Пещера Черного Льда - Джонс Джулия - Страница 90

Аш, набравшись смелости, оглянулась через плечо. Туман клубился, сверкая голубыми искрами. Лошади и всадники барахтались среди битого льда с выпученными от ужаса глазами. Марафис цеплялся за шею своего провалившегося коня. Последнее, что видела Аш, были его руки в перчатках, взбивающие холодную черную воду.

Аш неслась все дальше в смертельном танце.

28

ПОХОД НА БАННЕН

Пятый сын Собачьего Вождя, Траго, застегивал отцу доспехи. Прослуживший тридцать лет черный панцирь был помят, во многих местах запаян и зверски исцарапан. Вайло не мог смотреть на него без улыбки. Эти два стоуна закаленного железа оставались при нем дольше, чем все его друзья.

— Не затягивай так, Траго. Я не цыпленок, которого ты готовишься насадить на вертел.

Глаза Траго цветом и разрезом в точности повторяли глаза старого Гуллита Бладда — Вайло пробирало холодом при виде их. Гуллита Бладда уже тридцать пять лет как нет на свете, но он воплотился во всех семи сыновьях Вайло. Порой Вайло казалось, что Каменные Боги подстроили это ему назло.

Он хмурился, пока Траго возился с пряжками на поясе. Пять зим назад доспехи были ему впору, а теперь брюхо под ними выпирает, как чугунный котел. Пропади оно все пропадом! Кто бы мог подумать, что железный панцирь способен сесть?

— Ты бы велел Кроде сковать тебе новый панцирь, — напрягаясь, сказал Траго. — Или взял бы доспехи Бладдов, которые Гуллит припас для...

— Нет, — отрезал Вайло. Никогда он не наденет доспехи этого человека.

«Направь нож вот сюда, парень, в верхнюю часть сердца». Вайло тяжело задышал, припомнив эти слова. Он видел перед собой своего отца — тот лежал на лавке из старого черного дерева, изглоданный болезнью, с красными глазами. «Сделай это! Сделай, во имя богов! Оба мы знаем, что ты последние семнадцать лет ни о чем ином не мечтаешь. А теперь, когда я сам даю тебе нож, ты стоишь с застывшими, как градины, яйцами и трусишь, как последний ублюдок. Что с тобой такое? Я думал, у тебя зубы крепче».

Тогда-то нож и вошел в грудь. Вайло по сей день не знал, он ли вонзил его, или отец сам подался вперед. Но это не имело значения. Его рука держала рукоять, и красный сок брызнул на его пальцы. Столько крови... она хлынула на скамью и на пол, заливая трещины в камне. В глазах отца застыло торжество — он думал, что избавился наконец от своего побочного сына.

Вайло провел рукой по лицу. Все прошло гладко, словно в песне. Еще миг — и в комнату ворвались Арно с Гормаликом. Он так и стоял с ножом в руке, а отец еще не испустил дух. Вайло очень хотелось надеяться, что Гуллит не улыбнулся тогда, что его растянувшиеся губы были всего лишь предсмертной гримасой или игрой неверного света. Из всего, что произошло тогда в покоях вождя, больше всего его донимала эта улыбка.

Арно и Гормалик бросились на него с обнаженными клинками. Два длинных меча против ножика для резки фруктов. Но Вайло честно мог сказать: ему даже в голову не пришло, что он может умереть. Он хорошо знал своих братьев по отцу. Они ежедневно упражнялись на ристалище два часа, а он четыре. Их переполняла ярость законных сыновей, отца которых только что у них на глазах убил бастард. Вайло переполняла ярость бастарда, которого надул родной отец. Гуллит Бладд умирал уже несколько месяцев, зубы у него сгнили на корню, живот ссохся, пальцы скрючились, как птичьи когти. Когда он позвал к себе незаконного сына, он был все равно что мертв. Он и месяца не протянул бы. Но он был Гуллит Бладд, сын Траго Полу-Бладда, и гордость не позволяла ему умереть в одиночку. Он хотел прихватить с собой своего бастарда.

«Избавь меня от боли, мальчик. Я не могу больше ее выносить. Она пожирает меня заживо. Ты хочешь, чтобы я пускал слюни и ходил под себя?»

Гуллит сам приготовил нож — тот лежал около него на скамье. Синяя сталь, с рукояткой из священного ясеня. Бледными и усохшими, как у мертвеца, пальцами Гуллит приставил его к своему сердцу.

