Черничная ведьма, или Все о десертах и любви (СИ) - Петровичева Лариса - Страница 33

Я улыбнулась. Осторожно дотронулась до его руки — сухой, теплой, живой.

— Я буду очень этому рада, Гвидо.

— Вот и хорошо, — произнес он с той искренностью, которая отличает просто хорошего слугу от по-настоящему родного человека, и старательно принялся складывать полотенца, давая мне понять, что больше не хочет разговаривать. Ему было грустно снова расставаться с Энцо, и он не желал этого показывать, понимая, что ничего не изменит.

Поезд летел среди полей и виноградников, мимо высоких свечей кипарисов и крошечных белых домиков, рассыпанных в летней зелени. Юг был свежим и чистым, он умылся дождем и встрепенулся, когда вышло солнце, и каждый его кусочек был похож на картину — то, что впереди лежало «Убежище святой Магды», казалось мне уродливым чернильным пятном.

— Что мы будем делать, когда приедем? — спросила я. — Нас встретят?

— Да, — ответил Энцо и объяснил: — Там небольшой поселок, стоянка буквально три минуты. Мне написали, что один из лучших специалистов клиники будет нас встречать.

— Я, кажется, даже знаю, кто это будет, — пробормотала я. — Доктор Марко Трончетти Пелегрини.

Энцо вздохнул. Его лицо сделалось холодным и жестким: тот человек, которого я успела узнать, ушел — скрылся за ледяными инквизиторскими доспехами, спрятал все чувства, закрыл все щели, через которые его могли бы ранить. Передо мной вновь сидел инквизитор, которого когда-то убивали за то, что он ударил Гексенхаммером ведьму и ее девочку.

Почему-то мне сделалось спокойнее. Энцо был неуязвим — значит, и со мной ничего не случится.

— Готов поклясться, именно он работал с Чинцией Фальконе, — произнес Энцо. — Немедленно запрошу ее карту. Конечно, там все исправили сразу же, как только она сбежала, но что-то все же могло уцелеть.

— У них наверняка двойная бухгалтерия, — сказала я. — Одни карты для того, чтобы предъявлять инспекторам и полиции, другие — настоящие, для внутреннего пользования, — я смущенно улыбнулась, вспомнив школьную жизнь, и добавила: — У моего одноклассника так было. Он носил в ранце два дневника. Один подавал для хороших отметок, другой для плохих и для замечаний. Его не сразу разоблачили.

Энцо фыркнул, и броня на мгновение выпустила его настоящего.

— У меня такое тоже было, — признался он. — Отец узнал и выпорол меня так, что я не мог ни сидеть, ни лежать. И запретил вызывать врача — Гвидо втайне сбегал в аптеку, принес мне мазь для заживления ран.

— Никогда бы не подумала, что ты на такое способен, — призналась я. — И это меня радует.

Энцо удивленно поднял левую бровь.

— Радует, что в школе я был мелким мошенником? Это почему же?

— Потому что ты живой, — честно ответила я. — И всегда был живым.

Некоторое время Энцо рассматривал оливковые сады, которые лежали на холмах, а потом негромко сказал:

— Если бы я мог поговорить с отцом, то спросил бы, почему он делал со мной все это. Что случилось в его жизни, раз он счел возможным и правильным затягивать петлю на моей шее.

Я дотронулась до его руки — лицо Энцо дрогнуло, он устало закрыл глаза.

— Возможно, что-то глубоко его ранило, — сказала я. — Возможно, эта рана так и не зажила. Но Энцо, он был взрослым человеком. Врачом. Он мог позволить себе любое лечение. А ты был ребенком, который от него полностью зависел. Ты не мог ничего исправить или изменить, и это не твоя беда, а его.

Энцо усмехнулся.

— Не хочешь пойти работать психиатром? — спросил он. — У тебя неплохо получается.

— Не хочу, — я дотронулась до его лица, и Энцо открыл глаза. — Я исцеляю души своими сладостями, и мне это нравится.

Ровно в полдень поезд остановился на крошечной станции: на будочке, в которой продавали билеты, красовалась вывеска с надписью «Меленборг». Возле будочки стоял джентльмен в легком светлом костюме — огненно-рыжий, опиравшийся на трость, он выглядел так, словно готовился встречать своих лучших друзей.

