Чародей и Дурак - Джонс Джулия - Страница 19

Еды у него благодаря пекарской гильдии имелось на несколько дней, а кончатся припасы — что ж, придется разжиться сыром у другого простодушного пастуха. Джек улыбнулся, представив себе, как тот, первый, заявится к своей жене без плаща. А Ровас научил Джека не только искусству самозащиты. Джек перенял заодно и кое-что из его уловок.

Его внимание привлекло скопление скал — лучшего, пожалуй, ему этой ночью не найти. Он сошел с тропы и направился туда. Ветер, дующий с горы, принес с собой дождь. Первые капли ударили в лицо, за ними последовали другие, и Джек внезапно оказался в самой середине ливня. Он бросился к укрытию, плотно запахнувшись в плащ.

Скалы окружали кольцом небольшую выемку. Она хорошо защищала от ветра, но дождь стекал в нее как в чашу. Джек взглянули на небо. Луна еще виднелась из-за быстро летящих туч — стало быть дождь обещал быть недолгим. Джек решился слезть вниз, слева от него росло несколько молодых деревьев — он нарезал ток и сложил в углубление между камнями, чтобы не лежать на мокрой земле. Другой охапкой веток укрылся сверху. Совсем не уж плохо, подумал он, устроившись среди пахучих летних листьев.

Сон не заставил себя ждать после двух тяжелых дней. Старуха сказала ему, что по Старой Козьей дороге до Брена надо идти с неделю. Быть может, его ноги никогда ему этого не простят, но так или иначе он доберется до Мелли. С этой утешительной мыслью Джек погрузился в глубокий, без сновидений, сон. Дождь, тихо стучавший по его зеленому одеялу, постепенно перестал.

V

Мелли сочла, сколько недель прошло со дня ее свадьбы. Одиннадцать. Неужто так много? Стало быть, ее беременности уже почти три месяца. Она ощупала живот, пробуя, не вырос ли он. Нет, ничего, — она только чуть-чуть пополнела в талии.

Утром Хват доставил ей несколько новых платьев. Мелли испугалась, увидев их: широкие, точно поповские рясы, и, что еще хуже, все в красных тонах. Со дня бичевания в Дувитте Мелли не выносила красного цвета. Эту неприязнь усугубляло то, что и венчалась она в красном. Зато Хват просто обожал красное, и все, что он приносил ей — будь то кошельки, цветы или ленты, — было либо алым, либо рубиновым, либо багряным. И у Мелли не хватало духу сказать ему, что она предпочла бы синий цвет.

Все так добры к ней. Боджер и Грифт пичкают ее разными вкусностями, словно незамужние тетушки. Хват засыпает подарками, как пылкий поклонник, а отец носится с ней точно нянька. Один только Таул дает ей дышать свободно. Он всегда там, по ту сторону двери, на своем подоконнике, — но не вторгается ни в ее мысли, ни в ее время.

То и дело она слышит его шаги за дверью — и знает, что он тоже прислушивается к ней. Как описать чувство, которое вселяют в нее эти шаги? Спокойствие, уверенность — да, но и нечто большее. Гораздо большее. Таул готов жизнь отдать за нее — Мелли знала это так же твердо, как свое имя. Но дело не только в этом. Таул проводит за ее дверью все дни напролет, там же он и спит. К этому побуждает его преданность — но не она, а любовь велит ему подкрадываться к двери и слушать, не плачет ли Мелли.

И та же робкая, невысказанная любовь побуждает ее жить, несмотря ни на что.

Однажды, недели две назад, Таул ушел из дому, не сказав ей об этом. Мелли вышла, чтобы спросить его о чем-то. Когда она увидела, что его нет, сердце ее тревожно забилось. Таул всегда был на месте. Он поклялся никогда не покидать ее — и на один страшный миг Мелли показалось, что он нарушил свою клятву. Никто не знал, куда он ушел. Хвата тоже не было дома. Мелли обуяла паника: без Таула она чувствовала себя уязвимой и одинокой в мире, желавшем ее смерти. Тут хлопнула входная дверь — он вернулся и сразу прочел все у нее на лице.

Оставаясь рыцарем до мозга костей, он сказал только одно:

— Больше я никогда вас не покину.

От этих слов холод прошел у Мелли по спине, и она сказала в душе: нет, покинешь.

