Измена - Джонс Джулия - Страница 64

От слабости, охватившей его, он пошатнулся. Кроп караулил, заранее подставив руки. Зелье, восприняв колдовскую искру, изменило свою природу. Баралис втер его в спину девушки и тут же ощутил ответный жар, обжегший его грудь.

Боль достигла новых мучительных высот. Девушка на кровати зашевелилась. Нож сам потянулся к ней — Баралис только держался за рукоять.

Клинок чертил свой путь вдоль спины, через шею, снова вдоль спины и над ягодицами. Девушка выгибала хребет навстречу ему. Баралис начинал терять себя — он чувствовал на себе каждый надрез ножа. С тяжелой головой и мокрыми от крови руками, он колебался на краю тьмы. Еще один укол острой, ужасающей боли — и девушка, прекрасная в своем самоотречении, отдала ему себя.

Он рухнул навзничь. Прошлое и будущее перестали существовать. Его грудь пылала адским пламенем, пожиравшим плоть. Откуда-то донесся голос:

— У нее ожерелье красивое, с совами. Можно я возьму его, хозяин?

Баралис так и не мог потом вспомнить, кивнул он или покачал головой.

Мейбор испытывал приятное возбуждение. Жизнь хороша, а эль еще лучше. Стакан в руке, две женщины в постели — кто мог бы желать большего? Одна молодая особа лежала задом вверх, обессиленная напором его страсти, а вторая, пышечка этакая, плутовка, поглядывала на него — не повторить ли, мол, еще разок?

Но он еще не совсем дозрел.

Собственно говоря, теперь, когда он порезвился так, что и содержательница борделя осталась бы им довольна, желания его поувяли заодно со стручком любви, но ум не желал угомониться.

Он встал, скромно прикрывшись большой подушкой, и позвал:

— Лев! — Так он сократил имя герцогской собаки, которую звали Левандра. — Лев! Иди сюда, мальчик. — Мейбор почему-то упорно отказывался признать, что Левандра на самом деле девочка.

— Послушай, дружок, — подала голос девица с кровати, — я на такие дела не согласна ни за какие деньги.

Мейбор, не обращая на нее внимания, умильно улыбнулся собаке.

— Хороший мальчик. Хороший. — Сначала он побаивался этой страшной на вид твари, но теперь, глядя, как она машет хвостом и смотрит на него умными глазами, он, можно сказать, полюбил ее. Собака подошла и лизнула его в лицо. — Ах ты, ублюдок этакий, — нежно сказал Мейбор, открывая сундук у кровати. — Сейчас я дам кое-что моему мальчику, дам зубками покусать. — Мейбор достал рубашку Баралиса и сунул ее собаке. — Убей, парень, убей.

Собака зарычала, словно адское чудище, и мигом изодрала рубашку в клочья. С пеной у рта, вся дрожа, она продолжала истреблять лоскутья так, словно они угрожали ее жизни. Мейбор улыбнулся, довольный. Не зря он дал псу такое имя.

Его внимание вновь обратилось к плутовке, лежащей в постели. Что она там не соглашалась делать?

Мелли, задрав платье, втирала в ляжки ароматное масло. Дамы в замке Харвелл часто говорили ей, что такие меры необходимы перед любовной игрой. Ничто, мол, не ублажает так мужские руки и носы, стремящиеся вверх, к цветку с нектаром. Мелли терпеть не могла подобные глупости: цветок с нектаром, подумать только! Вещи надо называть своими именами!

Мелли вздохнула с облегчением: масло уже делало свое дело, успокаивая, охлаждая, снимая боль. Тут не до любви: она здорово стерла себе ляжки во время скачки. Шесть часов в седле! Тут и самый закаленный ездок неделю будет ходить, раскорячив ноги.

Дорога, конечно, была великолепная: пурпурные горы в тяжелых снеговых шапках, густые зеленые луга, только что пробужденные весной, — но все эти картины не умаляли трудностей пути. Мелли, как ни печально, совсем утратила навыки всадницы. Одно время верховая езда была ее страстью, но после первого кровотечения девице считалось неприличным ездить по-мужски вместе с мужчинами. Еще один глупый придворный обычай! А вот в Брене, как видно, его не существует. Герцог сам, подставив руку, подсадил ее на лошадь — в мужское седло, а не в дамское.

