Пещера Черного Льда - Джонс Джулия - Страница 55

Встревоженный Райф снял мягкие нижние перчатки и опустился на колени у камня. Он не очень-то умел молиться. Тем учил сыновей никогда не просить Каменных Богов о чем-то для себя. Они суровые боги, и людские страдания их не трогают. Жизнь и тяготы человека для них ничто. Они блюдут кланы и земли кланов, требуя себе надлежащего места в каждом круглом доме и на поясе каждого кланника или кланницы, но мало что дают взамен и не отвечают на мелкие просьбы.

Пальцы Райфа сомкнулись вокруг роговой тавлинки на поясе, и он вдруг понял, что молиться нет нужды: Каменные Боги были вместе с ним во время боя и на всем долгом пути домой — здесь, в растертом камне у него на поясе. Они и без него знали все, что он хотел им сказать.

Не зная, чего в этой мысли больше — утешения или страха, — Райф приложил ладони к священному камню.

Камень был холодным и твердым, как застывшая туша огромного зверя. Райф поборол желание убрать руки, зная, что это было бы равносильно поражению. Стиснув зубы, он еще крепче прижал к камню ладони. Сначала у него онемели пальцы, потом костяшки — кровяные сосуды несли холод камня к самому сердцу. Заныло левое плечо, свет заколебался, в глазах помутнело.

Оцепенение охватило ладони и поднималось все выше, покалывая кожу иголками. Несколько минут спустя Райф перестал ощущать поверхность камня. Боль в плече пульсировала, как насос, качающий воду. На долю мгновения Райфу померещилось, что он и правда перекачивает что-то из камня в себя. Потом настал миг полной тишины, тяжелой, как самый глубокий сон, и Райф понял, что если бы мог запустить руки внутрь камня, то ему открылось бы все.

— С чего ты взял, что сможешь вылечить камень?

Голос порвал заветную нить. Боль и тянущее ощущение прекратились. Тишина лопнула, сменившись мельканием света и тьмы, которые рисовали какие-то картины, уходя обратно в камень. Райф увидел высокий лес с колеблющейся голубовато-серебристой, как море, листвой; замерзшее кровавое озеро, твердое, как кованый металл, где под толщей льда виднелись какие-то уродливые фигуры; другие образы мелькали так быстро, что он не успевал уловить их и осмыслить: город без имени и без людей, испуганные серые глаза и ворон, летящий на север зимой, когда все другие птицы летят на юг.

Не успел Райф уложить все это в памяти, как кто-то взялся за его запястья, отрывая его руки от камня. Руки отрывались медленно, с сосущим звуком. Боли он не испытывал — только смутное чувство потери. Оглянувшись, Райф увидел перед собой черные глаза Инигара Сутулого.

— Ты не должен был трогать камень, Райф Севранс. Разве ты не видишь, что он разбит?

Сердце Райфа еще колотилось от тех картин, которые показал ему камень, и слова Инигара не сразу дошли до него.

— Разбит? Как это? Я не понимаю...

Ведун протянул ему темную, искривленную возрастом руку.

— Сейчас я тебе покажу.

Райф не думал, что ему понадобится помощь Инигара, чтобы встать, но ноги его подкосились, и он привалился к камню. Инигар с неожиданной силой поставил его прямо и держал, пока Райф не пришел в себя. Глядя на маленького ведуна с впалой грудью, побелевшими волосами и темной истончившейся кожей, Райф подивился этому.

Инигар улыбнулся, но это была не добрая улыбка.

— Ступай за мной. — Он исчез в дыму, и Райфу осталось только повиноваться.

Обойдя камень наполовину, Инигар кивком указал вверх.

— Потому я и жгу здесь дымник. Смотри.

Райф проследил за его взглядом. Глубокая трещина бежала от макушки камня до середины, обнажая мокрое блестящее нутро гранита. В ней стоял мрак, словно в глубоком ущелье. Графитовое масло сочилось наружу, как кровь.

— Это случилось пять дней назад. — Инигар пристально посмотрел на Райфа. — На рассвете.

Чувствуя в словах ведуна вопрос, но не желая на него отвечать, Райф сказал:

— Засада удалась. Все остальные вернутся через день-другой.

Инигар, будто не слыша, провел рукой по трещине.

