Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Алексич Егор - Шиза (СИ) Шиза (СИ)

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Шиза (СИ) - Алексич Егор - Страница 4


4
Изменить размер шрифта:

За полгода никто не становится хорошим бойцом, рукопашником, стрелком. Зато за это время даже дети учатся отлично играть в прятки. В любом месте — в лесу, в населенном пункте, на болоте и в куче других мест, куда меня раз в неделю вывозили с инструкторами на проверку усвоенного материала, — я учился играть в прятки. Надо признать, что мои способности и возможности не приводили инструкторов в восторг. Меня вообще чаще отчитывали и называли «валенком», а я тогда не понимал смысла этого слова. Но месяца через четыре у меня начало что-то получаться, и меня стали ловить хотя бы не сразу после старта имитированной облавы. Я даже удостоился скупой похвалы старшего инструктора, когда украл у него сапоги, пока он нежил свои пятки в теплой луже учебного болота. Правда сперва он хотел мне навалять, но я сказал, что в таком случае сапоги не отдам.

Еще меня учили складывать мудры. Инструктор почему-то называл это «уроками патриотизма» и приговаривал «Я научу вас родину любить…». Я послушно заучивал фигуры из пальцев и кистевые жесты, а перед сном частенько складывал их под подушкой. Почему считалось, что мудры должны привить мне любовь к родине, я не понял, но вот то, что они настраивали на смирение с судьбой, это я усвоил хорошо.

— Это твой первый раз. — сказал мне сухенький старичок в белом халате и толстых очках, прилаживая на голову шлем с кучей проводов. Я лежал на обычной кушетке, отгороженной несколькими белыми ширмами от остального пространства большого бетонного кабинета, а рядом стояла внушительная стойка с какими-от приборами, провода от которых уходили за одну из ширм.

— Только те, у кого есть емкость, могут принять в себя еще одну личность. Мы, монолюди, так не умеем. А вам, бинарникам, природа дала уникальный шанс послужить своей стране. Вы — новые люди. — произнес зачем-то короткую речь майор Титов за его спиной.

— Поехали. — скомандовал старичок, казалось даже не обратив внимания на слова начальника.

Потом вспышка, пролет через короткий радужный тоннель, а за ним темнота, словно я снова погрузился в кому. Очнулся я от едкого запаха, а когда открыл глаза, то увидел, что старичок убирает ватку от моего лица. Видимо, я потерял сознание. Перед глазами плясала радуга, размывая всё, на что я смотрел. Голова гудела. Никаких ощущений присутствия новой личности я не ощутил, о чем и сказал старичку, снимающему в этот момент с меня шлем.

— Еще бы ты почувствовал. Я бы тогда весьма удивился. А тебя бы послали на исследования. — ответил тот. — Иди выспись.

Он так и сказал «исследования», а не обследование. И я сделал вывод, что из переносчика можно быстро перейти в разряд подопытного животного, которое смело препарируют в случае интересующего отклонения. Достаточно показать это самое отклонение. Это как рассказать, что разговаривал с голосами в голове, и они отвечали.

А на следующее утро произошло то, что я никак не ожидал, хотя это должно было когда-нибудь случиться. Меня выпнули с базы. Причем, мне даже карту не дали, заставив ее запомнить и заучить адрес пункта назначения. Дали только небольшой рюкзак, содержимое которого я даже не успел посмотреть, и наручные часы, первые в моей жизни. Процесс сборов прошел как-то быстро и неожиданно — подъем, моцион, завтрак и вот уже под нос суют карту и ведут через территорию.

— А ты чего ожидал, что будут специальные проводы? Церемонию прощания хотел? — спросил с усмешкой майор Титов, провожая меня к большим зеленым воротам, отгораживающим базу от внешнего мира. — Это война, Эрик, а на войне учатся в процессе. Хочешь научиться плавать, как говориться, прыгай за борт. А сидя на базе ничего не добьешься. Ты хорошо показал себя в подготовке, не подведи нас и на реальном задании. Дальше поддержки и связи не будет вплоть до точки назначения.

