След Полония - Филатов Никита Александрович - Страница 32

Виноградов пожал его сухую горячую ладонь:

— Надеюсь, увидимся.

— Я тоже очень на это надеюсь…

Драка в грязном, дешевом, прокуренном пабе на окраине Лондона началась неожиданно, как-то сама собой. Что называется, на ровном месте.

Первым получил по уху здоровяк с сигаретой. Его сосед, кинувшийся было разнимать дерущихся, напоролся на удар пивной кружкой, обиженно всхлипнул и стек по стене, исчезая из поля зрения.

Народ возмутился!

Парень с татуировкой па выбритом черепе, поднимаясь, задел ногой шнур электропитания, и на пол с нарастающим звоном посыпалась посуда с крайнего столика. Через секунду в прокуренном пабе не было ни одной статичной фигуры: мелькание стульев, ног, каких-то иных, невесть откуда появившихся и вовсе не предназначенных для боевого применения предметов заполнило помещение…

Несколько случайных посетителей, попытавшихся от греха подальше выбраться к выходу, безнадежно увязли на половине пути. Бармен, так и не добежавший до спрятанного в подсобке телефона, вернулся — и теперь самоотверженно пресекал то и дело возникавшие попытки использовать буфетную стойку в качестве арсенала… Даже единственная девица, заглянувшая в заведение прямо с панели, вместо того чтобы естественным своим визгом создавать звуковой фон, деловито швыряла пепельницы и тарелки куда ни попадя.

Словом, равнодушных не было.

Щуплое тельце какого-то местного жителя, выходца из Бангладеш, прямо по воздуху миновало пространство над грилем, врезалось в гобелен, и в то же мгновение хлопнул негромкий, но очень отчетливый выстрел. Запах пороха и металлической стружки бесцветной волной раскатился вокруг…

Оружие в руке темноволосого, плохо выбритого парня у стойки очутилось в центре внимания на несколько напряженных мгновений, по истечении которых неукротимый, сплоченный поток разгоряченных потасовкой тел устремился на улицу, вон из замкнутого пространства.

Что такое пистолет, даже бритоголовые представляли себе неплохо…

Ахмед Закатов добрался до места происшествия минут через сорок после полиции.

Приехал он прямо с благотворительного приема, который давала актриса Нэнси Хардгрэйв — не то в пользу голодающих детей Косово, не то в защиту жертв полицейского насилия стран Юго-Восточной Азии.

Закатов даже не пробовал забивать себе голову глупостями подобного рода. Однако присутствовать ему приходилось на всех без исключения светских мероприятиях, проводимых стареющей кинозвездой семидесятых: во-первых, это был лишний повод засветиться в английской прессе, а во-вторых, фонд госпожи Хардгрэйв официально являлся одним из основных спонсоров чеченского «правительства в изгнании», которое обосновалось в Лондоне.

— Здравствуйте, мистер Закатов. Спасибо, что согласились приехать.

— Добрый вечер…

— Еще раз простите за беспокойство.

Следовало признать, что Ахмед Закатов, который по случаю официального приема был в смокинге, при бабочке и лакированных штиблетах, смотрелся на темной и грязноватой улочке рабочего Ист-Энда несколько странно.

— Что все-таки произошло, инспектор?

Сотрудник Скотленд-Ярда, который вышел его встречать, обернулся к приоткрытой двери паба:

— В этом заведении, сэр, обычно, собираются выходцы из Бангладеш и сомалийцы — здесь неподалеку большая мечеть и рынок, на котором они торгуют. Время от времени у них случаются стычки с местными хулиганами, и сегодня вечером сюда опять явились здешние бритоголовые. Они попытались затеять драку с постоянными посетителями: несколько человек получили небольшие увечья, также была повреждена посуда и мебель…

Сотрудник Скотленд-Ярда сделал несколько шагов, уводя Ахмеда Закатова немного в сторону от освещенного входа: вокруг паба, вдоль улицы, перегораживая не только тротуар, но и проезжую часть, собралась довольно внушительная толпа зевак, и привлекать к себе лишнее внимание не следовало.

— Это был бы, к сожалению, достаточно заурядный случай, если бы одним из посетителей — вполне возможно, исключительно в целях самозащиты — не было применено огнестрельное оружие.

— Вот как?

