След Полония - Филатов Никита Александрович - Страница 30

— И тогда ты решил сделать ставку на Олигарха?

В голосе Виноградова не было ни иронии, ни издевки. И старый знакомый, сидящий напротив, это сразу почувствовал:

— Ну, да, в общем… можно и так сказать. Будешь?

— Ладно, давай. — Владимир Александрович поднял рюмку. — Как теперь говорится, четвертый тост: чтобы за нас никогда не пили третий!

— Здорово сказано! Я не слышал…

На этот раз чокнулись. Виноградов опрокинул в рот теплую водку и секунду посидел с закрытыми глазами. Потом спросил:

— Чем ты здесь теперь занимаешься?

— С тобой пьянствую.

Это граничило с хамством, но Виноградов даже не успел подготовить достойный ответ — Алексей Литвинчук отставил рюмку и, придвинувшись близкоблизко, спросил:

— Ты счастлив, Володя? Только честно?

— В каком смысле?

— У тебя завидное положение? Друзья? Жена, дети?

— Ты еще про зарплату спроси… и про машину с дачей! — Виноградов даже не сообразил, как следует реагировать.

— Хорошо. Считай, что спросил.

Владимир Александрович почему-то не обиделся:

— Ну, мне вообще-то уже сорок пять… Было время понять, что счастье не в том, чтобы иметь все. А в том, чтобы хватало того, что имеешь.

— Это не ново, — отодвинулся Литвинчук. — Нечто подобное я уже много раз слышал или читал…

— Пожалуй! В русском языке всего несколько букв и довольно ограниченный запас слов… Многие до меня переставляли их как хотели, и запас неиспользованных комбинаций со временем истощился.

— Не злись, Володя. Я понял. Знаешь, поколение наше — это поколение системы. Мы все жили в ней: офицеры, пионеры, члены Союза писателей… Кто бы ты ни был, ты в первую очередь всего лишь составная часть чего-то целого и огромного.

— Сейчас другое время. Нет?

— Ерунда! — Литвинчук махнул рукой и едва не задел что-то на столе. — Все на самом деле осталось по-прежнему. Государство, организованная преступность, церковь… Все это, в сущности, однородные системы — отличия только в деталях.

— Это ты, пожалуй, загнул! — Беседа уходила куда-то в область высоких материй.

— Система слаба, — неожиданно твердо и трезво отчеканил Литвинчук. — Любая система слаба и уязвима. Ее очень легко вывести из равновесия.

— И ты именно этим теперь занимаешься…

— Нет. Я просто-напросто обеспечиваю себе достойную старость.

Один сибиряк написал про волков, что — да, они опасны. Храбрые, сильные, злые… Но в генах каждого серого хищника таится древний, родовой страх перед человеком — странно пахнущим существом с непонятными обитателю леса повадками и множеством грохочущих смертоносных приспособлений.

А вот собаки — собаки намного опаснее! Не те цепные псы, конечно, что верно служат за миску похлебки и теплую конуру, а другие, сорвавшиеся с цепи — то ли от голода, то ли от сытости, то ли от вечной тоски по свободе…

Волки их ненавидят и рвут, раздирают в кровавые клочья.

Однако случается, что собака-отступник выживает в волчьей стае — если только клыки ее остры, а когти не знают пощады. И тогда, рано или поздно, такой пес становится вожаком… Гончие, натасканные на природную дичь, дипломированные сторожевые псы — эти «друзья человека» великолепно знают повадки своих бывших повелителей, все их слабости и недостатки.

Собаки понимают, чего следует опасаться, и привычной оградой из красных флажков их не испугаешь… Знания, полученные от недавнего хозяина, обращаются теперь против него.

— Заказать еще чего-нибудь? Кофе, чай?

— Нет, спасибо, Алексей. Я сколько-то должен? — Виноградов показал на стол и на внутренний карман куртки, где обычно хранится бумажник.

— Обижаешь… А ведь ты, Володя, такой же, как я.

— А кто говорит, что лучше?

— Не в том дело! Лучше, хуже… Просто — такой же.

Очевидно, это стоило расценивать как переход к деловой части беседы. Взаимное обнюхивание закончилось.

— Так что давай о деле. Если хочешь, конечно.

— Не хочу… но — надо! — густо выдохнул собеседник Владимира Александровича.

Все-таки пили не минеральную воду…

— Скажи, Володя, как по-твоему: тридцать миллионов американских долларов — это много?

— Много, — честно признал Виноградов.