Вцепиться в ворота и повиснуть на них мне не позволило чувство гордости. А страх сковал мой язык и заставил выйти с территории базы молча. Так что меня никто не выталкивал, и внешне мой исход выглядел боле-менее пристойно. Я догадался сложить за спиной мудру Земли, и пришло понимание — назад пути нет, а раз нет, значит надо топать вперед. Так что топал я за ворота с осознанием того, что лучше отойти и сдохнуть чуть подальше, что бы не опозориться, обделавшись от страха на глазах у всех. А если моё бездыханное тело найдут потом в мокрых штанах, то мне это уже будет до лампочки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я позвал Мэла, но мне никто не ответил. В этот момент я осознал, что внутри меня была какая-то необычная тишина, и в тоже время она не была одиночеством. Что-то другое, какое-то новое ощущение. Припомнилось, что после сеанса со шлемом, я ни разу не слышал Мэла, голос внутри меня молчал. Он молчал даже когда я ложился спать, но я не задумался об этом. Общение с ним уже вошло в привычку, а она делает объект привыкания обычным, «не особенным», поэтому перестаешь обращать на него внимание под действием отвлекающих мелочей. Как привычка дышать, о которой не задумываешься. Вот и я совсем не обратил внимания на то, что Мэл молчит. Как там говорил майор, «гасить альтер» и «оставлять доминант»?

И вот теперь представьте ощущения парня, которого без объяснения причин только что выгнали из дома с одним рюкзаком в руках и адресом тётки в Сарданске. Еще у него был брат или близкий друг, который больше с ним не разговаривает. Шок, угнетение, поиски причин постучаться в родную дверь и попросить прощения. И это еще при полном отсутствии опыта общения с внешним миром. Я тогда не сразу понял, откуда у меня ощущения реальности существования тётки, почему вспоминаю Сарданск, и с чего бы вдруг я начал прикидывать, на чем добраться — на автобусе, попутке или поезде.

Через пару часов пешего марша по дороге, по пути думая о Мэле и вообще о ситуации, я добрался до ближайшего населенного пункта. И узнал это место. Вот только тогда меня и накрыло. Да накрыло так, что я схватился за столб дорожного указателя, так удачно оказавшегося рядом, схватился за живот и сложился пополам в попытке совладать с приступом внезапной рвоты. В глазах всё плыло, миллионы кадров в секунду о каких-то событиях проносились у меня в голове, в ушах звенело, как после взрыва. Откуда я знаю, что это после взрыва?

— Нажрутся с утра! — услышал я неприятный бабий голос где-то сбоку. — Слышь, паря, валил бы ты в кусты.

— Слышь, мать, не голоси. Контуженный я. Могу и обидеться. — огрызнулся я выпрямляясь и стараясь продышаться.

«Какой я, нафиг, контуженный?» — орал я сам себе в тот момент. Повернувшись в сторону голоса, я обнаружил автобусную остановку и огромную тётку, сидящую внутри. Вот бывает голос женский, а бывает бабий. В данном случае голос соответствовал внешности владелицы: на остановке сидела баба бабой. Растянутая кофта линяло-бордового цвета, белый платок на голове, какая-то непонятная торба у ног. А на ногах валенки. Летом. Я, кстати, тогда и узнал, что такое валенки. А еще у неё были злые узкие глазки над красными, аж свекольными щеками.

— Если и контуженный, то водярой левой. — не унималась тётка.

Но её словесные домогательства меня мало волновали. В тот момент мне до жути было интересно, что за воспоминания пронеслись вихрем у меня в голове, почему я сказал про контуженного, откуда я знаю, что эта серая убогая будка из бетона и досок есть остановка автобуса, и какая связь между свеклой и щеками.

Не желая участвовать в дальнейшей перепалке, я пошатываясь обошел остановку, и скрывшись от придирчивого крысиного взгляда прислонился спиной к стене, уперев затылок в холодный бетон. Немного отпустило, за воротник поползли холодные мурашки. Как там говорил майор? «Бинарники имеют две головы, которые способны думать одновременно».

Я посмотрел на свои руки, все пальцы были на месте. А мне почему-то вдруг показалось, что когда-то мне оторвало указательный и большой на левой руке. Чьи это воспоминания, чья это память? Кто я? Судорожно скинув рюкзак, полез внутрь, словно там были спрятаны все ответы. Вываливая вещи себе под ноги, перетряхнул всё, и обнаружил только небольшой запас одежды, деньги и документы. На мое настоящее имя. Ну хотя бы я — это я. Значит доминирующую личность мне не «погасили», как сделали с Мэлом. Может в этом и заключалась свобода, что при любых обстоятельствах личность Эрика Левина останется доминирующей, что бы я всегда оставался собой? Интересная у меня эволюция: сначала одно тело с двумя независимыми личностями, потом одно тело с двумя объединенными личностями, теперь одно тело с одной личностью и непонятным аппендицитом чужого сознания? Псевдопамять, похоже, досталась мне от подсаженного альтера, у которого нет двух пальцев, он контуженный и знает о Сарданске и жизни в целом гораздо больше, чем я. И еще он Мэла выместил. Тогда это объясняет даже то, как меня без особого пиетета вытурили с военной базы — мол, не маленький, сам разберешься. «Хочешь научиться плавать — прыгай за борт». Эх майор, майор, мог бы и предупредить.