— По счастью, выстрел был сделан в воздух. Мы уже обнаружили пулю, и она будет отправлена на экспертизу. — Полицейский поправил воротник плаща. — Видите ли, сэр, вполне возможно, что стрельба из пистолета в общественном месте — вполне рядовое событие у вас на родине. Однако для Лондона это все-таки еще не совсем обычно…

— Я вас не понимаю, — нахмурился Закатов.

— Дело в том, что и бармен, и остальные свидетели утверждают: стрелял чеченский парень. Его хорошо запомнили, потому что он был в этом пабе не в первый раз, — говорят, ваши земляки открыли где-то здесь, неподалеку, мастерскую по ремонту подержанных автомашин.

— Не знаю. Разберусь… — Ахмед Закатов в задумчивости потеребил густую бороду.

— Именно об этом я и хотел вас попросить, — кивнул сотрудник Скотленд-Ярда.

Связываться с автомобильными ворами-чеченцами, совсем недавно обосновавшимися в Англии. Закатову не хотелось. Впрочем, можно было для начала позвонить одному из близких родственников, который занимал в этом бизнесе не последнее место…

— Это дело можно каким-то образом… не предавать особой огласке?

— Посмотрим, — пожал плечами полицейский. — Подумаем… Перезвоните мне, как обычно.

— Обязательно.

— Телефон помните?

— Да, конечно, он у меня записан.

Пожалуй, по-настоящему серьезные неприятности у профессора Лукарелли начались после того, как правительство отправило в отставку главу итальянской военной разведки Никколо Поллари. Его сочли прича стным к похищению агентами ЦРУ в 2003 году египетского священнослужителя Осамы Мустафы Хассана, известного также как Абу Амар, которого спецслужбы подозревали в террористической деятельности. Муллу Хассана схватили в Милане, среди бела дня, и переправили сначала на американскую базу Авиано, а затем — в секретную тюрьму на территории Египта, где подвергли допросам и пыткам…

Сам Поллари категорически отвергал все обвинения.

Однако после того, как арестованный полицией руководитель первого отдела военной разведки полковник Манчини согласился сопрудничать со следствием, стало ясно, что случаи с Абу Амаром был далеко не единственным. Американцы, используя свою агентуру в итальянских спецслужбах, поставили похищение «подозрительных» граждан Евросоюза и вывоз их в тайные тюрьмы ЦРУ едва ли не на поток.

— Да-да, конечно, я слушаю…

— Незадолго до окончания Второй мировой войны нацистская Германия была близка к созданию атомной бомбы. Нам, совместно с русскими товарищами, удалось собрать достаточно большое досье о так называемом «Wunderwaffe»[5]: часть секретных архивов и чертежи, которые американцы не успели вывезти в свою оккупационную зон); донесения советской разведки, материалы допросов военнопленных, дневники ученых, данные аэрофотосъемок…

В дорогом альтерсхайме[6] на окраине города Гамбурга топили прекрасно, поэтому собеседник профессора Лукарелли, совершенно седой худощавый мужчина с трясущейся головой и пожелтевшей от старости кожей, был в тонком джемпере нарядного ярко-вишневого цвета. Только ноги его были аккуратно прикрыты теплым клетчатым пледом.

— Надо сказать, что в первые годы войны Адольф Гитлер прохладно относился к докладам ученых о разработке атомного оружия. Фюрер тогда не слишком одобрял фундаментальные исследования в этом направлении — теоретическая физика для него была «еврейской» наукой, не пригодной к практическому применению К тому же в сорок первом году у него не было особой нужды в чудесах — нацисты добивались успехов на фронте с помощью обычных вооружений. Однако после Сталинграда положение изменилось…

— Вот как? — Профессор также давно попросил разрешения снять пиджак. Теперь он сидел напротив старика в одной рубашке, расстегнув по-домашнему ворот и ослабив узел галстука. — В нацистской Германии существовало несколько групп ученых, работавших над «урановым проектом». Например, Вернер Хайзенберг или Карл Фридрих фон Вайцзеккер, которые были настоящими антифашистами и состояли в подпольной организации. После войны они утверждали, что систематически устраивали различные акты саботажа — например, когда речь заходила о возможной передаче разработок физиков-ядершиков в промышленное производство, Вернер Хайзенберг прибегал к отсрочкам.