Чародей и Дурак - Джонс Джулия - Страница 69

— Джек!

Холод снова коснулся его. Холодное, соленое и мокрое окатило бок и проникло в рот. Но Джек не поперхнулся — повинуясь чему-то неосознанному, он только глотнул, не дыша.

— Джек!

Холод отхлынул, оставив Джека тяжелым, озябшим и смутно чувствующим неуют. Джек не огорчился, зная, что холод вернется.

Тарисса громко верещала, стоя над ним. Джек попытался отвернуться от нее. Бедра болели, и он не мог шевельнуть ногами. Холод нахлынул снова — уже выше, до самых глаз. Джек знал, что должен что-то делать, но ему и так было хорошо. Он лежал на чем-то очень удобном — оно углублялось под локтем и возвышалось под головой. Если бы Тарисса ему не докучала, он уснул бы здесь славным, крепким сном.

— Джек!

Кто-то звал его — но не Тарисса. Этот голос слишком низок для нее. Джек лежал смирно. Боль в бедрах притупилась, и он не хотел оживлять ее снова.

— О Боже, Джек!

Кто-то тряс его, отводил волосы с лица, хлопал по щекам, а потом перевернул на живот и стал лупить по спине кулаками.

— Да очнись же ты! Очнись!

Джека снова перевернули, нажали ему на грудь, вытерли рот и потащили за руки вверх по склону.

Тарисса раскричалась снова, и в тот же миг ожила боль — неизвестно еще, что хуже. Бедра жгло огнем, и женщина, которую он все еще любил, неустанно насмехалась над ним. Это было уж слишком. Джек открыл глаза.

Чайки в голубом небе. Это они кричат человеческими голосами — не Тарисса. Джек испытал разочарование.

— Джек, ну как ты? — Таул склонился над ним с ножом в руке. — Я сейчас перережу веревку.

Джек, приподняв голову, увидел море, кромку прибоя и берег. Потом увидел свои ляжки, связанные веревкой, а под ними деревяшку — шлюпочную скамью. Таул резал веревку ножом.

Движение всколыхнуло желудок Джека — он повернулся на бок, и его вырвало горько-соленой водой.

— Вот и хорошо, — сказал Таул, поддерживая ему голову. — Тебе станет лучше, когда ты освободишься от воды. Скоро мы приведем тебя в порядок. Ну-ка пошевели ногами.

Джек бросил на Таула возмущенный взгляд, зная, что ничего хорошего ожидать не приходится, однако все же, начав с пальцев, отдал омертвелым нервам приказ, а затем напряг мускулы ступней и лодыжек. Боль резкими вспышками хлынула вверх по ногам, вызвав новый приступ тошноты.

Джек снова повернулся на бок и изверг новую порцию воды. Таул похлопал его по спине.

— Все хорошо. Пальцы шевелятся. — Ухватив Джека под мышки, он приподнял его с песка. — Пойдем. Тут мы слишком на виду. Надо где-нибудь укрыться.

Джек, ослабевший от рвоты, боли и бреда, двигаться решительно не хотел.

— Вряд ли ноги меня выдержат.

— Тогда я тебя понесу.

— Нет. Я попробую сам.

Не позволит он носить себя на руках, точно младенца.

Джек тяжело оперся на Таула. Ноги подгибались на каждом шагу, и дрожь сотрясала тело — Джеку стоило больших усилий держаться прямо. Оставшись без поддержки, он тут же рухнул бы на песок. Проковыляв по песку, они двинулись вдоль бухты, пока не дошли до высоких скал, бросавших длинные тени на восток.

Там они опустились на мокрый, покрытый лужами песок. Вокруг громоздились зеленые, бурые и белые камни. Из них сочилась вода, сквозь которую поблескивали жилы разных минералов. Крабы разбегались прочь, и какие-то странные насекомые с короткими ножками и плоским туловищем зарывались в песок. Грохот прибоя отдавался эхом в скалах, заглушая крики чаек.

Ум Джека оправлялся медленнее, чем тело. Он помнил бурю и то, как их несло в лодке по волнам, дальше же царил полный мрак.

— Что с нами случилось?

Таул, привалившись к скале, пожал плечами:

— Пара больших валов потопила лодку, а потом разнесла ее в щепки. Нас понесло по морю вместе с обломками.

Джек вспомнил веревку и содрогнулся.

— Для такого случая ты и привязал нас к лодке?

