Песнь крысолова - Фрейм Соня - Страница 57

Внезапно взор фокусируется на высокой фигуре в проходе, и я ловлю холодный взгляд любопытных глаз. С неподдельным интересом Новак наблюдает за тем, как Шимицу раздирают сотни мертвых подменышей, живущих на обратной стороне Вальденбруха. Вдруг мне кажется, что он ждал этого много лет.

Я упускаю момент, когда он уходит. Колыхание детских тел прекращается, и они отходят по углам, сливаясь с тьмой. В воздухе стоит непередаваемая атмосфера их насыщения. На останки Шимицу не стоит смотреть.

Санда-крысолов отводит от губ дудку и кланяется мне. Мы завершили то, что начали.

И стали единым целым.

Mysterium Iniquitatis[27]

Мариус

Колкий, морозный воздух ранил легкие. Мариус не знал, сколько прошло времени, но вопреки боли в грудной клетке не мог остановиться. Ему казалось, что он еще не оторвался. Лес не заканчивался. Хотя это должна быть всего лишь небольшая роща на территории больницы.

Реальность преломилась в тот момент, как они пролезли сквозь эту дыру, точно та была не под забором, а меж мирами. Или же это просто проклятое время суток…

Вокруг должен быть другой мир, и пересечь границы этого морока можно было, только выпрыгнув каким-то немыслимым образом из себя. В какой-то момент он решил просто закрыть глаза и бежать, не видя пути.

В ушах колыхалось собственное сбивчивое дыхание.

Вдох.

Выдох.

Вдох.

Выдох.

«Хватит дурить меня, – разозленно подумал он. – Реальность может быть только одна…»

Но окружающий мир с ним не соглашался. Этому не было конца.

Подмогу тоже уже не вызвать. Впопыхах он уронил телефон, и по экрану расползлись радужные полосы.

Внезапно из тумана резко проступило очередное дерево – голый ветвистый дуб. Оказавшись рядом, Мариус потерял ощущение земли под ногами.

Он едва не ткнулся носом в чью-то развороченную брюшную полость. Ноги человека слабо подрагивали, сигнализируя, что тот еще жив. В немом ужасе Мариус поднял голову.

Это был Александр. Его руки терялись в тумане, но их что-то крепило к дереву. По запястьям сбегали тонкие темные струи. Он смотрел на него сверху, все еще живой, слезящимися глазами, которые о чем-то молили.

В этой чертовой мгле обитали только одни существа, способные на такое. И это тоже сделали дети. Мариус ощущал паралич. Они были здесь совсем одни, и тишина казалась чудовищной.

– Н-н-н-у, пожалуйста, – выдавил Полетаев. – Не оставляй.

Господи, как же он цеплялся за жизнь, даже с вывернутыми наружу кишками… Решившись на эту авантюру, Мариус обрек и Луку, и этого несчастного.

– Прости.

Он закрыл глаза и отступил. Сквозь нахлынувший туман послышался вой или плач. Но у Полетаева не было шансов. В глубине души хотелось выстрелить в его голову и прекратить эту пытку. Но он мог только уйти.

«Это ты тоже должен? А кому?»

Медленно Мариус побрел дальше, пребывая в вакууме. Вокруг него тянулось призрачное эхо колокольчиков – единственного звука в этом лабиринте безумия. Ладонь уперлась в одно из деревьев, чья кора обрела очертания недоброй гримасы.

«Чем черт не шутит…»

Эта вещь на красной ленте была из другого мира и повешена кем-то живым. Для живых.

Замерзшие пальцы онемело провели по ней, и колокольчик издал приглушенный перезвон. Ничего не произошло. Стоило ему развернуться, как он споткнулся обо что-то и упал в кучу сырой листвы и иголок.

Из груди вырвался вздох облегчения.

Перед ним возвышался ветхий амбар, а за ним вырисовывался угрюмый корпус клиники. Мариус перевернулся на спину, все еще тяжело дыша. Звезд над головой не было, в небе просто выключили свет.

Слух привлекли звуки приглушенной речи. С трудом он оторвался от земли и похромал вдоль стен амбара. Неподалеку от него на полене торчал живой и невредимый Джей Пи. При виде него отлегло от сердца.

