с Берни встретили Анатолия Булганина. Машин перед магазином тоже не было, но свет в витрине горел, а за прилавком сидел ссутуленный продавец. Сьюзи припарковалась на стоянке, достала сотовый телефон и набрала номер.

– Привет, Лу, – сказала она в трубку. – Горячий выдался вечерок? – На другом конце послышался мужской голос. – Если найдешь минутку, – продолжила Сьюзи, – поищи, пожалуйста, что-нибудь о Распутине в комбинации со словами «шахта» и «Призрак». Призрак – это название городка. – Пауза. – Да, Распутин, как тот безумный русский монах.

Мужчина в трубке говорил громко, хотя что именно, разобрать я не мог.

– Нет, – сказала Сьюзи, – он давно умер, но дело не в этом. Нет, царь ни при чем. Просто фамилия, Лу. Р-А-С-П-У-Т-И-Н… Да, как Путин, только в начале добавь «рас»… Нет, растафари – это из другой оперы.

Сьюзи нажала кнопку отбоя и повернулась ко мне:

– Знаешь, моя мечта – работать в «Вашингтон пост» и вести расследования, как журналисты Боб Вудворд и Карл Бернстайн.

Мечта Сьюзи не произвела на меня впечатления, потому что я ничего не понял. Лично я мечтал только о том, чтобы охотиться в каньоне, ловить преступников и иногда лакомиться бифштексом под соусом «А-1». Кстати, больше всего мне нравится мясо, поджаренное на гриле, с отпечатком решетки, уж не знаю почему.

Сьюзи опустила стекла. Салон наполнился воздухом пустыни, свежим и прохладным, означавшим, что близится утро. Сьюзи обхватила себя руками и поежилась, как будто замерзла.

– В детстве у меня тоже был пес, – сказала она. – Когда мои родители развелись, его отправили в приют для брошенных животных.

Я внимательно посмотрел на нее в отблесках света, падающего из витрин магазина. Грустная история – что там говорить, мне бы не хотелось окончить свои дни в приюте, – и все-таки я ужасно люблю… да почти все вокруг, весь этот мир.

– Ты молодчина, Чет, – сказала Сьюзи и взялась за дверную ручку. – Пойду возьму кофе.

Она вышла из машины и скрылась в магазине. Мой желудок все еще был точно сжатый комок, но я знал, что здесь продают копченые колбаски «Слим Джим». От копченой колбаски я бы сейчас не отказался.

В зеркале заднего вида сверкнули фары. Я обернулся и увидел медленно приближающийся пикап, а вскоре разглядел и лицо водителя, которое выделялось в темноте салона неярким пятном. Очень бледное лицо, крупные скулы отбрасывают тень, крошечные уши, светлые волосы, почти белые, хотя он не стар: Борис! Я знаю этого человека! Разве забудешь того, кто пытался подрезать тебя ножом! Я выпрямил спину и уже хотел залаять, но сдержался – Берни в такой момент попросил бы меня сидеть тихо, сделал бы короткий жест, понятный лишь нам двоим. Спокойно, Чет, возьмем их аккуратно и без лишнего шума.

Когда пикап – светлый, поменьше нашего – поравнялся со мной, я явственно разглядел физиономию Бориса в отблесках зеленой подсветки приборной доски. Борис ухмылялся, и эта зеленая ухмылка привела меня в ярость. Не раздумывая (думать – по части Берни, вот он пусть этим и занимается) я выскочил через окошко и спрыгнул на землю позади пикапа. Оказалось, он движется гораздо быстрее, чем я предполагал, сидя в машине Сьюзи. Я помчался вслед, но сумел догнать его только у светофора, единственного в городе. Несмотря на красный сигнал, Борис не остановился и даже прибавил газу. Мой последний шанс, другого не будет! Я сжался, словно пружина, и прыгнул. Длинный прыжок, один из лучших за всю мою жизнь. Я перелетел через задний борт и беззвучно приземлился в кузове.

Или не совсем беззвучно: в узком заднем окошке мелькнула голова Бориса: он резко оглянулся. Пикап сбросил скорость. Я нырнул и затаился на дне кузова, слившись с тенью. Машина вновь пошла быстрее. Я осторожно приподнялся: Борис смотрел перед собой. Мы ехали сквозь спящий город. С того места, где я лежал, мне были видны верхушки зданий, темное небо, быстро бегущие рваные облака, через которые проглядывали звезды. Неожиданно дома закончились. Мы покинули Сьерра-Верде, спустились по горной дороге и выехали на пустынную равнину, которая простиралась до самого Нью-Мексико.

Я лежал на брезенте, прижавшись спиной к бухте троса. Пахло бензином и порохом, а еще – очень слабо – моим любимым сочетанием (ладно, отдаю второе место): яблоки, бурбон и острая нотка, делавшая этот запах схожим с моим. Берни был здесь, в этом самом кузове! Когда мы, собаки, понимаем, что вышли на верный след, нас охватывает особое чувство, некое сдержанное возбуждение. Собственно, возбуждение я уже ощущал; сдержанность, видимо, должна прийти позже.