Рандеву с Валтасаром - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 67

– А почему вы считаете, что мы отвечаем за него? – осведомился Мехмед Селимович. – Он, кажется, не только литовский президент, но и бывший американский гражданин. Вот пусть о нем беспокоится американская разведка. В ЦРУ достаточно денег и людей, чтобы обеспечить безопасность своего бывшего гражданина.

– Мы собрались не для этого, – примирительно сказал Планнинг. – Нам нужно понять, что наши усилия должны быть направлены на сотрудничество и объединение Европы.

Когда прием закончился, Дронго подошел к Планнингу.

– Зачем этот спектакль? – мрачно спросил он англичанина. – Вы ведь прекрасно знаете, кто есть кто. И про Яцека Пацоху, и про Павла Борисова. Хоромин не скрывает, к какому ведомству принадлежит. Могли бы пригласить только их и меня. Разговор бы получился более профессиональным. Зачем вы позвали остальных?

– Я позвал всех, кто видел, как погиб Альваро Бискарги. Некоторое время нам еще придется его так называть.

– Я обратил на это внимание. Но вы ведь понимаете, что это нерационально. Остальные пятеро действительно писатели. Их статьи печатают европейские газеты и журналы, а книги – крупные издательства. Всех пятерых вы проверили. Зачем нужно было их снова беспокоить и приглашать сюда?

– Я хочу знать, кто из них мог быть пособником Бискарги, – заявил Планнинг. – Не считайте только себя гением в области анализа. Представьте себе, что и мы умеем делать некоторые выводы. Мы проверили чемодан Альваро Бискарги и не нашли там оружия. Откуда же у него появился пистолет, из которого он пытался застрелить вас? Кстати, это совсем не тот пистолет, из которого был убит Густафсон, и вы это прекрасно знаете. Это первое. И второе. Я не верю в случайности. И никто не верит. Вы хотите убедить всех, что пока Бискарги ломал дверь, его жертва стояла в тамбуре, терпеливо дожидаясь, когда наконец убийца выломает дверь и вытолкнет его из вагона. Или он случайно оказался там в этот момент? Судя по тому, как Бискарги подготовил первое убийство в Мадриде, этот профессионал умел неплохо просчитывать последствия своих действий. И он должен был понимать, что не имеет права так рисковать. В любую секунду в тамбуре мог появиться кто-то посторонний. Значит, у Бискарги было только несколько секунд, чтобы вытолкнуть Темелиса из вагона. Как могло получиться, что Темелис оказался там именно в тот момент? Получается, что он стоял и ждал, когда его выбросят? Я в это не верю.

– Что вы хотите этим сказать?

– У Бискарги был помощник, и я хочу, чтобы вы его нам назвали. Поймите, что речь идет в том числе и об исчезнувшем Эшли.

– Если бы я знал его имя, я бы выдал его вам немедленно. – признался Дронго, – но я не знаю.

– Именно поэтому я и пригласил всех подозреваемых по вашему списку, – сказал, улыбнувшись Планнинг, – по списку Дронго, если вам приятно слышать эти слова.

– До свидания. – кивнул Дронго, – увидимся у президента.

Прием был назначен на четыре часа. Но еще за полчаса до этого Дронго приехал в президентский дворец и, пройдя через охрану, вошел в здание. Каждый входящий должен был здесь пройти через металлоискатель, это была стандартная процедура. Затем нужно было миновать небольшой коридор, где с двух сторон располагались туалеты, подняться по лестнице на второй этаж и таким образом оказаться в парадном зале. Отсюда можно было пройти в зал приемов, где и должна была состояться встреча с президентом Адамкусом.

Дронго вспомнил, как несколько лет назад к нему приезжали представители Литвы. Он помнил, чем тогда закончились его поиски материалов, вывезенных из республики. И помнил о смерти своего друга Маира Касланлы, убийцы которого так и не были найдены. Он подумал, что сейчас в Вильнюсе о нем могут не вспомнить. Тогда же его разоблачения наделали много шума, и целый ряд должностных лиц, заподозренных в связях с органами КГБ, выступил с шумными протестами.

