Крепость Серого Льда - Джонс Джулия - Страница 62

— Выбор сделан! — вмиг вернув себе хорошее настроение, объявил Юстафа и подал знак увезти тачку. — Приготовьтесь к пробным выстрелам, лучники.

Сын Танджо пристегнул короткий плащ отца так, чтобы тот не колыхался на ветру. Танджо пропустил тетиву между двумя пальцами, разогревая ее и проверяя, как она натянута. Для уменьшения отдачи к ней были приделаны два кроличьих хвостика.

Свой плащ Райф снял, заметив при этом искорку интереса в холодных, отчужденных глазах Танджо. Орлийский плащ всегда привлекает к себе внимание. Пробуя свой тисовый лук на изгиб, Райф с облегчением увидел, как дряхлый старичок положил к его ногам колчан с пятью дюжинами стрел. Юстафа при виде этого нахмурился. Хорошо — значит, к стрелам толстяк руку приложить не успел.

Все отошли назад, чтобы дать стрелкам побольше места. Юстафа удалился последним, и мальчик по его указанию провел мелом черту на камне.

Стало тихо, только ветер не желал утихать. Райф и Танджо стояли в восьми футах друг от друга, с колчанами у ног, и луки торчали у них по бокам, как корабельные мачты. Восходящее солнце бросало через Ров косые тени. На ульях сверкали красные круги, измалеванные на высоте человеческого сердца. Юстафа рассказывал зрителям, как будет проходить состязание, но Райф почти не слушал его. Страх и ожидание смешивались в его крови, порождая легкую дрожь, и живот подводило к позвоночнику.

— Приступайте к пробным выстрелам, лучники.

Райф не успел еще достать первую стрелу из колчана, а Танджо уже выстрелил. Молниеносно выхватывая из-за кушака одну стрелу за другой, он пускал их высоко в воздух. К тому времени как Райф наложил свою первую стрелу, в толпе послышались возгласы:

— Одна!

— Две!

— Три!

На счет «четыре» Райф понял, как Танджо Десять Стрел заслужил свое прозвище. Он выпускал все десять в воздух еще до того, как первая попадала в цель. Райф ни разу еще не видел, чтобы человек стрелял так быстро. Руки Танджо совершали движения с точностью и скоростью военной машины, и стрелы, тихо посвистывая, неслись к мишени. Танджо, сделав поправку на ветер, посылал их к северо-западу от первого улья, а сильный воздушный поток сносил их на юг. Струи, восходящие из Рва, были Танджо только на руку: он начал стрелять, когда они поднялись, и стрелы благодаря им держались в воздухе чуть дольше, выигрывая драгоценные мгновения.

— Восемь!

— Девять!

— Десять!

Первая стрела вонзилась в улей в тот самый миг, когда десятая слетела с тетивы. Зрители вопили и топали ногами. Цванг, цванг, цванг... все последующие стрелы втыкались в дерево следом за первой.

Танджо замер с высоко поднятой головой, поставив лук торчком и не отзываясь на бурное одобрение толпы. Только раздувающиеся ноздри говорили о том, чего стоило ему недавнее усилие.

Райф проследил за полетом его последней стрелы. Ни одна из десяти не попала ни в яблочко, ни даже в большой круг, но Танджо к этому и не стремился. Подорвать уверенность своего противника — вот чего добивался он. Ни один лучник не мог остаться равнодушным после подобного зрелища. Это была высшая степень стрелкового мастерства.

Танджо коснулся божий перст — быть может, тогда он и получил свои ожоги.

Когда толпа угомонилась и Юстафа начал осыпать Танджо еще более витиеватыми похвалами, Райф сжал тисовый лук поврежденной левой рукой, испытав острую боль в мизинце, а правой оттянул к щеке тетиву. Он будто и не прекращал никогда стрелять из лука, так быстро рука и глаз вспомнили прежние навыки. Той пары месяцев, когда он не брался за лук, как не бывало. Плечевые мускулы задубели, но это было хорошее чувство: плечи, несмотря на долгое бездействие, помнили, что сила выстрела зависит от них.

Все постороннее отошло куда-то. Красный круг, расположенный в ста шагах к западу, заполнил глаз Райфа. Это было сердце. Все стрелковые мишени изображают собой сердце, будь то круги, кресты или капустные головы, насаженные на изгородь.

