Средневековая история. Чужие маски - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 15

– Фу! – скривился барон.

Лиля пожала плечами.

А как еще объяснить концепцию микробов? Не доросли тут до Левенгука и первый микроскоп еще в перспективе…

Сделать бы…

Но там такая оптика! Не средневековая. Хорошо хоть с подзорной трубой удалось… да и физик из Лилиан… никакой,, откровенно говоря.

Паршивый…

Еще громадная благодарность, что барон не закатывает истерик, не устраивает ей блиц-опросов и допросов. А мог бы.

Понятное дело, Лиля бы его послала, но жизнь они бы усложнили друг другу изрядно.

По счастью, Энтони отлично понимал, что из леса надо уходить. Выйти к людям, а потом будет видно. И коли уж Лилиан ориентируется в лесу лучше…

Сам Энтони тоже пытался бы. Но с напарником это намного легче. Только вот воспринимает ли он Лилиан, как напарника?

Лиля не знала. Но старалась поддерживать эту иллюзию.

– Червяки погибнут, мы спокойно выпьем воду, когда она остынет. Или перельем куда надо.

Энтони кивнул.

И Лиля занялась охотой.

Лягушки?

М-да, с лягушками вышло не очень. Удалось подбить всего четыре штуки. Зато крупных, матерущих даже. Потеряла она сноровку…

И сачка не было.

Вот, в детстве мальчишки по-простому охотились – глушили их палками с берега, а потом вылавливали сачком для бабочек. Лиля их просто глушила… и не всегда попадала.

Прошло детство.

Барон покривился, а Лиля пожала плечами.

Не хочешь квакушку?

Она сама скушает. Ей нужно полноценное питание, белки, жиры, углеводы… ладно, последние вряд ли обнаружатся в лягушке, но все остальное – запросто.

Зато рогоз пошел «на ура». Запеченных корневищ барон стрескал штук тридцать, и куда только влезло? Как не лопнул еще…

Но Лиля была не в претензии.

Осознав, что уничтожил все надерганное, барон устыдился и лично полез дергать камыш дальше. А Лиля разлеглась на плаще и отдыхала.

В путь они в этот день не двинулись. От болота?

Зачем?

Нет, от добра – добра не ищут, лучше уж запасов набрать…

Да, запасы…

***

Как приготовить лягушку?

Французы, с их высокой, хм, кухней, лопают только лапки.

Эстеты паршивые.

Лиля отлично знала, что съедобна вся лягушка.

Что надо сделать?

Оторвать ей голову и снять шкуру. Внутренности удалить, конечно. Кто ж кушает лягушку с потрохами?

Это несложно.

Зачем снимать шкурку?

Да потому, что Лиля собиралась варить бульон из лягушек. А шкурка в бульоне горчит.

Жарить?

А что там жарить-то? Проще поварить, тогда и бульончика можно попить, а им горячее полезно, и мясо от костей отделится, и зеленки можно какой набросать… черемшу Лиля отлично опознала.

Барон кривился и морщился, но еще пару лягушек подбил и принес.

Добытчик.

Но ехидничать Лиля не стала. Поблагодарила, порадовалась, и засунула принесенное в бульон. Что ж, за котелок Алексу громадное спасибо, без него было бы сложнее.

Бульон варился достаточно долго.

Лиля даже успела обтереться водой.

Махнула барону рукой, чтобы не подсматривал, разделась, зашла в болото по щиколотку,, выбрав место почище, намочила клок, оторванный от юбки, и принялась протираться. Слизистые оболочки не трогать, а кожа – естественный барьер между нами и природой, ее протереть даже нужно.

Пусть дышит, пусть грязи поменьше будет…

В море Лиля по понятным причинам не купалась. Оно и неплохо бы, но ведь вода соленая! Кожу разъедает, потом смывай ее… проще пресной обтереться, чем в соленой искупаться. И в глаза попадет – щиплет.

Нет, море Лилиан решительно не нравилось.

Бульон, наконец, сварился, и Лиля принялась сервировать стол.

Тарелок у них не было, ложка одна, кружка одна, поэтому Лиля решила вопрос быстро. Налила себе бульона в кружку, выловила и разложила мясо по листьям лопуха, а котелок с остатками бульона придвинула к барону и вручила ему ложку.