...Вайло прикрыл глаза. Можно было подумать, это случилось вчера — таким живым все оставалось в памяти. Еще до исхода того дня трое Бладдов полегли мертвыми в покоях вождя, и Вайло до сих пор помнил каждый удар из тех, которыми сразил своих братьев.

После его прозвали Смерть-Вождем. Легенды росли и множились, как бывает всегда, и он из бастарда-новика, прославившего себя похищением дхунского священного камня, превратился в убийцу отца и братьев, в узурпатора, в вождя.

Он ничего не объяснял и ничего не отрицал. Даже тогда, тридцать пять лет назад, он уже понимал, что лучше молчать и предоставить людям думать, что им угодно. Да и кто бы ему поверил? Его ненависть к отцу и братьям была всем известна. Кто поверил бы, что он убил отца из милосердия, что Гуллит сам направлял нож и молил сына вогнать его поглубже, чтобы рассечь становую жилу?

— Хватит, — сказал Вайло, тронув за плечо Траго. — Шлем и ворот я сам надену.

— Я пока приготовлю коня, — кивнул Траго.

Вайло посмотрел, как сын взбирается по узкой лесенке, ведущей наверх из покоев вождя в доме Визи. Странное это место, круглый дом: он построен нарочно, чтобы сбивать чужаков с толку. Это единственный смысл, который могут иметь его запутанные коридоры, колодцы, тупики, потайные комнаты и ловушки. Если повернешь не за тот угол, можешь провалиться в люк и упасть в утыканную пиками яму. Моло Бин сломал себе лодыжку, наступив на зыбкую каменную плиту, а Пенго провалился-таки, и пика проткнула ему щеку. Это, по мнению Вайло, не слишком ухудшило внешность его второго сына, но нрав ему испортило еще больше.

Клан Визи они захватили десять дней назад по той единственной причине, что его круглый дом помещался к юго-западу от Дхуна. Вылазкой руководил Пенго, имея под началом трех своих братьев и девятьсот копейщиков и молотобойцев. Кланом Бладд двигал гнев, и гордые визийцы, жившие две тысячи лет в тени Дхуна, решили, должно быть, что Каменные Боги отвернулись от них. Может, так оно и было — Собачий Вождь никогда не мнил себя знатоком в подобных вещах, но знал, что Визи принял на себя ярость, предназначенную для другого клана.

Черный Град. Вайло цепенел от этих слов. Это Черный Град, а не Визи брали в тот день его сыновья. Это Мейса Черного Града они видели перед собой, дробя все кости в мертвом теле визийского вождя. Это Райфа Севранса, который похвалялся у Даффа избиением бладдийских женщин и детей, пронзали они трехгранными наконечниками своих копий.

Пенго, Ганро, Гангарик и Траго перебили вчетвером двести визийцев, и еще тысяча сто человек пали от рук их воинов. Гордые визийцы, носившие кольчуги поверх кафтанов, подбитых мехом голубой лисы, и говорившие: «Мы клан, который создает королей».

Их похвальба не была лживой. Именно визиец объявил первого дхунита королем, и визиец же его короновал.

Вайло прикрепил латный ворот к панцирю. Если Визи делал королей, то Черный Град убивал их. Теперь об этом уже позабыли. Пятьсот лет прошло с тех пор, как у Дхуна был король, и с тех пор Дхун и Черный Град сдружились, точно два слепца в дороге. Общим врагом у них был Бладд — безбожный и безжалостный. Однако не бладдиец пустил стрелу в горло Родди Дхуну — это был Айан Черный Град. Вайло сощурил свои голубые глаза. Родди Дхун был избалованный матерью слабак с душонкой жестокой и темной, как Черная Лохань, но убивать королей стрелой все равно не годится. Бладдиец, даже если бы убил Дхуна на расстоянии, потом подошел бы к нему и пронзил бы клинком его сердце.

А впрочем, все равно. Вайло, зажав в кулак свои седые косы, надел рогатый шлем. Другие обматывают косы вокруг шлема, чтобы смягчить удары, но только не Собачий Вождь. Его косы в бою развеваются свободно. Мелочь как будто бы, но такие вот мелочи и делают людей теми, кто они есть. И когда этой ночью завяжется бой, две тысячи сторонников Бладда будут смотреть на его косы.

Вайло потрогал красный кожаный кошель с порошком священного камня, прежде чем заправить его под панцирь. Каменные Боги, храните мой клан в эту ночь.