Сквозь тени прошлого (СИ) - Лейк Оливия - Страница 37

Высокий светловолосый красавец с породистой благородной внешностью. Наверное, именно таким юные девочки обычно рисуют в своих мечтах принца на белом коне. А вот аура властности, непоколебимой уверенности в себе и огромные финансовые возможности привлекали женщин постарше. Габриэлла уже молчала о его умелых сильных руках, всю ночь не выпускавших её из объятий, о горячем поджаром теле, касаться которого одно удовольствие и о… Но думать об этом сейчас было небезопасно. Габриэлла ощутила, как щёки вспыхнули от предательского румянца, а на лице расцвела глупая улыбка. Да, от такого горячего коктейля любое сердце может дрогнуть и сдаться в любовный плен, но только не её. Она поймала себя на мысли, что не мечтает о возвышенных глубоких чувствах, не надеется выйти за него замуж и родить ребёнка. Захария ей нравился, а про химию и сексуальное влечение говорить было излишним, но это не было любовью или хотя бы влюбленностью. И Габриэлла искренне верила, что это не изменится.

— Доброе утро! — с улыбкой, произнесла она, остановившись на последней ступеньке.

Захария повернулся на голос и протянул руку. Габриэлла осторожно вложила в его ладонь свою, а он в ответ слегка сжал женские пальцы. Когда она оказалась совсем рядом, Захария коснулся её губ невесомым поцелуем, давая понять всем и каждому, что в отношениях с гостьей Эйджвотер-холла наступил новый виток.

Захария был прав — Габриэлле никто и слова не сказал ни о произошедшем в кабинете, ни об их романе в целом. Новость, что она теперь не только гостья, но и близкая подруга хозяина поместья, разлетелась со скоростью света, но сказать что это как-то повлияло на отношение к ней обитателей Эйджвотер-Холла было сложно. Прислуга, может, и шепталась о жизни своего работодателя, но никоим образом этого не демонстрировала. Да и выглядели они настолько вышколенными и готовыми услужить, что проявление какого-либо неуважения с их стороны было просто немыслимо. Но так было всегда, с самого приезда Габриэллы, поэтому здесь принципиально ничего не поменялось. Разве что миссис Грин, тощая, как жердь и натянутая, как тугая струна, в последнее время стала еще более прямая, будто кол проглотила. Она была неизменно тактична и любезна с Габриэллой, но та иногда замечала, как экономка неодобрительно поджимает губы, полагая, что на неё не смотрят, и слегка прикрывает глаза, будто до сих пор не может забыть увиденную в кабинете картину. Габриэлле в такие моменты казалось, что миссис Грин обвиняет её в совращении такого благородного и высокоморального человека, как мистер Захария Денвер.

Семья же предпочитала делать вид, что вообще ничего не произошло. И им, надо сказать, это неплохо удавалось! Став любовниками, Захария и Габриэлла старались не афишировать свои отношения, но и не таились. Для него, как ни удивительно, стало нормой посреди чопорного чаепития и пустых светских бесед, а порой и серьезных разговоров, брать руку Габриэллы в свою и не выпускать до конца вечера, совершенно не замечая, что этим он шокирует окружающих, да и её саму. Элизабет в такие моменты замирала и с трудом проглатывала свой чай, но быстро приходила в себя и деланно улыбалась, а вот Эмма стреляла в Габриэллу неприязненными, весьма красноречивыми взглядами и быстро отворачивалась.

Такое поведение не вязалось с образом английского джентльмена, который давно сформировался у простой американской журналистки, и после проявления первого публичного приступа нежности, она поделилась с Захарией своим недоумением.

— Разве у тебя раньше были английские мужчины? — в ответ поинтересовался он.

— Нет, но о вашей чопорности, холодности и консерватизме можно слагать легенды. Стереотипы как всегда сильны!

— Это всё имеет место быть, но в своём доме, с близкими мне людьми, а в своей постели и подавно, я могу позволить себе быть таким, каким мне того хочется. Без оглядки на правила и стереотипы.