Есть величины относительные, а есть абсолютные… В его представлении подобная сумма при любом раскладе относилась ко второй категории.

— Верно! — Литвинчук мечтательно прикрыл глаза. — К примеру, миллион долларов США без труда помещается в дипломат обычных размеров.

— Смотря какими купюрами, — со знанием дела уточнил Виноградов.

— Правильно. Какими купюрами? Разумеется, только сотенными — и самого что ни на есть нового образца. Аккуратные такие банковские упаковки…

— Прямо как в кино! — Виноградов всегда довольно спокойно относился к чужому богатству, зная по опыту, что большие деньги — это всегда большие проблемы.

— Тяжело, правда, будет, — пожаловался Литвинчук. — Бумага — она всегда очень тяжелая…

— Алексей, это все очень интересно звучит… — Владимир Александрович не демонстративно, но так, чтобы видел его собеседник, покосился на циферблат своих часов. — Только сразу хочу предупредить: я с детства не любил физический труд.

— Даже хорошо — очень хорошо! — оплачиваемый?

— В наше время физическим трудом неплохо зарабатывают только валютные проститутки. Да и то не все… Улавливаешь намек?

Литвинчук отставил кофейную чашку:

— Ладно! Выслушать можешь?

— Могу. Для этого, собственно, и приехал. Но ты уверен, что надо? Я — человек слабый, семейный, немолодой. И свои-то секреты хранить не умею, что уж тут говорить про чужие! Особенно если меня начнут по-серьезному спрашивать. Уверен?

— На то и рассчитано… — Ответ Литвинчука прозвучал несколько двусмысленно и слишком уж многообещающе.

— Излагай, — пожал плечами Виноградов.

Больше ему ничего не оставалось. Можно было, конечно, встать и уйти, но этим уже ничего не изменишь. Как-то, перечитывая детективную повесть, написанную офицером питерского ОМОНа, Владимир Александрович заметил: многоточие в конце фразы таит в себе куда больше неприятных неожиданностей, чем все другие знаки препинания.

— У вас в России вроде опять скоро какие-то выборы?

— Не знаю. Я не читаю газет.

— Ну и правильно… Генерал не рассказал, о чем у нас пойдет речь?

— Нет.

— Совсем ничего не рассказывал? Даже в общих чертах?

— Нет, — еще раз покачал головой Виноградов. — Моя задача на этот раз проста как мычание — встретиться с тобой и внимательно выслушать любое предложение, которое поступит.

— И только?

— По возвращении домой я должен буду слово в слово передать Генералу содержание нашего разговора. Ну, а потом, очевидно, забыть все услышанное навсегда.

— Ну, допустим… — Литвинчук машинально покрутил между пальцами столовый нож. — Допустим! Ты слышал когда-нибудь о проекте «Полоний»?

— Нет, — совершенно искренне ответил Виноградов.

— А ты и не мог о нем слышать. Так называлась операция советской разведки, о которой и в Политбюро, и в правительстве тогда знали от силы два-три человека. Да и то без подробностей… — Литвинчук положил нож на скатерть. — Ладно. Дело такое… В начале пятидесятых годов у СССР уже была атомная бомба, а надежные средства доставки ее до цели, вроде межконтинентальных ракет, еще только разрабатывались. Тогда все — и у нас, и у них — со дня на день ждали начала третьей мировой войны, а на бомбардировочную авиацию особо рассчитывать не приходилось: вероятность того, что хотя бы один самолет с атомной начинкой преодолеет все западноевропейские системы ПВО и достигнет, к примеру, британской столицы, была непозволительно мала. Так вот, в соответствии со специальной директивой, через третьи страны путем очень сложной и дорогостоящей многоходовой операции на территорию Соединенного Королевства доставили сначала компоненты обычного взрывного устройства средней мощности, а затем и контейнеры с радиоактивными элементами. Элементы этой нехитрой конструкции, представлявшей собой, в нынешней терминологии, классическую «грязную» атомную бомбу, были успешно собраны на конспиративной квартире в тихом и респектабельном квартале Лондона, а затем помещены в заранее оборудованный тайник… Насколько я понимаю, о том, что именно находилось за дверцей «сейфа», спрятанного в кабинете, не знал даже сам хозяин конспиративной квартиры. В его обязанности входило только одно: в случае начала империалистами новой мировой войны или же после поступления особого условного сигнала из Центра советский агент должен был набрать на цифровом замке известную только ему комбинацию цифр — и немедленно покинуть город…