— Доктор Пелегрини, — пробормотала я, выходя следом за Энцо из вагона. — Так я и думала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Конечно, это трагедия. Страшная трагедия, и я не перестаю себя винить в том, что произошло.

До «Убежища» мы шли пешком. Помощник доктора, паренек в серой рубашке, таких же серых штанах и лихо заломленном набок картузе, с легкостью нес наши чемоданы. Дорога вилась среди зеленых холмов и уходила мимо небольшого поселка в сторону поместья в старинном духе: трехэтажный дом с белыми колоннами, пышный фруктовый сад, лужайки, от которых так и веяло свежестью, аккуратно подстриженные кусты. Среди деревьев я видела людей — он выглядели ненастоящими, похожими на сломанных кукол, которые пытаются двигаться, но забывают об этих попытках, отвлеченные чем-то другим, существующим только в их внутреннем мире.

«Пациенты на прогулке, — подумала я. — Те, которых показывают, когда в это райское местечко приезжают комиссии с проверками».

Сколько этих людей были ведьмами и ведьмаками?

— Вы же не отвечаете за безопасность, — сухо ответил Энцо. — Все вопросы к службе охраны.

Доктор Пелегрини кивнул. Все это время я всматривалась в него и видела, что он был вполне определенным ведьмаком. Не самым сильным, конечно, но был.

— Я это понимаю. И все равно не могу не винить себя. У нас с Чинцией были хорошие отношения. Я не был ее лечащим врачом, просто иногда консультировал при подборе лекарств, но мы ладили. Она доверяла мне и… если бы она решила поговорить со мной, я уверен, что смог бы ее удержать. Этого ужаса не случилось бы.

— Почему она сбежала? — спросила я. Мы вошли в открытые ворота, которые были словно сотканы из металлических завитков: ни колючей проволоки, ни пик — перебирайся и убегай. Охранник, который сидел в будке рядом, даже не посмотрел в нашу сторону — читал газету. — Здесь довольно уютно.

Пелегрини пожал плечами. Сейчас он казался искренне огорченным, но я не обманывалась: все это было спектаклем для нового члена управляющего совета — пока Энцо прощупывали, решая, можно ли ему доверять.

— Как бы ни было хорошо в клетке, это все-таки клетка. Ведьма по самой своей природе не терпит ограничения свободы. Даже для собственной пользы.

Я понимающе кивнула. Если бы меня посадили за решетку, то я умерла бы от тоски.

— Кто был ее лечащим врачом? — спросил Энцо. Он держался настолько невозмутимо и холодно, что меня начало пробирать морозцем. Тот человек, которого я успела узнать, безвозвратно исчез — теперь рядом со мной шел инквизитор, которого сама природа сделала моим врагом.

— Доктор Майя Морави. Умерла от сердечного приступа через четыре дня после того, как Чинция сбежала. Она очень сильно переживала все, что тут произошло. Ей стало плохо во время утреннего обхода, мы немедленно отвезли ее в клинику Карвенунти, но это не помогло.

Как ловко все получается! Это вам не запасной дневник для двоек и замечаний у школяра! Лечащий врач преступницы очень удачно отправляется на тот свет, спроса с нее, как вы сами понимаете, никакого, мы усилили систему охраны, и теперь все в порядке. Чашку чаю и по домам?

Интересно, доктор Морави умерла сама, или ей помогли коллеги?

Я почувствовала, как во мне начала подниматься злость. Доктор Пелегрини словно бы уловил это, потому что обернулся ко мне и сказал:

— Ваш случай просто удивителен, госпожа Уиллоу. Еще ни одна ведьма не уцелела после Гексенхаммера.

Мы пошли через парк мимо больных. Мужчины и женщины, одетые в одинаковые белые рубахи и брюки, бродили среди деревьев, иногда замирая, словно кто-то звал их издалека — зрелище было по-настоящему тягостным. Персонал — крепкие мужчины в темно-синих халатах — пристально следил за пациентами, всем своим видом показывая: попробуете что-нибудь отчебучить, узнаете, как сильно бьют дубинки, которые мы носим на поясах.

Мне все сильнее становилось не по себе. Мы с Энцо были здесь одни — мы не выстоим, если на нас нападут.

— Должно быть, дело в том, что я законопослушная ведьма. Как и вы, — попыталась пошутить я. Доктор Пелегрини улыбнулся, но его глаза остались прежними, холодными и внимательными.