Дипломатия и войны русских князей - Широкорад Александр Борисович - Страница 78

Антропологи определили рост Ивана Васильевича в пределах 179—180 см. В последние годы жизни он располнел и имел внушительный вес — не меньше 85—90 кг. В головах у погребенного стоял красивый кубок из синего стекла с росписью цветными эмалями. Кроме этого сосуда и остатков полусгнивших одежд в захоронении ничего не было.

Исследование скелета царя Ивана поразило антропологов — на позвоночнике и плечевом поясе этого человека развились мощные соляные отложения — остеофиты, которые, несомненно, причиняли ему ужасные страдания при малейшем движении. М.М. Герасимов отметил, что далеко не у всех семидесятилетних людей он видел подобное — напомним, что царю было всего пятьдесят четыре года...

...Казалось бы, точку в спорах о причине смерти Ивана IV помогут поставить натурные исследования его останков. Сразу стоит оговорить предположение об удушении царя руками — щитовидный хрящ гортани сохранился хорошо, что исключает эту версию. Правда, другие способы удушения (подушкой, например) не должны были бы нарушить этот хрящ, как считают антропологи.

Предположение о смерти Ивана Васильевича от яда также не удалось ни подтвердить, ни опровергнуть...

...Для химического изучения скелета на предмет обнаружения ядов пришлось брать тлен — порошкообразную массу бурого цвета, отдельные кости, волосы и ногти, а также фрагменты истлевших тканей одежды из саркофагов. Данные химических анализов неоднократно публиковались в специальной литературе (исторической и криминалистической). Это всегда были средние цифры, из которых нельзя понять, в каких объектах и какое конкретно количество минеральных веществ было обнаружено. Начнем с мышьяка. Его зафиксировали следующее количество: в материалах из захоронения Ивана IV — от 8 до 150 мкг (0,15 мг) на 100-граммовую навеску. В материалах из саркофага царевича Ивана данные несколько иные — от 14 до 267 мкг (до 0,26 мг).

Найденные количества мышьяка, как отмечали публикаторы этих сведений, не превышают естественное содержание его в человеческом организме. Напомним читателю, что выше приводились данные — естественный фон по мышьяку составляет лишь сотые миллиграмма — от 0,01 до 0,08. В почке князя Шемяки зафиксировали этот яд в пределах 0,21 мг; его оказалось достаточно для острого отравления. Простой пересчет показывает, что говорить о естественном фоне по мышьяку в останках Ивана IV и царевича Ивана сложно — он явно превышен, и значительно.

Обычно химики-эксперты проверяют органические (человеческие) объекты на присутствие всех известных основных отравляющих веществ разного происхождения. Провели тогда анализы для выявления соединений ртути — одного из самых распространенных в Средневековье ядов. В останках отца и сына оказались и ртутные соединения, и в более чем достаточном количестве — до 1,3 мг. Поражает совпадение данных по этому веществу как у пятидесятилетнего царя Ивана, так и у двадцатисемилетнего царевича. И вновь исследователи высказали разные варианты объяснения этого явления. Во-первых, накопление ртути, возможно, связано с применением ртутьсодержащих препаратов для лечения болезней. И во-вторых, обнаруженное количество ртути не позволяет полностью исключить возможность как острого, так и хронического (хотя накопление вредного вещества шло понемножку, годами) отравления. Напомним читателю, что естественный фон по ртути (в человеческом организме) не превышает также нескольких сотых миллиграмма.

Обнаружение высокого содержания ртутных соединений в останках Ивана IV и его сына вызвало появление некоторого числа безграмотных, к сожалению, публикаций, в которых ретивые (околонаучные) авторы утверждали, что царь Иван около двадцати последних лет своей жизни болел венерическим заболеванием (сифилисом) — примерно с 1565 г. В Средние века, да и много раньше (в Китае три тысячи лет назад!), для лечения таких болезней использовали ртутные мази. Этим и объяснили значительное количество ртути в организме Ивана IV и царевича Ивана — оказывается, сын также страдал аналогичным недугом»[218].

