Крепость Серого Льда - Джонс Джулия - Страница 39

— Чего тебе, незнакомец? — Человек в фартуке, хозяин таверны, оглядел Кропа с ног до головы, отметив кляксы птичьего помета на его плаще и белые бугристые рубцы на шее. — Если у тебя что дурное на уме, то лучше и не пытайся, а если зашел погреться и выпить, то покажи сперва свои денежки.

Кроп густо покраснел. Он не любил быть предметом столь пристального внимания, а говорить он боялся, чтобы не нажить еще больше хлопот. Обдумывая, как ему быть, он заметил, что парень у стойки потихоньку тянется к ножу.

— Я поменяться хочу, — тихо промолвил Кроп.

Трактирщик и парень с ножом опять переглянулись, и хозяин сказал:

— Ладно, показывай, что у тебя там.

Кроп был рад отойти от пастухов и от печки. Он вспотел и согнул колени еще сильнее, чтобы не стукнуться о низкий потолок. Парень стал чересчур близко к нему, и Кроп отодвинулся, но трактирщик тут же подступил к нему с другой стороны.

— Давай, покажи свой товар.

Кроп нащупал товар, зашитый в полу камзола. От запахов мяса и подливки на плите у него текли слюнки, и он несколько раз сглатывал. Парень заметил и это, и взгляд Кропа, прикованный к черному котлу.

— Мне сдается, он голоден, Шем. Мне сдается, он хочет поменять что-то на миску жаркого и краюху хлеба.

— Не получит он моей стряпни, покуда я его вещь не увижу, — решительно ответствовал Шем.

Парень принялся чистить ногти кончиком своего красивого ножа. Он и одет был красиво, в тонкое сукно и замшу.

— Ну, не знаю, Шем. Я бы ему дал поесть. Сделки лучше заключать на сытый желудок.

Они поглядели друг на друга, и Шем, уступив, двинулся к котлу. Кроп следил за ним, а парень за Кропом.

— Издалека путь держишь, наверно?

Кроп потряс головой. Он понимал, что этому человеку ничего о себе рассказывать не надо.

— Тебе, похоже, кнута довелось отведать, — сочувственно заметил парень и спрятал нож. — Но такого, как ты, этим, поди, не проймешь. Мне сдается, ты способен за себя постоять.

Кропу, к его облегчению, отвечать не пришлось, потому что трактирщик вернулся с миской. Мясо, щедро сдобренное кровью и салом, пахло козлом. Оба, и Шем и другой, не сводили с Кропа глаз, пока он орудовал ложкой. Жаркое кончилось чересчур скоро, и голод Кропа стал еще сильнее прежнего. Его взгляд снова устремился к котлу, и парень с понимающей улыбкой сказал:

— Ну вот, мы накормили тебя, поступили с тобой по-хорошему. Думаю, Шем с удовольствием принесет тебе еще, когда дело будет сделано. Так ведь, Шем?

Трактирщик смерил Кропа неодобрительным взглядом.

— Если оно будет стоить того.

Выходило, что Кроп теперь у них в долгу, да и голод его донимал. Делать, похоже, было нечего — придется показать, что у него есть для обмена. Кроп разодрал шов и зажал свое сокровище в кулаке, а Шем с парнем даже вперед подались от нетерпения. Кроп знал, что кулак у него здоровенный, прямо как голова у зубра, и потому поторопился его разжать.

Алмаз, впитав в себя весь свет, сколько его было в таверне, вспыхнул голубым звездным огнем. Кожаный фартук Шема затрещал на бурно вздохнувшей груди. Парень замер, и блеск камня отразился в его глазах.

Алмаз Хадды, вынутый у нее изо рта, когда жизнь и тепло покинули ее тело. Величиной с детский ноготок, ограненный и прозрачный, как вода; достойная награда для женщины, нашедшей самый большой алмаз, который когда-либо добывали к западу от Купели. Кроп не хотел его брать, но Хадда, лежа в грязи у рудника, вцепилась в его штанину. «Возьми мой камень, великан, — едва дыша, проговорила она. — Если ты не возьмешь, заберут они. Не хочу, чтобы какой-нибудь бычехвост разворотил мне челюсть».

Кроп ничего не хотел брать от Хадды. Это она привела тьму в рудник своей песней, и на всем, что ей принадлежало, должно было лежать проклятие.

Старуха конвульсивно сжимала и разжимала руки, борясь со смертью. «Возьми. Ты заслужил. Ты вынес меня наверх».

