Комсомолец 2 (СИ) - Федин Андрей - Страница 23

Ночью с восемнадцатого на девятнадцатое декабря выпал первый снег. Падали не редкие снежинки — случился настоящий снегопад. Природа словно напомнила мне: снега этой зимой будет необычайно много, а до двадцать пятого января осталось чуть больше месяца.

Глава 25

Зачётная неделя прошла именно так, как я и ожидал. В моей зачётке появились первые записи. Проблема возникла только на высшей математике: звали её Попеленский Виктор Феликсович, или просто Феликс. Козлобородый доцент торжественно объявил, что мне нечего делать в горном институте; что для такого «бэздаря», как я, самое место в училище, а лучше — в рядах советской армии. Феликс сказал, что мне не следует и пытаться сдать зимнюю сессию. А раз уж я возомнил себя «героем и борцом с преступностью», то он благословляет меня на учёбу в школе милиции — я ему ещё «спасибо» за это скажу.

— Не расстраивайся, Санёк, — сказал Аверин. — Не захотел Феликс по-хорошему… — всё равно поставит.

В пятницу двадцать четвёртого декабря, поздно вечером, Пашка и Слава собирались в очередной рейд по заснеженному городу — распугивать хулиганов. Хотя по моим прикидкам парни сегодня должны были отдыхать. Но Аверин и Могильный не разъехались по домам — задержались в общежитии. И даже не пошли в первый корпус, как обычно (девчонки, похоже, их там не ждали). В ответ на мои вопросы парни загадочно улыбались. Вместо того чтобы спешить к родителям, стрескали две трети приготовленного мной ужина. Поглядывали на часы, будто чего-то дожидались. Ровно в двадцать три часа Паша и Слава кивнули друг другу, достали из карманов красные повязки.

— Эээ… одевайся, Санёк, — сказал староста. — Сегодня пойдёшь с нами.

— Зачем? — спросил я.

Отложил в сторону почти заученную наизусть книгу Николая Островского — всю прочую художественную литературу вернул перед экзаменами в библиотеку, чтобы уберечь себя от соблазна предпочесть развлекательное чтиво учебникам и конспектам.

— Зачёт по вышке получать будешь, — ответил Аверин. — Я же обещал, что поможем тебе. Пришло время. Так что обязательно прихвати зачётку.

— Зачёт? Ночью?

— Ночью, ночью, — сказал Паша. — Самое время для такого важного дела. Нет, посмотрите на него: он ещё с нами спорит!

— Не спорю, — заверил я. — Одеваюсь. Надо, так надо.

Наряжались дружинники в этот раз, словно отправлялись на свидание. Отутюжили брюки, надели пиджаки и галстуки. Могильный даже брызнул на себя одеколоном и уложил расчёской рыжие волосы (соорудил ровный белый пробор… поверх которого нахлобучил шапку). Я заподозрил, глядя на их начищенные ботинки, что парни меня разыгрывали, обманом завлекали на предновогоднюю вечеринку. Но спорить не стал. Потому что вопрос с Феликсом действительно нужно было решать, чтобы получить допуск к экзаменам. Выбирать наряд мне не приходилось — собрался быстро. Вздохнул: предчувствовал, что завтра во время занятий на военной кафедре буду зевать и тереть глаза. Подумал: «Переживу. Не в первый раз».

Под ногами хрустел снег. Во дворах домов, что соседствовали с общежитиями, всего за несколько дней скопились сугробы — глубиной едва ли не мне по колено. То здесь, то там свет фонарей выхватывал из темноты мрачные фигуры снеговиков, явно слепленных студентами, а не школьниками: соорудить подобных гигантов пионерам было бы не по силам. Я шёл следом за соседями по комнате — не спрашивал, куда они меня вели. Но те явно были не в поиске: шагали уверенно и целенаправленно (не озирались по сторонам в надежде заприметить нарушителей общественного порядка, словно вовсе не для этого нацепили красные повязки и значки с надписью «дружина»).

Заподозрил бы, что парни вели меня к магазинам, если бы мы шли этим маршрутом в иное время. Но в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году в Зареченске советские люди не подозревали о том, что магазины могут работать круглосуточно. Ближайшие к общежитиям горного института продуктовые работали до девятнадцати часов. Существовали и дежурные магазины — в тех персонал трудился до полуночи (Паша и Слава водили туда девчонок пить молочные коктейли). Но единственный, о котором я знал, находился не в той стороне, куда мы направлялись, а в противоположной, в двух автобусных остановках от института.

