Чародей и Дурак - Джонс Джулия - Страница 1

Джулия Джонс

Чародей и Дурак

ПРОЛОГ

Кап. Кап. Кап. Водяные часы повернулись еще на один градус, и вода из полного ковшика закапала в чашу. Еще круг — и настанет тот самый час, в который месяц назад они с герцогом сочетались браком.

Мелли сидела на самом удобном стуле в самой удобной комнате дома. Оторвав ноги от пола, она сунула в рот большой палец, другой рукой охватила живот и принялась раскачиваться туда-сюда. Она — вдова, не носящая траура, не обмывшая покойника, не могущая утешиться в своей скорби воспоминанием о брачной ночи. По бренским понятиям — вовсе и не вдова.

Но все они заблуждаются — от лорда Баралиса до ее отца, от Траффа до Таула, от герцогини Катерины до последнего конюха. Всем им не дано знать того, что знает она.

Мелли раскачивалась. Вперед-назад, вперед-назад, назад, назад, назад.

Назад ко дню своей свадьбы. Назад к венчанию. Назад к единственному часу, который они с герцогом провели как муж и жена.

Запах ладана и цветов сопровождал их, когда они шли от алтаря к выходу. Прохладная рука герцога крепко сжимала ее руку. Двери часовни распахнулись, и зазвонили колокола. Сотня пар глаз была прикована к ним, но Мелли не видела никого, кроме Таула. В церкви, где все усиленно изображали радость, один рыцарь оставался честным — слишком честным. Он поклонился, когда они прошли мимо, но тут же отступил в тень, и лицо сразу выдало его. Неприкрытое сожаление чувствовалось во всей его склоненной фигуре.

Мелли метнула быстрый взгляд на герцога — но он смотрел прямо перед собой и ничего не заметил.

Они шли по дворцу, с обеих сторон окруженные стражей в синих мундирах. Позади слышались шаги Таула. Мелли казалось, будто она грезит: все произошло слишком быстро — ухаживание, предложение и свадьба. Быстрота событий, так круто изменивших ее жизнь, опьянила ее. Их брак — не просто союз двух людей, он призван сохранить мир. Мелли не сомневалась в том, что герцог любит ее, но эту любовь подстегивает нужда: ему нужен наследник и нужна жена, которая даст ему наследника. Этот брак — все равно что договор, и брачная ночь скрепит его.

Мелли все это знала, но знание теряло свое значение по мере того как они приближались к покоям герцога. Тяжелое атласное платье натирало ей груди. Венчальное вино румянило щеки, обволакивало язык и горело внутри. При такой спешке священники, должно быть, делали его сами. Она шевельнула пальцами, зажатыми в руке герцога, — он взглянул на нее и прошептал:

— Теперь уже скоро, любовь моя.

Рука его немного увлажнилась — и не важно, чей пот способствовал этому: его или ее. Да, в этом браке, заключенном отчасти по расчету, в равной мере участвовали любовь и страсть — а нынче ночью они возобладают над всем остальным.

Они добрались до цели всего за несколько минут — последнюю четверть лиги герцог преодолел чуть ли не бегом. Таул не отставал от них ни на шаг. У покоев их ожидали восемь часовых — они скрестили копья, отдавая честь, и скромно потупили взор. Двойные двери отворились, и герцог повел Мелли внутрь. У порога Мелли оглянулась. Таула не было видно. Сердце ее слегка дрогнуло, но присутствие герцога тут же развеяло тревогу. Когда двери за ними закрылись, Мелли забыла и думать о ней — тревога осталась там, за порогом.

Они оказались в маленькой передней с короткой лестницей, ведущей вверх, в покои. Наверху были такие же двойные двери, как и внизу. Мелли ступила на первую ступеньку, но рука герцога легла ей на талию и повернула ее назад.

— Я хочу поцеловать свою жену на пороге, — сказал он.

Голос его показался Мелли чужим — в нем, низком и гортанном, звучало что-то неведомое ей. Его губы так крепко прижались к ее рту, что она почувствовала зубы. За ними последовал язык — тонкий, сухой и шероховатый, как старая кожа. Нога Мелли, занесенная над ступенькой, помедлила и приникла к его ноге.