— Каменные Боги хранят все кланы. Что бы там ни говорили вожди после Великого Раздела, у богов нет любимцев. Черный Град, Джун, Скарп, Ганмиддиш — все они равны для тех, кто живет в камне. Если Скарп одерживает победу над Гнашем, они не выражают недовольства. Если Ганмиддиш захватывает круглый дом Крозера, они не видят в этом причины для гнева. Каменные Боги сами создали кланы, сами вложили в нас жажду земель и битвы, поэтому они не печалятся, когда кланы воюют и чьим-то жизням настает конец. Это у них в природе, как и у нас. Но если случится что-то, идущее вразрез с тем, чему они нас учили, и угрожающее самому существованию кланов, тогда боги гневаются. — Инигар стукнул кулаком по треснувшему камню. — И вот так они проявляют свой гнев.

Райф попятился.

— Да, Райф Севранс. Лучше тебе отойти от него ради нашего общего блага.

Райф, вспыхнув, затряс головой. Ему невыносимо было смотреть на эту трещину.

— Я... я...

— Молчи! Я не хочу слышать о том, что случилось, от тебя. Есть новости, которые приходят, когда человек еще не готов или не способен переварить их. — Инигар смотрел Райфу прямо в глаза. — И с клятвами тоже так бывает.

Райф поморщился. Боль снова вступила в плечо, мягкая и тошнотворная, словно от надорванного мускула.

— Мы трое знаем, что произошло одиннадцать дней назад во дворе, не так ли? Ты, я и ворон. — Ведун рванул тулуп Райфа на груди, обнажив вороний амулет, дернул за шнурок и сорвал клюв с шеи. Зажав амулет в кулаке, он сказал: — Не я дал его тебе, и не на мне лежит этот позор. Быть может, старый ведун виноват в этом не меньше, чем ты. Но как бы там ни было, Райф Севранс, для этого клана ты не подходишь. Ты ворон, рожденный, чтобы быть свидетелем смерти. И я боюсь, что если ты останешься с нами, то станешь свидетелем смерти нас всех еще до того, как насытишь свой взор. Ты уже видел смерть своего отца, десяти лучших наших воинов и нашего вождя. Но этого оказалось мало, не так ли? Ты должен был видеть еще и смерть Шора Гормалина. Шора, лучшего из людей в этом клане. Орла. Скажи, разве имеет ворон право присутствовать при смерти орла?

Райф молчал, потупив глаза, но Инигар еще не закончил.

— А твой брат, Дрей Севранс, который поручился за твою клятву и взял на сохранение твой клятвенный камень? Какой еще новый срам ты навлек на него? Будь у меня такой брат, который любил бы меня со всей силой своего медвежьего сердца, ручался за меня, когда все другие молчали, и готов был, не колеблясь, связать свою судьбу с моей, я почитал бы себя благословленным. Я боготворил бы его, покорялся ему и всю свою жизнь посвятил бы тому, чтобы оправдать его доверие. Я не посрамил бы его ни словом, ни делом.

Райф закрыл лицо руками. Ведь пять последних дней он отгонял от себя мысли о Дрее. Теперь ведун вернул их обратно, и Райф знал, что это правда.

Инигар, разжав кулак, уронил вороний амулет на пол.

— Ты пришел сюда искать помощи Каменных Богов. Посмотри же на священный камень и подумай, нет ли здесь ответа, который ты искал. — Инигар посмотрел на трещину достаточно долгим взглядом, чтобы Райф его понял, а после повернулся и скрылся в дыму. — Когда закончишь, выйди к тем, кто вышел встречать тебя во дворе. Тебя ожидает гость.

Райф закрыл глаза и застыл на месте, боясь дотронуться до камня еще раз. Лишь долгое время спустя он подобрал свой амулет и вышел.

— А ну-ка оставьте его в покое! — Анвин Птаха пробилась сквозь толпу, действуя нагруженным подносом, как тараном. — Этому новику надо поесть и попить, прежде чем вы начнете приставать к нему с вопросами. — Анвин улыбнулась Райфу так ласково и гордо, что ему стало стыдно. — Это, паренек, мое лучшее темное пиво. Отведай.

Райф принял от нее рог, благодарный за то, что может чем-то занять себя. Солнце, отражаясь от снега, слепило глаза после сумрака молельни, и все вокруг говорили и задавали вопросы разом, вселяя в него желание убежать. Но он устоял. Эти люди были его кланом, и они имели право узнать о судьбе своих родных. Он поднес рог к губам, вдохнув густой лесной запах темного пива, выдержанного в дубовой бочке, а потом медленно — три дня — прогревавшегося над очагом. Анвин сказала правду: это было лучшее ее пиво, и поэтому Райф не стал его пить.