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

К сожалению, Панова слишком часто ссылается на мнение главного советского антрополога Герасимова. Он, мол, доказал отцовство Василия III: «...стоит сегодня взглянуть на выставленную в одном из залов Исторического музея икону XVI в., где изображен великий князь Василий III, и реконструированный портрет Ивана Грозного работы М.М. Герасимова, — и все сомнения улетучиваются в одну минуту»[219]. Но ведь Герасимов видел эту икону и, соответственно, лепил изображение Ивана Грозного. Сейчас антропологи критикуют методы Герасимова и подвергают сомнению сходство созданных им портретов знаменитых людей с оригиналами. Так, например, воссозданное ныне по черепу изображение адмирала Ушакова существенно отличается от реконструкции Герасимова.

Да и представим на секундочку, что случилось бы, если бы Герасимов заявил, что Иван IV не сын Василия III. Такая версия не соответствовала советской «магистральной линии истории». Вряд ли бы Герасимова посадили, но с многочисленными должностями и титулами пришлось бы расстаться.

Повторяю, и совковым, и «демократическим» историкам нужен Иван — сын Василия, и никаких гвоздей. Можно изрыть всю Свердловскую область в поисках костей Романовых, но провести сравнительные исследования на современном уровне останков Василия III и Ивана IV, лежащих в Архангельском соборе, нельзя! Наши власти никогда на это не дадут разрешение, равно как и на выяснение того, кто лежит в саркофаге Дмитрия Углицкого.

Но вернемся в жестокий XVI век. Давайте вместе подумаем, какая альтернатива была у Андрея Курбского? Идти, подобно барану, под топор палача или бежать? Князь выбрал жизнь и борьбу с тираном. С верными дружинниками он пересекает рубеж и оказывается... совсем не в той Польше, которую представляют отечественные историки.

Глава 3

НА ЧУЖБИНЕ

Многие полагают, что Андрей Курбский бежал к польским панам, католическим фанатикам, ненавидящим все русское. Увы, это смещение исторических реалий, по крайней мере на один век.

Начну с того, что Курбский бежал не в Польшу, а в Литву за 5 лет до Люблинской унии (1569). До унии Великое княжество Литовское было самостоятельным государством и формально, и по существу. Государственным языком в Великом княжестве Литовском был русский, большинство жителей княжества составляли этнические русские[220] и православные.

Кстати, и в католической Польше в середине XVI века, когда вся Западная Европа была освещена кострами инквизиции, процветала... веротерпимость. Да-да! полнейшая веротерпимость, и я уверен, что таких примеров в средневековой Европе не было. В Польше и Литве середины XVI века сравнительно мирно уживались католики, православные, кальвинисты, лютеране, ариане и т.д. Они не только совершали свои обряды, но и издавали свои книги и даже имели свои типографии.

Через год после бегства Андрея Курбского литовский канцлер Николай Черный Радзивилл почти уговорил польского короля Сигизмунда стать протестантом. Лишь резкое противостояние католических епископов удержало короля от смены веры.

Так что Андрей Курбский не предавал православную Русь, а просто перебежал из Руси Московской в Русь Литовскую, сменив лишь сюзерена. Замечу, что «право отъезда» служилых князей или бояр существовало на Руси и в Польше, по крайней мере с IX века. И юридически этого права никто не отменял ни на Руси, ни в Литве, ни в Польше. Другой вопрос, что в 1564 г. и позже это право нормально действовало в Речи Посполитой, а на Руси со времен Ивана III желающим им воспользоваться рубили головы. Опять же — «головы им отрубят, и всего делов».

Любопытно, что Иван III и его свирепые потомки поступали так и с теми князьями, которые переходили к ним от великих князей литовских. Так, в самом конце XV века — начале XVI века не менее трех десятков князей Рюриковичей и Гедеминовичей попросились в московское подданство. Причем большинство из них перешло вместе со своими уделами, в результате чего Московское государство получило большие приращения на западе и на юге.