Ее язык поднялся навстречу, спина прогнулась, руки взлетели вверх, губы раскрылись. Теряя рассудок от новых, неведомых прежде ощущений, Мелли тяжело приникла к герцогу. Он отстранился.

— Пойдем, любовь моя, я провожу тебя к нашему брачному ложу.

Но она языком вогнала эти слова обратно. То, что зародилось в ней, не допускало промедлений. Она не могла оторвался от герцога даже на миг. Сперва он боролся с ней и пытался направить вверх, поддерживая за поясницу, но она сопротивлялась по-своему, по-новому, покусывая его за ухо и часто, влажно дыша ему в затылок.

— Будь ты проклята, Меллиандра, — проворчал он, прижимая ее к себе. — Ты с ума меня сводишь.

Эти слова взволновали ее сильнее всякого поцелуя. Откинув голову назад, она подставила ему груди. С пресекшимся дыханием он опустил ее на ступени. Единственная лампа освещала герцога сзади. В первый миг Мелли изумило то, как ловко он управлялся с ее нижними юбками и панталонами: откуда мужчине известны все мелочи женского туалета? Потом она порадовалась этому: мужчина, знающий, что он делает, куда лучше какого-нибудь неловкого придворного юнца.

Он не стал расшнуровывать ее корсаж или расстегивать крючки на талии — просто поднял ей юбки и снял нижнее белье.

Каменные ступеньки вонзались ей в спину. Священное вино бежало в ее крови, неся с собой обрывки воспоминаний: прошлые поцелуи, ласки и прикосновения. Джек, Эдрад — Мелли оцепенела на миг — и Баралис. Длинный скрюченный палец, скользящий вдоль покрытой рубцами спины. Мелли помимо воли выгнулась еще сильнее.

Боль ворвалась в ее мысли. Ноги ее давно раздвинулись сами собой, и вдруг между ними что-то порвалось. Она хотела закричать, но во рту жалил как кнут язык герцога, а в памяти острым клинком торчал образ Баралиса. Боль сжалась в тугой комок, оставив пустоту, которую нужно было заполнить. Пальцы Мелли, сжатые в кулаки, теперь превратились в когти. Угол ступеньки впивался в спину, как рука. Мужчина вверху стал темным силуэтом, не более того.

Все произошло и кончилось слишком быстро. Цель не оправдала средств. Мелли дышала часто и неровно — ей хотелось еще.

Что-то теплое и тяжелое, как ртуть, стекало по внутренней стороне бедра. Мелли смотрела в потолок, украшенный медью.

Герцог, снова ставший самим собой, встал, оторвал манжету от своего камзола и подал ей.

— Возьми вытрись. Крови много. — Он говорил холодно, почти неодобрительно.

Мелли отвернулась и сделала так, как он велел. Стыд и смятение одолевали ее, смешиваясь с неудовлетворенным желанием. Если он так недоволен, наверное, она поступила нехорошо.

Кровь не так просто было оттереть — она была темная и быстро сохла. Герцог сказал:

— Надо было нам все же дотерпеть до постели. Здесь не место, чтобы знакомить тебя с любовными удовольствиями.

Мелли встала. Ноги ослабли, в боку отозвалась тупая боль.

— Вам было неприятно? — спросила она.

Оправляя ей платье и не глядя на нее, он сказал:

— Для тебя было бы лучше, если бы мы устроились поудобнее.

Уловив в его голосе нечто похожее на смущение, Мелли протянула ему руку:

— Что ж, пойдемте и попробуем еще раз.

Герцог улыбнулся — в первый раз после венчания.

— Ты меня совсем околдовала.

— Колдуньей меня еще ни разу не называли, — сказала Мелли, всходя вверх по ступенькам, — но однажды назвали хитницей.

— Ты похищаешь мужские сердца?

— Нет, их судьбы.

Холодок прошел у Мелли по спине. Эти слова принадлежали не ей, а другой женщине. Женщине с Дальнего Юга, помощнице работорговца. «В наших краях таких, как она, зовут хитниками. Их судьбы так сильны, что берут другие себе на службу. А если не могут взять добром, то похищают».