Донос без срока давности - Петров Олег Георгиевич - Страница 1

Олег Петров

Донос без срока давности

© Петров О. Г., 2022

© ООО «Издательство «Вече», 2022

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2022

Сайт издательства www.veche.ru

Произведение основано на реальных фактах.

Цитируемые в тексте документы подлинны, орфография сохранена.

Имена некоторых действующих лиц изменены по этическим соображениям.

Пролог

«То был удар немого грома, беззвучной молнии рапира…» Примерно так обрисовалась ситуация, когда Андрей встретил Марину. Вот и не верь после этого в любовь с первого взгляда. Да ещё при полной взаимности.

Вместе с тем конфетно-букетный период любовных отношений растянулся почти на год. Лишь потом на стол в загсе легло заявление, и начались приятные предсвадебные хлопоты. Родители Марины к избраннику дочери, при наконец-то состоявшемся знакомстве Андрея с ними, отнеслись приветливо. Благосклонно встретили будущую жену сына и родители Андрея. Чинно и вполне по-родственному, как показалось Андрею, состоялось и обоюдное родительское знакомство, тем паче при общении выяснилось: отцы Андрея и Марины – из одного села! Нет, это точно судьба!

А вот дальше стали происходить какие-то необъяснимые вещи.

Накануне регистрации Марина пропала. Для Андрея пропала. Выяснил банальным способом: по телефону-автомату с помощью мимо проходящей девушки. Но даже телефонного разговора не получилось: услышав голос Андрея, Марина бросила трубку. Вчера приветливые родители невесты стойко и холодно, через дверь, пресекли его попытку встретиться с ней дома. Пришлось в буквальном смысле подкарауливать возлюбленную, часами наблюдая из скверика за подъездом. После нескольких вечеров бесплодных ожиданий встреча всё же состоялась, но ничего не прояснила, породив у Андрея ещё большее недоумение и кучу безответных вопросов. Марина плакала, вновь и вновь повторяя, что между ними всё кончено. Попытки Андрея докопаться до истинной причины столь категоричного поворота ни к чему не привели, разве что только усугубили выяснение отношений. Марина заистерила – полился совершеннейший вздор: и характерами они не сошлись, и были у него за время их дружбы «низменные связи» на стороне, и вообще он – ненадёжный человек, чего она раньше не разглядела. Полнейший абсурд, породивший постыдный раздрай: вспылил и Андрей, тоже наговорил много обидного и злого.

Поостыв, он попытался пару дней спустя всё поправить: ну никак не получалось убедить себя, что он и Марина – это всё в прошлом. И – усугубил всё до крайности. Попытку примирения Марина восприняла как стопроцентное признание Андреем всех предъявленных ему обвинений и заложенных в нём пороков. В каком-то необъяснимом исступлении, больше похожем на отчаяние, она повторяла весь этот бред, плакала, а потом и вовсе вскочила со скамейки и убежала. В общем, полный финиш.

Неожиданной и странной для Андрея оказалась и реакция родителей на происшедшее. Ждал упрёков: свадебные хлопоты остановлены, как говорится, за полчаса до весны, вылились в определённые издержки, не столько материальные, сколько, при родительском честолюбии, моральные: «Ах, что люди подумают!..» И т. д. и т. п. А упрёков не последовало. Мать даже повеселела, приговаривая: «Ничего… Встретится, Андрюшенька, тебе ещё хорошая девушка, какие твои годы… Ничего…» Отец выдал и вовсе на него непохожее: «Всё, что ни делается – к лучшему». Да, реакция удивила, но из-за затопившей скомканности мыслей и чувств Андрей совершенно не заметил, что родительское спокойствие даже не спокойствие, а какое-то облегчение.

Он попытался с головой уйти в работу, в чём и начальство помогло, ведь, как известно, на тех, кто больше впрягается, больше и возят. Время текло, тем более как-то так выходило, что с Мариной они даже случайно не пересекались. Однако ни время, ни работа не избавляли от неотступного, мучительного: «Ну почему?!», которое растворило без осадка всю уязвлённость самолюбия, все попытки отыскать в отвергнувшей его избраннице роковые недостатки. Ответа не было, как ни просеивал Андрей по крупицам каждый его и Марины день, каждый разговор, как ни копался в себе самым беспощадным образом. Это уже смахивало на паранойю. Благо, так считал сам Андрей – какой же псих объявит себя психом! – а не «волшебники в белых халатах». Однако чем бы он ни занимался, избавиться от этого гнетущего и безответного «почему» не получалось.

Глава первая. Кусмарцев, октябрь 1937 года

– С возвращением, так сказать, товарищ Кусмарцев… – Таким свинцовым взглядом уставился начальник управления на Григория, что вмиг захотелось из начальственного кабинета испариться и хватить полстакана водки, но игранул желваками и вытянулся в струнку:

– Спасибо, товарищ майор государственной безопасности![1][1]

– Семья ещё в Иркутске?

– Так точно.

– И что, на два города жить собрался?

– Никак нет! С квартирой обустроюсь – сразу же перевезу.

– Квартиру мы тебе немного погодя выделим. Двое детей у тебя?

– Так точно!

– Горло не дери, не на строевом смотре, – поморщился начальник. – Принимай отделение и без раскачки в работу – дел невпроворот. С приказом по кулакам ознакомлен?[2] Подробные инструкции получишь у начальника отдела капитана Врачёва. Возглавишь один из зональных оперативных секторов. Задача понятна? Свободен.

Когда за Кусмарцевым закрылись двери, начальник Управления НКВД по Читинской области майор госбезопасности Хорхорин снова пододвинул к себе личное дело назначенца из Иркутска. С двадцать первого года в ЧК, правда, был двухгодичный перерыв, с двадцать четвёртого, пишут, по болезни. Хорхорин хмыкнул: болезнь, скорее всего, известная – горло заливал не в меру. Но в органах восстановили, даже, ишь, до старшего уполномоченного секретно-политического отдела ОГПУ по Нижне-Волжскому краю в тридцатом году добрался. Но, видимо, с бутылочкой дружить не перестал, а может, ещё каких хвостов понаделал, иначе бы не сослали в тридцать втором в Читинский оперсектор простым уполномоченным. Это, получается, он ещё Бухбанда застал, пережил Бельского и Южного, а на Петросьяне, стало быть, спалился.

Хорхорин пробежал глазами строчки послужного списка Кусмарцева: в 1932-м из уполномоченных назначен начальником отделения, через полгода – начальником СПО оперсектора, а в июле 1935-го как «не справившийся с работой» с должности снят, переведён в Иркутск рядовым оперуполномоченным. Однако встряска, снова хмыкнул Хорхорин, явно подействовала: в нынешнем мае назначили начальником отделения. Но вот почему же в Иркутске не оставили? Ладно, поглядим, что за фрукт…

Начальник управления захлопнул папку, привычно завязал тесёмки. Эх, Петросьян, Петросьян…[3] Не зря после назначения в апреле 1937-го начальником УНКВД Восточно-Сибирской области старший майор госбезопасности Лупекин уже в первых числах мая устроил Петросьяну вздрючку и потребовал исполнения директив НКВД по усилению репрессивных действий. И что? Всего-то и арестовал предшественник чуть больше четырёх сотен – Хорхорин презрительно скривился: мизер! А в июле самого загребли. И предъявили ни много ни мало участие в правотроцкистском блоке и антигосударственном заговоре в рядах НКВД, во главе которого оказался сам бывший нарком Ягода. Сидят нынче дорогой Хорен Самвелович и его патрон Енох Гершенович[4] в московской Бутырке и, конечно, ожидают справедливости. Дурачьё…