«Слава богу, она с ним ничего не сделала…»

Хотя не покидало противоречивое чувство, что во всей этой истории в наибольшей опасности находится сама Санда.

Джей Пи между тем был не один.

Рядом с ним на одно колено присел незнакомый мужчина в длинном пальто. Он выглядел заурядно и напоминал банковского клерка, но смотрелся странно. Словно ему здесь было не место.

Меж ним и Джей Пи что-то происходило. Подросток уставился в землю, лицо закрывали спутанные курчавые волосы. На виду остался только упрямый острый подбородок со спаянными губами.

Мужчина ласково смотрел на него и почти увещевал. Мариус не слышал, но казалось, что его слова проникают в Джей Пи против его воли. Тот выглядел упрямым и сломленным одновременно.

Осторожно Мариус подобрался ближе и наконец уловил отголоски слов, ему не предназначавшихся:

– …а что скажет твоя мама, ты подумал? Убегая от них, обвиняя… ты никогда не спрашивал, зачем они сделали то, что ты порицаешь? В основе таких поступков зла нет. Это любовь. Абсолютная, всепоглощающая любовь к еще не рожденному существу. Если ее некому отдать, она высушит. Почему же любовь должна быть преступлением? Твои родители не виновны. Возможно… виновны мы. Дилеры. И «МИО-фарма», как безликая структура. Обвини Крупке, если хочешь. Но твои родители нашли решение, чтобы дать жизнь.

– И почему моя жизнь ценнее жизни Михи? – тускло спросил Джокер. – Или других детей, которых забирала Санда?

– Спрашивая себя о справедливости, ты никогда не найдешь ответ, – мягко поправил его странный мужчина. – В жизни нет правильных или неправильных поступков. Как нет и ценных жизней. Есть двери. Твои родители нашли дверь. Все остальное тебя не должно волновать.

Послышался тусклый смешок, и Джей Пи вскинул кудлатую голову. В его глазах застыло безмолвное упрямство, но он уже был сломан. И произошло это, вероятно, до того, как Мариус пришел.

– Ты знаешь, для чего Крупке изучал подменышей? – вкрадчиво спросил мужчина, терпеливо вглядываясь в лицо подростка. – Уверен, ты был близок к правде. Ты ведь очень умный, Жан-Паскаль. Культу уже пришел конец. Крупке достиг революции в исследовании бесплодия. На основе ДНК подменышей и биомассы Матери они создали уникальный регенератор. Он действует по принципу настройки организма на репродуктивность, решая любые причины бесплодия: патологии, травмы, хронические болезни, иммунитет, отклонения в строении хромосом. Я слежу за деятельностью клиники, моя работа – быть в курсе, хотя я уже давно не у дел. «МИО-фарма» скоро начнет массовый запуск регенератора на фармацевтические рынки. Он прошел все клинические тесты. Побочных эффектов нет, препарат безупречен. Больше не потребуется людских жертв. Не нужны будут все эти крысоловы, дилеры и прочий сброд, работающий на культ. Излечение от бесплодия перестанет быть эксклюзивной роскошью для богатых, как, например, твои родители и другие клиенты «Туннеля». Разве остальные люди не заслуживают этого лекарства? И в этом, к сожалению, теневая правда любого добра. Его выводят на основе противоречивых, аморальных поступков. Научный поиск всегда имел серьезные столкновения с этикой. Эксперименты на животных служат во благо людей. Сифилис изучали на чернокожем населении Америки. И если ты, мальчик, любящий задавать вопросы, спросишь себя, какими средствами было достигнуто любое человеческое благо, то усомнишься в сути этого блага. То, что люди называют из страха злом, испокон веков служит добру. Здесь испытываешь боль только от собственных заблуждений.

– Поэтому «МИО-фарма» убила Крупке и детей? – глухо спросил Джей Пи. – Потому что они знали правду о цене их панацеи?

– О нет, – покачал головой его собеседник. – «МИО-фарма» планировала избавиться только от подменышей. Но кое-что пошло не так. Пациенты каким-то образом вырвались из камер. Они устроили Крупке свой суд. Дети, лишенные любви, всегда голодны. Может… тебя это даже обрадует. Но это уже не твоя забота. Нам пора идти, Жан-Паскаль. Из всех живых, кто сейчас остался в этой клинике, ждут дома только тебя.