И всё же парни уверенно вышагивали к вмещавшему в себе множество магазинчиков (с отдельными входами) зданию. Или к скверу, что располагался неподалёку от него. Свозь тонкую снежную завесу я разглядывал тёмные надписи: «Гастроном», «Булочная», «Вино-Табак», «Культтовары», «Кожгалантерея», «Детский мир». Поднял воротник пальто, чтобы уберечь шею от встреч со снежинками. Староста остановился — я едва не клюнул носом в его спину. Могильный сделал ещё два шага в направлении присыпанных снегом лавочек и тоже замер. Одёрнул рукав, повернул циферблат наручных часов к фонарю.

— Половина двенадцатого, — сказал он. — Придётся подождать.

— Схожу, разведаю обстановку, — сказал Аверин.

Паша покачал головой.

— Вместе пойдём, — сказал он. — Зря, что ли, я наряжался? Посмотрим, кто там сегодня поёт. Может, послушаем. Двадцать минут у нас точно есть.

— А Усик?

Пашка придирчиво осмотрел мой наряд.

На его лице я прочёл оценку моей внешности — не слишком высокую.

— С нами пойдёт, — сказал он. — Не бросать же его тут одного.

Усмехнулся.

— Очень уж у него подозрительный вид, — добавил Могильный, — того и гляди заберут нашего борца с преступностью в отделение милиции.

— Куда мы пойдём? — спросил я.

— Туда.

Слава указал рукой на дверь под слабо освещённой фонарём надписью «Ресторан «Заречье». Рядом с ней на улице курили и о чём-то разговаривали четверо мужчин — должно быть, вышли «проветриться». Я сдержал разочарованный вздох: чего-то подобного я от парней и ожидал. Подумал о том, что внутри ресторана нас наверняка ожидала компания девчонок: вероятно, что Могильный пригласил сюда Олю Фролович, а Слава — Свету Пимочкину; не обойдётся вечер и без третьего мушкетёра в юбке — Нади Бобровой. Мысленно прикинул сумму лежавшей в моём кармане наличности. Заранее с ней попрощался.

— Может… не надо?

— Эээ… чего ты испугался, Санёк? — спросил Аверин. — Неужели никогда не был в ресторане?

Могильный похлопал меня по плечу.

— Всё нормально, Санёк, — сказал Слава. — Выпьем по чашке чая. Я угощаю. Покажем тебе, как культурно отдыхают советские граждане.

— Если найдём, где приткнуться, — сказал Пашка. — Не забывайте, парни, что сегодня пятница. А в субботу большинство советских трудящихся будут отдыхать от строительства коммунизма — отсыпаться.

В нос мне ударила сложная смесь ароматов, в которой я сумел выделить лишь запахи свежего пива и табачного дыма (вентиляция ресторана сегодня не справлялась со своими обязанностями). По ушам мне хлестнули звуки музыки. Мелодия показалась знакомой; хотя я не сообразил, где и когда её слышал. После уличного полумрака от яркого света на глаза навернулись слёзы. Я заморгал, привыкая к освещению. Не сразу заметил рванувшего к нам стройного черноусого мужчину в костюме официанта, с галстуком бабочкой у воротника. Тот поднял руки, выставил перед собой ладони.

— Простите, граждане, мест нет, — сказал он.

Стал у нас на пути, загородил проход в зал.

Пашка и Слава остановились.

Замер рядом с ними и я.

Моргал, рассматривал просторный зал, заполненный нарядными людьми, заставленный сверкавшими белизной скатертей столами. «Столпотворение», — отметил я. Похожие толпы наблюдал в девяностых годах на городских рынках и на молодёжных дискотеках, где люди наступали друг другу на ноги и тёрлись друг о друга бёдрами. Да и шум стоял похожий: мужские и женские голоса здесь, как и там, силились перекричать соседей по столу и громкую музыку. Мне показалось, что гулявшие сейчас в ресторане люди уже встречали Новый год — на несколько дней раньше, чем большинство жителей СССР. В зале блестела мишура, позвякивала посуда, звучали тосты.