Тогда Кроп поддел камень тупым концом кирки и вытащил из зуба. Бычехвосты к тому времени спустили собак, и Кроп слышал, как они заливаются. Камень он для верности сунул за щеку и побежал к лесу. Последнее, что он слышал до того, как нырнул в его чащу, была воркотня своры, терзающей добычу.

Теперь камень мерцал у него на ладони, и двое мужчин застыли над ним, как зачарованные. Кропу вдруг захотелось снова зажать его в кулаке и удрать, но Шем протянул руку и взял у него камень.

— Откуда нам знать, настоящий он или нет? — Трактирщик стиснул алмаз двумя пальцами, будто раздавить хотел. — Может, это горный хрусталь или стекло.

Кроп яростно замотал головой. Нечего говорить, будто его камень не настоящий. Он восемь лет добывал алмазы и умеет отличать их от стекляшек. Он набрал воздуху, чтобы возразить трактирщику, но парень положил руку ему на плечо и предложил:

— А ты на зуб попробуй, Шем. Коли зуб сломается, то он настоящий.

Трактирщик поглядел на него с подозрением и уже поднес было камень ко рту, но раздумал. Он отдал его парню и сказал:

— Раз ты у нас такой знаток, Кеннер, попробуй-ка сам.

— Я, знаешь ли, не дурак, — парень отстранил руку с алмазом, — и могу отличить поддельное от подлинного. Положи-ка лучше камешек да принеси нам с приятелем выпить.

Шем побагровел от возмущения, но Кеннер, не глядя на него, стал разговаривать с Кропом. Трактирщик грохнул камнем о стойку и отошел, бормоча проклятия. Вскоре усталая прислужница, в мужском камзоле, подпоясанном веревкой, принесла кувшин с пивом и две деревянные чашки.

— Шем сказал, это будет за твой счет, — сказала она Кеннеру.

Кеннер кивнул и разлил пиво по чашкам.

— Я слыхал, что в этом году снега у Купели выпало мало. Слишком холодно было для снега. Говорят, на льду костры жгли, чтобы озеро не замерзло наглухо.

Кроп кивал. Оставшись вдвоем с Кеннером, он немного успокоился и не удивлялся, что парень знает, откуда он пришел. Пиво, теплое и густое, с яичным желтком, развязало Кропу язык.

— Да, воду качать трудно было из-за мороза. Меня даже наверх подняли и поставили у насоса. — Уши у Кропа порозовели от гордости. — Сказали, что только я один могу с ним управиться.

Кеннер подлил ему пива.

— Еще бы, такой силач. Ты старатель, так ведь?

— Не-ет, — опрометчиво ответил Кроп. — Старатели воду не качают. Только рудокопы. — Не успев еще договорить, он понял, что брякнул лишнее. Горький Боб предупреждал, чтобы Кроп никому не говорил, кем он был и чем занимался. «Работорговцы мигом тебя сцапают, верзила, закуют в цепи и отправят назад. А хозяин рудника так тебе обрадуется, что вырвет себе на память твой язык и приласкает тебя каленым железом. Киркой-то после этого ты махать сможешь, не сомневайся, но днем тебя будет мучить боль, а ночью кошмары».

Кроп бросил быстрый взгляд на Кеннера, но тот сдувал пену с пива, и лицо у него было доброе — совсем не такое, как у человека, связанного с работорговцами. И все-таки Кроггу сделалось страшно. Дурак, обругал его злобный голос. Сказано тебе было, не мели языком. Кроп покосился на дверь — проверить, не загораживает ли ее кто-нибудь. Работорговцы и охотники за рабами рыщут повсюду со своими кнутами и туго набитыми кошельками. Они могут схватить человека даже в людном городе — окружат и начнут хлестать, а потом прикуют к повозке и поведут.

— Сиди, большой. — Голос парня донесся как будто издали, и только когда он тронул Кропа за руку, Кроп осознал, что сделал шаг в сторону двери. — Куда тебе торопиться? Мы еще не закончили свое дельце. — Голос Кеннера стал резким. — И не забудь, что ты задолжал этой таверне за еду и пиво.

Кроп позволил вернуть себя к стойке. Сердце у него сильно стучало, и думать стало трудно. Кеннер сказал, что он задолжал, а долги — это магистрат и тюрьма. Запрут и больше уже не выпустят. Ему захотелось убежать поскорее, но все в таверне смотрели на него. Какие злые глаза у этих пастухов, и кнуты у них ременные. Попался, дурак, дубина безмозглая. Кроп так шумно дышал, что почти не слышал Кеннера.