Райф не пытался «звать» цель к себе — ведь в дереве не было жизни, которая откликнулась бы на его зов. Он лишь сосредоточился на мишени, мысленно протянув невидимую нить между своим глазом и яблочком, точно рыбак, закидывающий удочку, — и тогда отпустил тетиву.

Легкий щелчок отдачи заныл у него в ушах. Райф в отличие от Танджо почти не сделал поправки на ветер. Стрела летела низко, где основной поток не мог коснуться ее. Восходящие струи — другое дело, Райф, не зная, как с ними быть, просто подождал, когда они улягутся.

В конце концов ничего страшного не случится, сказал он себе — это всего лишь пробный выстрел.

Цванг. Стрела попала в улей, трепеща пестрыми ястребиными перьями на хвосте. Железный наконечник глубоко вошел в смолистую сосновую доску — на самом краю яблочка, о чудо!

Увечные подняли вой, а Юстафа начал восхвалять орлийца. Райф с удовольствием дал бы ему по носу. Две женщины поворачивали над огнем вертел со свиной тушей. Райф, вдыхая запах жареной свинины, заставил себя остаться спокойным, как Танджо перед ним, и не замечать враждебного отношения толпы. Незачем показывать им, как удивил удачный выстрел его самого. Пусть думают, что это для него самое обычное дело.

Двое человек на самом краю толпы следили за ним особенно пристально. Слегка повернув голову, Райф встретился взглядом с Мертворожденным. Тот усердно кивал ему, вовсю двигая бровями. И с чего только этот Увечный так прикипел к нему? Он, правда, забрал у Райфа его добычу, его меч и носящую имя стрелу, но это еще не причина, чтобы считать человека своим другом. А между тем он здесь единственный, кто желает Райфу победы.

Траггис Крот, тоже не сводящий глаз с Райфа, этого не желал. За все это время он ни разу не шелохнулся, но выражение глаз изменилось. Удача Райфа вызвала его недовольство, но только он из всех шестисот Увечных понимал, что этот выстрел — не более чем счастливый случай. Посмотрим, удастся ли тебе повторить это еще раз, орлиец, говорил его взгляд.

Райф проглотил слюну и отвернулся. Вокруг снова стало тихо: Танджо Десять Стрел готовился начать состязание. Мальчик, возивший тачку, выдергивал из улья его пробные стрелы. Из отверстий сочилась смола.

— Ты убил волка.

Райф повернул голову на голос Танджо. Тот говорил тихо, но метко, как и стрелял. Его слова предназначались для ушей одного Райфа, и это не был вопрос.

— Почему ты так говоришь? — снова отвернувшись, спросил Райф, и Танджо, взяв стрелу из колчана, ответил:

— Я вижу волка в твоих глазах.

Да. Большой белый волк, вожак стаи, пораженный ивовым посохом прямо в сердце. Райф на миг прикрыл глаза, вспоминая этот отчаянный выпад, спасший жизнь Аш.

— Когда убиваешь волка, боги поднимают на тебя взгляд. — Танджо отпустил тетиву, и лакированная стрела взмыла высоко в воздух. Белые гусиные перья поймали дующий из Глуши ветер и понесли стрелу к цели верно, как птица, от которой их взяли. Стрела вошла в яблочко у самой его середины. — Когда убиваешь волка ударом в сердце, боги берут твою судьбу в свои руки.

Райф сохранил на лице невозмутимость. Это слова, всего лишь слова. Увечный хочет сбить его с толку. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, Райф тоже взял из колчана стрелу. Уже совместив ее зарубку с тетивой, он вспомнил то, что говорил ему Юстафа, и сказал, не сводя глаз с мишени:

— А не побиться ли нам об заклад, Танджо? Между собой, только ты и я?

Танджо молчал. Райф не видел его, но чувствовал, что он заинтересован. Через некоторое время Танджо спросил:

— На что ты хочешь поспорить?

— На твой лук.

Райф сознавал, что выпалил это слишком быстро и тем выдал, как хочется ему получить сулльский лук. Время шло, Танджо молчал. Райф натянул тетиву до отказа, и лишь тогда тот заговорил. Райф был готов к этому и не ослабил натяга. Пусть Увечный попытается его отвлечь — понапрасну будет стараться.

— А что предлагаешь взамен? — Заметно было, что общий язык для него не родной, и Райф затруднялся судить о степени его интереса.