— Я знал, что мы рискуем потонуть, если перевернемся, но ты сам видел эту бурю, Джек. Она не унялась бы, пока не разнесла лодку. Что-то надо было делать — и я поставил на то, что мы разобьемся прежде, чем перевернемся.

— И всплывем наверх?

— Наверное. Я как-то не думал об этом, — устало ответил Таул.

Джек впервые заметил, как изнурен рыцарь, как опухло его покрытое синяками лицо. На лбу — глубокая царапина, еще одна, поменьше, — над губой. Штаны порвались на коленях и ляжках, камзол превратился в лохмотья, и в прорехах виднеется окровавленное тело. Таул, поймав взгляд Джека, улыбнулся.

— Ты бы на себя посмотрел.

— Даже и не подумаю. Весной я провел пару недель в халькусской тюрьме. До этого меня пожевала стая собак, и вид у меня был не слишком приглядный. Тогда-то я и овладел искусством на себя не смотреть.

Таул поднял к свету ободранную руку.

— Научи и меня как-нибудь.

Оба рассмеялись, хотя шутка была не такая уж смешная — надо же было как-нибудь отпраздновать то, что они остались живы.

Вскоре смех утих. Таул казался теперь Джеку как-то ближе. Во время всего их путешествия рыцарь представлялся Джеку безупречным: не было ничего, что бы Таул не знал о лошадях, оружии, дорожных навыках и врачебной науке. Его совершенство порой казалось чрезмерным. Теперь же, признавшись, что привязал их к лодке не по трезвому расчету, а с отчаяния, он стал словно бы ближе.

— А «Чудакам-рыбакам» повезло, — заметил Таул.

— Это в чем же? — Джек отыскивал среди морского песка и гальки местечко, чтобы прилечь.

— Мы были ближе к Ларну, чем полагали. Вокруг этого острова лежат сплошные рифы и мели — просто чудо в такую-то бурю, что судно не село на камни.

— Просто мы вовремя убрались с корабля, — рассеянно ответил Джек, думая уже о другом.

Итак, они на Ларне. Это, впрочем, неудивительно — где же еще они могли оказаться? Правда, раньше он не задумывался о своем местонахождении. Какой-то берег, скалы да море — вот и все, что он воспринимал.

Теперь все стало казаться ему другим — воздух как будто стал холоднее, свет — резче, а мокрый песок обратился в грязь.

— Как по-твоему, они знают, что мы здесь?

Таул пристально посмотрел на Джека.

— А как по-твоему?

— У меня нет шестого чувства, Таул, — с внезапным раздражением ответил Джек. — Ночное колдовство я просто почуял, ощутил его на вкус — однако я не провидец и хрустального шара у меня нет.

— Не сердись, Джек. Я ведь ничего в таких вещах не понимаю.

— Я тоже.

Они оба нуждались в отдыхе.

— Ты, часом, ничего не спас из того, что было в лодке?

— Ничего. Мы лишились всех припасов. Только мой нож и уцелел.

— Что же мы будем делать?

— Положимся на то, что они не знают о нашей высадке. Если это они вызвали ночью бурю, то скорее всего думают, что мы погибли. Лучшее, на что мы способны, — это переждать здесь до середины ночи, а потом захватить их врасплох. Давай-ка поспим немного, а когда стемнеет, взберемся вверх.

Джек кивнул, удивляясь своему наружному спокойствию — внутри тяжелой глыбой лежал страх. Он только сейчас стал понимать, что Ларн, пророчество и его предназначение — не просто сказка из тех, что слушают вечером у камелька. Все это существует на самом деле.

Хват, идя по коридорам дворца, не мог отделаться от навязчивого чувства, что все это уже видел. Гамил вел его за собой быстро, как беспокойный охотничий пес, но Хват все-таки успевал смотреть по сторонам. И обстановка дворца стала казаться ему знакомой до боли.

Золотые урны, мраморные статуи, картины, гобелены, драгоценные реликвии — он определенно видел все это раньше.

Мимоходом он потрогал золотую урну в стенной нише. Она не была теплой на ощупь, как полагалось бы золотой вещи. Надо проверить. Хват достал из-за пазухи свою штопальную иглу и завопил что есть мочи:

— Крысы!

Пока Гамил в панике скакал из стороны в сторону. Хват поцарапал урну иглой. Так он и думал: внизу простой металл.

— Никаких крыс тут нет. — Гамил смазал Хвата по уху. — Чего орешь?