Но тогда в Литве еще не было президента Адамкуса. Дронго читал его книгу на русском языке, и его поразила наблюдательность этого человека, его точные оценки состояния страны, его искренняя преданность своей родине и вместе с тем его подлинный демократизм. Конечно, в книге мемуаров можно было слукавить, подать себя в более выгодном свете, замалчивая некоторые эпизоды своей жизни или выставляя себя героем. Но Адамкус избежал этого соблазна. Во всяком случае, все, что прочел Дронго, говорило в пользу литовского президента.

Дронго поднялся наверх и, к удивлению охраны, сел на стул рядом со входом, словно давая понять, что намерен сидеть здесь до начала приема. Следом за ним появился Планнинг. Конечно, оружия не было ни у него, ни у Дронго. Планнинг сел рядом.

– Надеюсь, что все пройдет хорошо, – прошептал англичанин.

– Увидим, – кивнул Дронго.

Третьим пришел Пацоха. Он присутствовал на встрече с польскими и украинскими поэтами. Усевшись рядом с Дронго, он коротко рассказал о встрече.

– Было очень интересно, – закончил он свой рассказ.

– Ты понимаешь по-украински? – удивился Дронго.

– Конечно, – рассмеялся Пацоха, – у нас говорят, что это всего лишь плохой польский.

Они ждали остальных участников встречи. Постепенно стали подтягиваться гости. Одним из первых пришел Микола Зинчук. Подойдя к Дронго, он начал рассказывать о книге белорусского поэта, которую ему подарили.

– Очевидно, украинский и белорусский языки похожи, – кивнул Дронго.

– Белорусский язык очень похож, – ответила Микола, – у нас говорят, что это всего лишь плохой украинский.

Дронго расхохотался. Потом подозвал Пацоху.

– Остается только услышать, как кто-то из русских писателей скажет свое мнение о польском языке. Знаешь, о чем я подумал? Может, не стоит так настаивать на своей отделенности от Москвы, на своей исключительности? Все славянские страны имеют общую культуру, похожие языки, общую историю. Разве мало было у вас хорошего?

– Только не говори это нашим националистам, – прошептал Яцек, – или украинским патриотам. Они на тебя здорово обидятся.

– Национализм ущербен хотя бы потому, что проповедует собственную исключительность, – убежденно сказал Дронго, – ни у кого в мире нет права настаивать на превосходстве своей нации над другими народами. Защита национальных приоритетов? С этим я могу согласиться. Пропаганда своей культуры, своего языка, своей литературы? Но только не в ущерб другим, не подавляя другие культуры, не навязывая свое мнение как истину в последней инстанции.

– Тебе нужно было попасть в Польшу двадцать лет назад. Ты бы тогда увидел, как коммунисты навязывали нам свои идеи, – проворчал Пацоха. – Интересно, что бы ты сказал тогда.

– То же, что и сейчас. Кстати, двадцать лет назад я был в Польше. У нас была чудесная группа. Если честно, я тогда впервые в жизни влюбился. Именно в Польше.

– Тебе понравилась наша девушка? – усмехнулся Яцек.

– Нет, та девушка приехала вместе со мной. Ночами мы ходили по Кракову и о чем-то говорили. Нам было интересно вдвоем. Мне тогда было чуть больше двадцати, а ей чуть меньше.

– Романтический период, – закивал Пацоха, – а в Польши все события начались как раз в восьмидесятом году.

– Я об этом помню, – ответил Дронго. – Когда-нибудь я тебе расскажу о великом поляке, моем друге, который так много сделал для человечества и так мало получил на своей родине в Польше. Он был сотрудником Интерпола. Поверь, я всю жизнь стараюсь быть похожим на него... Пойдем в зал, кажется, сейчас выйдет президент. Ты не знаешь, куда пропал Хоромин?

– По-моему, он очень расстроился, что ты выдал нам Бискарги в Польше. Наверное, хотел арестовать его в России. И получить очередной орден. Или там сейчас не дают ордена?

– Боюсь, что дело не в ордене. – тихо заметил Дронго, проходя в зал приемов.

Здесь было много гостей. Все участники встречи уже выстроились в правой части зала, когда к ним вышел президент Литвы – высокий, подтянутый, седовласый. Внешностью и осанкой он был похож на американского сенатора или губернатора. Но он предпочел вернуться на родину и служить родному краю.