И после таких высокохудожественных изъяснений он совершенно бесстыдно и невероятно убедительно развеивал последний миф — об английской холодности. Габриэлла была счастлива от того, что её предположения относительно чопорности и сдержанности британских джентльменов в интимной сфере оказались в корне неверны. Иногда она смеялась, вспоминая, как представляла Захарию эдаким мистером Дарси, который, наверняка, приходил в спальню к своей супруге в колпаке и длинном ночном платье.

Но Захария оказался прекрасным любовником и после проведённой вместе первой ночи доказывал это при каждом удобном случае. Да, отношения, установившиеся с момента их знакомства, претерпели немалые изменения. Причем, с одной стороны могло показаться, что они не переменились вовсе, но с другой — стали диаметрально противоположными.

Он, как и прежде, дни посвящал работе, но их вечерние беседы, направленные на изучение его личности и коллекции, возобновились. Габриэлла не забывала, для чего она приехала в Англию, и была твердо намерена собрать всю необходимую информацию для своей книги. Книги, которую хотела написать в память об отце. И посвятить её Габриэлла собиралась именно ему. Сказать, что Захария стал как-то больше помогать ей или откровенней отвечать на щекотливые вопросы было бы ложью. Они оба — деловые люди, и когда речь шла о делах, то оба вели себя совершенно непреклонно. Каждый отстаивал свою точку зрения, правоту и собственную выгоду, невзирая на изменившиеся обстоятельства и взаимную симпатию. Их пикировки стали более хлёсткими за счет комментариев, которые они никогда бы не позволили себе при ином положении вещей. Но и Захария, и Габриэлла не могли не признать, что получали огромное удовольствие от этих словесных баталий.

Хотя иногда она сожалела, что её мистер Денвер оказался настолько непробиваемым, и не говорил ни на йоту больше, чем обещал. Ни про его намерения в отношении осколка Ибелина покойного Митчелла, ни про нового владельца бриллианта Габриэлла ничего так и не узнала. Захария не подтверждал и не опровергал её догадок, только загадочно улыбался. А она преувеличенно громко вздыхала, отмечая про себя, что его поведение как раз закономерно. Возможно, она даже разочаровалась бы, окажись он теперь более словоохотливым и излишне доверчивым. Поэтому его некоторая подозрительность к ней, как к журналистке, Габриэллу не удивляла.

А вот что действительно стало для неё открытием — насколько нежным и внимательным Захария был вне рабочей обстановки и насколько горячим и ненасытным был в постели. Причем, эти свойства удивительно переплетались со строгостью и даже жесткостью в некоторых чертах его характера. Перебирая в памяти всё, что она успела узнать о нём за время пребывания в поместье, Габриэлла никогда бы не могла предположить, что будет просыпаться в Эйджвотер-холле под мягкое покалывание зимних роз или нежное трепетное прикосновение белых орхидей.

— Бедная оранжерея миссис Крэмвелл! — смеялась она, путаясь в осыпавшихся от их страстных объятий лепестках. Габриэлла не могла не признать, что это был самый головокружительный и восхитительно чувственный роман в её жизни. Пусть эти отношения ни к чему не вели и ни к чему не обязывали, но по накалу страстей и эмоциональной наполненности они грозили переплюнуть даже самую сказочную любовь. Ведь любовь — это по-разному. Иногда хорошо, но чаще просто сложно.

***

— Зак, мне нужно уехать в Лондон, — выпалила с порога Габриэлла, рассматривая какие-то документы. Он оторвался от телефона и со словами: «Я перезвоню», отключился. — Надо отогнать машину в салон. Когда я брала её, то не знала, что задержусь в Корнуолле больше, чем на месяц.

— Мне тоже нужно в Лондон. К завтрашнему утру, — выслушав её, произнёс Захария. — Поедешь со мной?

— Поеду. — Она не хотела оставаться в поместье без него, да и расставаться тоже не хотела. — Заодно мы сможем вернуть мерседес, — предложила Габриэлла.

— Я не хочу трястись шесть часов по дороге, у меня важная встреча за поздним завтраком. Завтра в шесть утра самолет, а машину отгонит Брайн, передай документы и ключи Оливеру, он решит вопрос. — Захария не скрывал, что был очень занят и, не глядя на неё, бросал фразы в промежутках между ударами пальцев по клавиатуре ноутбука.