Крепость Серого Льда - Джонс Джулия - Страница 56

Атаман отпустил Мертворожденного, не переставая, однако, сверлить его взглядом. Только убедившись, что предупреждение дошло до непокорного в полной мере, он перевел взор на Райфа.

— Ну, орлиец, что ты умеешь?

У Райфа достало благоразумия не взглянуть на Мертворожденного, прежде чем ответить.

— Я белозимний охотник и владею как длинным, так и коротким луком. Мне случалось добыть дюжину зверей за одну ночь.

По толпе прошел заинтересованный ропот, но атаман и бровью не повел.

— Молод ты что-то для белозимнего охотника. Я слыхал, что у них на выучку десять лет уходит.

В Райфе под взглядом пронизывающих черных глаз зашевелилось упрямство.

— Значит, тебя ввели в заблуждение.

— Однако лука при тебе нет, — прозорливо заметил Траггис, — и Мертворожденный, насколько я вижу, не отбирал его у тебя.

— Он сломал его, спеша присвоить мой меч.

В толпе засмеялись, и Райф понял, что угадал верно, Мертворожденный — не лучник: его ручищи созданы, чтобы управляться со сталью, а не с деревом. И собирает он только сталь, если судить по его арсеналу. Сразу видно, что рыцарский меч для него ценное приобретение, хотя клинок спрятан в ножны и наружу торчит только его рукоять.

Райф почувствовал облегчение, но виду не показал. Глядя в изуродованное лицо атамана, он с полной ясностью сознавал, что сумел провести всех, но только не его.

Однако Траггис по причинам, известным ему одному, не стал разоблачать пришельца и сказал:

— Очень хорошо, орлиец. Чем ты можешь доказать правоту своих слов?

Райф молча выдержал его взгляд, понимая, что Траггис приготовил ему новый капкан, который вот-вот защелкнется.

— Я тут придумал кое-что, — заявил толстяк, шумно высасывающий мозг из кости.

— Говори, раз придумал.

Юстафа помахал костью в воздухе. Медная кожа и миндалевидные глаза выдавали в нем уроженца Дальнего Юга, и бобровая шуба, хотя и роскошная, сидела на нем так, словно он нарядился медведем.

— Выставим его против Танджо Десяти Стрел, или как он там сейчас себя именует. Один стрелок против другого — это, думаю, будет весело. Куда веселее, чем кидать мертвецов в Ров. Я уже говорил утром...

— Довольно, — оборвал его Траггис. — Отыщи Танджо и скажи ему, что состязание состоится на рассвете. А ты, — продолжал атаман, обращаясь к обмороженному, одетому в истрепанную моряцкую робу, — возьми орлийца к себе и постереги. Ничем его не корми и смотри, чтобы этот, — атаман глянул на Мертворожденного, — даже близко не подходил. Как рассветет, приведешь орлийца на Верхнюю Полку.

Увечный кивнул, крепко взял Райфа за локоть и увел его, не дав даже словом перемолвиться с Мертворожденным.

18

БАШНЯ НА БЕРЕГУ МОЛОЧНОЙ

Пятерых дхунских воинов ввели в дом под сильной охраной. Яго Сэйк, чье лицо при луне казалось белым как мел, держал наготове свой страшный топор-полумесяц. Он и Дидди Мунн провели посетителей по открытой аркаде, служившей входом в разрушенную башню Молочного Камня.

Брим удивился, когда увидел, что его брат Робби оставил этим пятерым оружие. Водная сталь блестела за их спинами и поясами, отбрасывая струящиеся блики на голубые панцири. Татуировка на лицах говорила о том, что эти воины — ветераны, прошедшие немало сражений. У одного, в котором Брим узнал знаменитого топорщика Могера Лоя, узор покрывал щеки целиком, не оставляя ни кусочка чистой кожи, и даже на веках были наколки. Все пятеро были белокурыми, как истинные дхуниты — из всех присутствующих один Брим имел темные глаза и волосы.

— Убери свой топор, Яго, — произнес голос Робби Дхуна, наполнив круглый чертог. — Эти люди наши братья и не собираются вступать с нами в бой.

Яго Сэйк по прозвищу Гвоздь молча кивнул. До гибели прежнего вождя они с Могером были товарищами по оружию, но свою преданность Робби Яго ставил выше всякого боевого содружества. Свой трехфутовый топор он засунул за портупею, а не убрал за спину, как было приказано. Другие могли расценить это как непослушание, но Брим-то знал, что Яго поступает так из любви к Робби и стремления его защитить. Если дело дойдет до оружия, Яго первым схватится за свое.

Пятеро воинов не скрывали своего любопытства, вступая в главный зал башни. Она, по преданию, насчитывала когда-то тридцать этажей и превосходила высотой даже башню Ганмиддиша, но не смогла устоять против ветров и морозов, свирепствующих в северных кланах. Она давно уже обрушилась, и от нее осталось только несколько этажей, из которых в целости сохранился лишь самый нижний. Впрочем, и тут сквозь потолок проникал и дождь, и лунный свет. Брим, задирая голову, видел над собой широченные трещины, а в просевшем полу собралось столько воды, что рыбу разводить можно. Десять дней назад, когда они только заняли эту башню, пруд стоял замерзший, но потом начал оттаивать от факелов и человеческого тепла. Пару раз Брим замечал какие-то тени, мелькающие в его глубине, и понять не мог, как сюда могло попасть что-то живое.

Про башню вообще мало что было известно — даже молочане, живущие рядом с ней, почти ничего не знали. Их круглый дом, стоящий всего в лиге к западу, был построен большей частью из ее обломков. Первые поселенцы, придя к ее руинам, назвали эти бледные переливчатые глыбы «молочным камнем». А несколько веков спустя, когда в тени башни вырос первый круглый дом, вождь клана отказался от старого родового имени и тоже стал называться Молочным Камнем.

Сама река Молочная становится белой каждую весну, когда полая вода заливает карьеры с залежами такого же самого камня, расположенные выше по течению. Брим слышал, что теперь эти карьеры заросли так, что найти их способны разве что овчары.

Брим и теперь, прожив несколько месяцев в клане, где молочного камня полным-полно, не перестал любоваться им. Он блестел при свете огня, как жемчуг или белые зубы.

Пятеро воинов прошли через зал к Робби, сидевшему во главе походного стола без плаща и доспехов, в рубашке из тонкой шерсти и полотняном кафтане. Штаны из чертовой кожи заправлены в высокие сапоги, пояс украшен дисками кованой меди. Недавно вымытые волосы заплетены, и к шее еще липнут мокрые прядки. Любой другой в таком наряде мог бы показаться невзрачным, но Робби Дан Дхун выглядел, как настоящий король.

На пришельцев он смотрел со спокойной важностью, положив руки на кожаные подлокотники своего сиденья.

— Могер. Берольд. Харрис. Джорди. Рой, — произнес он приветственно, явно удивив их своей отменной памятью. — Садитесь, прошу вас. Вам нелегко было добраться сюда из Гнаша, ведь речные берега сильно развезло. О ваших лошадях хорошо позаботились?

Могер и его спутники, не ожидавшие столь учтивого приема, переглянулись.

— Да, — проворчал через некоторое время Могер. — Все в порядке. Конюший занялся ими.

— Это хорошо, — отозвался Робби. — Вот жаровня, грейтесь. Подай нам хлеба и пива, Брим, да скажи Бабушке, кто к нам приехал. Она не поблагодарит нас, если они уедут, не повидавшись с ней.

— Так она здесь, Бабушка? — Могер завертел головой, отыскивая ее.

— Сейчас она у реки. Бабушка почтила нас своим присутствием три месяца назад.

— Мы думали, что ее уже нет в живых, — недоумевал Могер. — Она пропала неизвестно куда вместе со своим мулом, и Скиннер сказал, что она уехала умирать в Руины.

Робби молча приподнял бровь — приезжие сами способны смекнуть, что Скиннер им лгал. Брим поставил на стол хлеб и кувшин черного эля. Там во всю длину была разостлана карта клановых земель, и Робби нетерпеливо кивнул, когда Брим замешкался, не решаясь поставить на нее свой поднос. Брим наполнил пивом рога, и пятеро воинов неохотно сели.

— Стало быть, ты больше не квартируешь в Молочном Доме, — сказал Могер. — Жаль, ведь он у них настоящая крепость.

— Нас стало слишком много, чтобы там помещаться. — Робби взял первый рог себе. — Враэна просила меня остаться, но злоупотреблять ее гостеприимством было бы глупо.

Могер пробурчал что-то в знак согласия. Его широкие плечи свидетельствовали о недюжинной силе, белобрысые волосы щетинились на синем от наколок затылке. Брим заметил, что от него не укрылось, сколько людей у костров начищают доспехи, чинят сбрую и сушат отсыревшую одежду. Могер видел, сколько людей играло в кости у входа в башню, и видит, сколько стоит вдоль стен здесь, в этом чертоге. Брим гордился тем, что их так много. После набега на Бладд дня не проходит без того, чтобы к Робби не явился хотя бы один человек. Его слава растет, и кличка, которой наградил его Скиннер Дхун — Рваный Король, — известна теперь во всех кланах.