К несчастью, это был единственный галантный поступок, который его светлость совершил за весь день. Все шесть часов он не обращал на нее внимания, и она ехала сзади, со слугами и припасами. С ней никто не заговаривал — все только пялили глаза да шептались между собой. Отряд был довольно большой, человек двадцать: герцог и с ним еще четверо вельмож, несколько конюших, двое псарей, слуги, кухари и одна горничная, назначенная, надо полагать, прислуживать Мелли. Вооруженную охрану Мелли не считала.

Бэйлор с ними не поехал. Мелли так надеялась, что он будет их сопровождать, — в Брене только он один мог сойти за ее друга. Они прибыли в замок к середине дня, и герцог первым делом сменил коня и отправился на охоту — а Мелли весь день не с кем было словом перемолвиться.

Вошла горничная, единственная женщина в замке, кроме Мелли, — как видно, такие поездки предназначались только для мужчин. Сделав небрежный реверанс, девушка сказала:

— Мне велено прислуживать вам, госпожа. — Слово «госпожа» в ее устах прозвучало крайне издевательски.

— Ты могла бы прийти и пораньше, — заметила Мелли, огорченная ее недружелюбием. — Я уже несколько часов сижу здесь одна.

— Я не думала, что вам что-нибудь нужно. — Девушка понюхала склянку с ароматическим маслом. — Герцог сказал, что вы будете ужинать с ним в его покоях, вот я и пришла обиходить вас.

Мелли почему-то захотелось плакать. Никто, даже тетушка Грил, не относился к ней с таким презрением, как эта служанка. И хуже всего то, что Мелли нечего на это возразить: здесь она чуть выше рабыни и много ниже уличной девки. Единственным ее прибежищем оставался гнев.

— Оставь меня. От тебя мне ничего не нужно. А если случайно увидишь его светлость, не откажи в любезности сказать ему, что я тебя выгнала за наглость.

Это подействовало. Служанка мигом смекнула, что имеет дело с благородной дамой, и присела снова, уже старательнее.

— Виновата, госпожа. Я не хотела вас обидеть.

«Именно этого ты и хотела», — подумала Мелли.

— Хорошо, на этот раз пусть будет так. Принеси мне, пожалуйста, мерку красного вина и хлеба с сыром. Я с утра ничего не ела и не намерена ждать, пока герцог соизволит меня пригласить. А когда вернешься, поможешь мне переодеться. У меня нет желания сидеть в платье, которое пропахло лошадиным потом. Ну, беги, да поживее. — Как легко вспоминаются старые придворные привычки! Со слугами надо построже, тогда они будут тебя уважать.

— Слушаюсь, госпожа. — Девушка присела еще раз и убежала, торопясь выполнить приказание.

Час спустя Мелли доедала остатки сыра, между тем как горничная зашнуровывала ей платье.

— Ох, госпожа, — воскликнула девушка, — если вы скушаете еще кусочек, платье наверняка лопнет!

— Ну так не затягивай меня так туго, Несса. Мне ведь и у герцога придется что-то есть.

— Да, Несса, — послышался чей-то саркастический голос, — я буду кормить твою госпожу дичью, которую сам настрелял. Зверь был большой, и ему понадобится много места.

Это был герцог. Обе женщины испуганно оглянулись. Несса присела в низком, до пола, реверансе, а Мелли просто кивнула.

— Право же, сударь, неужто все бренские мужчины воспитаны столь же дурно, как и вы? Если так, мне жаль ваших женщин. Встань, девушка, и закончи свое дело. Его светлость не будет возражать — ведь на это он и пришел поглядеть.

Несса нерешительно поднялась и снова взялась за шнуровку. Мелли чувствовала, как дрожат у нее руки.

Герцог, казалось, нисколько не обиделся, и это еще больше взбесило Мелли. Он расхаживал по комнате с видом собственника, то вороша огонь, то наливая себе немного вина. Краем глаза Мелли заметила, что, когда герцог поднес к губам на четверть налитый бокал, уровень напитка нисколько не уменьшился.

— У нас с Нессой был любопытный разговор с полчаса назад, — сказал он. — Она говорит, что вы отдаете приказания и делаете выговоры, как знатная дама.

Несса послала Мелли молящий о прощении взгляд. Но Мелли не собиралась никого прощать. Первым делом она напустилась на герцога: