След Полония - Филатов Никита Александрович - Страница 26

— Боже, храни Англию!

Опоздание больше чем на три минуты считается неприличным.

Со стороны ничего заметно не было, но те, кто хорошо знал мужчину, сидевшего возле иллюминатора в каюте сухогруза, решили бы, что он очень нервничает.

Впрочем, люди, слишком хорошо знавшие его, долго не жили…

Пресловутый «черный кеб» — дорогое такси, больше похожее на сувенир или музейный экспонат, чем на средство передвижения, — осторожно выкатился на причал.

— Это здесь, сэр. Вон стоит!

— Хорошо. Остановите.

Туман… Протяжный, тоскливый гудок покидающего порт теплохода режет душу и выворачивает ее наизнанку.

Где-то впереди скрежещет металлом огромный, раскорячившийся на рельсах башенный кран. Надрываются сытые чайки. То и дело выскакивают на асфальтовый пятачок автопогрузчики: угрожающе обнажив матовые лезвия стальных клыков, они выхватывают что-то из нескончаемых штабелей и исчезают с добычей в распахнутом чреве кирпичного склада.

Закрывая и без того скудную панораму, прямо напротив чернел помятый и обшарпанный борт уже начавшего опорожнять свои трюмы сухогруза. Название этой посудины на английский язык не переводилось, но где-то вверху лениво полоскался на ветерке флаг некоего крохотного островного государства, о котором мало кто, кроме его жителей, слышал хотя бы раз в жизни.

— Подождите меня здесь тридцать минут. Потом подайте звуковой сигнал. Потом подождите еще десять минут и, если я не выйду, можете быть свободны!

Человек, которого окружающие и пресса за глаза называли Олигархом, отжал ручку дверцы, вышел из автомобиля и через опущенное наполовину окно, как было здесь принято, протянул водителю сложенные пополам купюры.

— Непременно, сэр.

Водитель-англичанин с большим достоинством принял деньги и остался за рулем — открывать и закрывать дверцу за пассажиром, даже с расчетом на крупные чаевые, в его обязанности не входило.

Олигарх подошел к борту сухогруза и поднялся по скользким металлическим ступенькам наверх.

— Здравствуйте!

— Здравствуйте… — Крепкий малый, стоявший на вахте у трапа и старательно изображавший матроса, посторонился, потом добавил по-русски: — Заходите, пожалуйста. Сейчас вас проводят.

Собственно, здесь уже заканчивалась территория английской короны и начиналась юрисдикция другого государства. Строго говоря, это была уже не Великобритания…

Собственно, на данной норме международного права и строился расчет Семена Могилевского — человека, которому срочно потребовалось увидеться с Олигархом…

Могилевский был слишком умен и осторожен, чтобы появиться на земле хотя бы одной из стран, которые добивались его ареста. Видная фигура в организованной международной преступности, он и на сво-боде-то оставался до сих пор только потому, что не верил даже собственным детям — а что уж говорить о партнерах по бизнесу или криминалу! Даже если и не подставят случайно, то запросто могут организовать что-нибудь вроде несчастного случая.

Зато здесь, на борту сухогруза, принадлежащего его собственной судоходной компании и зарегистрированного под дешевым иностранным флагом, никаким правоохранительным органам, включая Интерпол, было его не достать. Теоретически! Потому что Семен Могилевский прекрасно отдавал себе отчет в том, что все это — лишь иллюзия относительной безопасности от спецслужб. Такая же призрачная иллюзия, как на улицах тихой Женевы или в тропических джунглях…

Впрочем, сходить на берег он не собирался — так и сидел уже почти целый день в тесноватой каюте второго штурмана, разглядывая через иллюминатор туманное небо, чаек, кружащихся над водой, однообразные трубы и причальную стенку завода.

Непосредственно перед тем, как Олигарх решительно взялся за леера крутого металлического трапа, господин Могилевский проводил время за чтением книги. Внимание на тексте концентрировалось плохо — время назначенной встречи приближалось, и теперь в любой момент следовало быть готовым к любым неожиданностям.

Охрана требовала, чтобы на время стоянки у берегов Великобритании шеф как можно больше времени проводил в одном из трех специально оборудованных на судне тайников, однако, с точки зрения Семена Могилевского, это было бы слишком унизительно. Поэтому он ограничился тем, что перебрался из единственной пассажирской каюты, в которой прожил весь рейс из небольшого черногорского порта до Лондона, в расположенное на другом конце судна обиталище второго помощника капитана.

В принципе, спрятаться он успеет — о малейшей опасности предупредят расставленные повсюду «матросы». А все остальное, как говорится, в руках Всемогущего и Милосердного…

Господин Могилевский покосился на монитор видеокамеры наружного наблюдения и опять раскрыл книгу: «…Вот так, может, за папиросу и кружку пива Максим отдал душу. Впрочем, бывает, что и очень умные люди отдают ее: ради красного словца.

Ну, конечно, дьявола так не устраивает, получается, что и сделки никакой не было. Ведь зло и потеря души — когда дьявол может действовать через человека. Понятно? Сам факт договора ерунда, главное — дела, совершенные человеком вследствие этого договора, понял? Дьявол готов и без договора помогать, лишь бы помогать…»

— Ерунда! — Семен Могилевский перевернул черный глянцевый томик и посмотрел на обложку: в качестве автора значился некто Владимир Шинкарев. Что-то смутно знакомое. — Впрочем…

Перед отходом из Черногории пассажир, внесенный в судовую роль в качестве «представителя судовладельца», накупил в русской книжной лавке с полдюжины современных детективов, томик Чехова и еще пару книг малопонятного жанра, которые ему выдали за юмористические.

Это помогло скоротать время.

Рация напомнила о себе коротким докладом вахтенного: все в порядке, прибыл гость, он один, и ничего подозрительного вокруг судна не наблюдается!

И почти сразу же в поле зрения видеокамеры появился поднимающийся по трапу Олигарх…

Сопровождающий постучал костяшками пальцев о металл двери и, получив разрешение, впустил гостя в каюту.

— Здравствуй!

— Здравствуй, здравствуй, дорогой! Сто лет не виделись…

Ни гость, ни хозяин не любили обниматься с мужчинами. Однако ритуал предписывал им не только объятия, но и троекратные поцелуи при встрече.

— Прошу, присаживайся.

— Благодарю.

— Кофе, чай? Может быть, коньячку? Или водочки?

— А не отравишь? — улыбнулся Олигарх.

— Зачем? — поднял брови хозяин.

Действительно, видимых причин для этого пока не было, и Олигарх согласился:

— Тогда чаю, наверное… Зеленый есть? Самый простой, без всякого этого…

— Найдем, конечно, для дорогого-то гостя! — Семен Могилевский отдал распоряжение, дверь каюты закрылась, и собеседники остались одни. — Ну, как ты здесь? Выглядишь прекрасно. А то читаю, помнится, в одной газете: страдалец за идею, прямо Лев Троцкий в Мексике!

— Скорее уж Меншиков в Березове.

— Ну, ты осторожнее будь с историческими параллелями, — усмехнулся хозяин. — Алексашка-то Меншиков, говорят, вовсе не за политику сослан был, а за воровство беспредельное.

— И ты туда же!

— Ладно, ладно, не обижайся — пошутил я…

Олигарх и Могилевский познакомились в конце восьмидесятых, на совместной афере с перепродажей якобы реэкспортных «жигулей» Волжского автозавода. Потом они еще много раз помогали друг другу делать деньги — большие, очень большие и такие большие, что, узнай о них председатель Всемирного банка реконструкции и развития, его непременно хватил бы удар из-за комплекса собственной неполноценности.

Их личные отношения находились на той степени обоюдной симпатии, уважения и взаимной опаски, которая вообще возможна между дельцами такого масштаба.

При этом Семен Могилевский долгое время критически относился к стремлению Олигарха играть некие официальные роли в политике и во власти. А тот, в свою очередь, до сих пор пребывал в убеждении, что прямые и откровенно криминальные методы его делового партнера давно уже устарели и только мешают развитию бизнеса…