Это откровение, как ни странно, сделало ее сильнее. Она сосредоточилась мыслями на себе. Она всегда была сильной, но после убийства герцога как-то перестала полагаться на себя. Tayл заботился обо всем, и она охотно покорилась этому. Со дня отлучки Таула она стала потихоньку вновь обретать самостоятельность. Предчувствие говорило ей, что скоро она останется одна и потому должна быть сильной ради своего ребенка.

Таул любил ее — она поняла это в день своего замужества и по-своему пользовалась этой любовью. Она служила ей утешением в это смутное время. В течение многих недель после дня свадьбы жизнь представлялась ей тусклым сном, и лишь спокойная сила Таула помогла выжить. Его шаги за дверью, его нежная внимательность, а главное, сознание, что он обо всем позаботится, — все это успокаивало ее в долгие часы горя. В дверь тихо постучали, и раздался голос Таула.

— Мелли, вы не спите?

— Не сплю, входите. Меня мутит, как водится.

Таул вошел, улыбаясь.

— Подать вам тазик?

Тазик был кошмаром ее существования — он сопровождал ее по всему дому, готовый к услугам.

— Да нет, не теперь еще.

Таул, подойдя, взял ее за руку.

— Вы слышали — сегодня свадьба Катерины и Кайлока.

— Да, я знаю. — Мелли не хотелось думать об этом. Пусть себе женятся.

— В этом есть и хорошая сторона, — мягко заметил Таул. — Баралис в последние десять дней был так занят приготовлениями что не имел времени разыскивать нас, и на улицах было спокойно.

— Слишком спокойно для города, выдающего замуж свою возлюбленную дочь.

Таул коротко вздохнул.

— Мелли, нам надо уходить. Ночью Хват обнаружил отводной люк, ведущий под стену. Он говорит, что на той стороне стоят всего двое часовых, которых легко снять.

— Нет, я еще не готова. Здесь нам пока ничто не угрожает — вы сами сказали. — Мелли отвернулась. — Вряд ли я смогу убежать, если стража погонится за нами. Я и встать-то не могу, чтобы меня не стошнило. Нельзя рисковать здоровьем ребенка. Грифт говорит, что по прошествии первых трех месяцев меня можно будет увести без опаски.

— Здесь не менее опасно. — Таул взял ее за плечи и повернул к себе. — Нас перестанут искать, только когда поймут, что мы ушли из города...

— Перестанут ли? — прервала Мелли. — Теперь, когда отец брякнул в полной народу таверне, что я жду ребенка, Баралис, по-вашему, прекратит поиски?

— Баралис не властен над Аннисом и Высоким Градом. Мы можем отправиться туда. Если же мы задержимся, весь Север обратится в сплошное поле битвы.

— Ну так ступайте, — с внезапным гневом ответила Мелли. — Ведь ищут, собственно, вас, а не меня. Полгорода думает, что это вы убили герцога. — Но Мелли тут же раскаялась в своих словах и потупила голову. — Простите, Таул. Я сама не знаю, что говорю. От этой беременности я совсем помешалась.

Ей хотелось сказать еще, что мысль о том, что он ее покинет, никогда не оставляет ее, потому у нее и вырвались эти жестокие слова.

Таул приподнял ее лицо за подбородок.

— Мелли, — сказал он, глядя прямо на нее своими голубыми глазами, — я готов на все, чтобы уберечь вас, и, если бы я думал, что мое присутствие для вас опасно, я ушел бы в тот же миг.

Что-то темное, полное муки таилось в его голосе. Мелли понимала, как мало она знает его. Он никогда не говорил ни о я себе, ни о своем прошлом. Знала она только, что он вышел из рядов рыцарей, и только на прошлой неделе, в праздник первого чуда Борка, поняла, какую боль это ему причиняет. В тот день он был точно человек, потерявший свою душу. Но откуда он родом, кто его родные и о чем он мечтает, оставалось неизвестным ей. День и ночь он нес караул у нее за дверью, но, даже переступая порог, никогда не говорил о себе.

Она ступила вперед, Таул раскрыл ей объятия и прижал к своей груди. Она приникла к нему, чувствуя мощное биение его сердца. Ей хотелось сказать, чтобы он никогда не оставлял ее, даже если это понадобится ради ее или ребенка блага, но что-то — то ли гордость, то ли чутье — удержало ее от этих слов.