– Приятного аппетита, Лофрейн.

– Лилиан… вы и правда будете это есть?

Лиля фыркнула и демонстративно отпила из кружки. Ловко, чтобы ни губ, ни языка не обжечь.

– И что?

Бульон все равно чуть горчил, пах травой, немного болотом, а вкус…

Курица и есть курица.

Просто это – курица-мутант. Чернобыльская, к примеру. Или еще какая, с могильника ядерных отходов.

Лофрейн молчал.

Лиля отщипнула толику мяса, пожевала…

Не идеал.

И соли не хватает, и вообще…

Можно бы бросить в котелок кусочек солонины, но ее беречь надо. Пока подождем разбрасываться.

– Что вы на меня так смотрите, барон?

Энтони покачал головой.

Он пока не притронулся ни к бульону, ни к лягушке…

Лиля смотреть не стала.

Выпила свою часть, съела мясо и улеглась отдыхать. Пусть сам решает, она, если что, барона на себе не потащит. Вот еще не хватало.

Жить – или не жить? Вот в чем вопрос… Куда там Шекспиру, здесь все по-взрослому, без душевных страданий. Все всерьез.

Над головой, высоко в синем небе, плыли сосны. Покачивались рядом упругие метелочки травы. Полз хлопотливый муравей.

Лиля прикрыла глаза.

– Я подремлю немного, если соберетесь спать – разбудите.

И отключилась.

Мгновенно, словно свечу задули. Спать хотелось…

Черт с ним, с Лофрейном! Пусть сидит и страдает над невинно убиенной лягушкой.

***

Энтони Лофрейн, барон Лофрейн, не страдал.

В настоящее время он решал серьезный вопрос: кто сошел с ума?

Он сам?

Мир вокруг него?

Альдонай?

В первое верить не хотелось, а остальное было сложно проверить. Вот что тут скажешь, что сделаешь?

Лилиан Иртон вела себя…

Да где вы видели аристократку, которая лопает на обед собственноручно пойманную, ошкуренную и приготовленную жабу!? Что за бред!?

Мужчина даже головой замотал.

Лягушка никуда не исчезла.

Лилиан – тоже. Лежала, дремала себе, и простая рубашка натягивалась, обрисовывая такую грудь, что у мужчины руки зачесались.

Так бы и протянул….

Не стал из чувства самосохранения. Энтони дураком не был, и догадывался, что прозвучит в ответ. Если вообще прозвучит…

Под рукой у Лилиан Иртон очень удобно устроилась небольшая палка… так, чтобы схватить – и сразу пустить в ход. Определенно.

Графиня может драться палкой?

Шаблоны рвались с таким треском, что уши закладывало. Мир вообще никак не желал обращать внимание на баронские страдания. А Энтони не мог увязать все в своем разуме.

Лилиан Иртон была аристократкой.

Это было видно в каждом слове, жесте, взгляде… что отличает холуя от аристократа?

Лакей может разбогатеть, может купить себе титул, но всегда, всегда, в любой одежде, будет попадаться на одно и то же.

Взгляд. И поведение.

Холуй может быть либо выше, либо ниже, и третьего ему не дано. Он либо пресмыкается, либо унижает.

А благородный человек будет на равных с кем угодно.

С герцогиней, крестьянкой, нищенкой, королевой… он никогда не поставит себя ни выше, ни ниже…

Энтони не рассуждал именно такими словами. Он просто был аристократом, он вращался в этой среде….

Лилиан Иртон в нее не вписывалась.

Крестьянка?

Слишком умна, свободна, спокойна.

Мещанка?

Все то же самое.

Аристократка?

Она чувствовала себя равной Лофрейну. И как человек – тоже. Не как женщина… женщина вообще не может быть равна мужчине, она от рождения слабее, глупее… но в том-то и дело! Лилиан Иртон и чувствовала себя на равных с бароном, и шла с ним на равных, и охотилась, и…

Честно говоря, пока от него пользы было меньше.

Она вела себя как урожденная высокородная дама. Но для аристократки…

Энтони знал, что всю его жизнь ограничивают определенные регламенты. И нарушить их… чревато. Можно переспать с крестьянкой, но нельзя представить ее ко двору.

Можно иметь дела с купцом, но дружить с ним? Или жениться на его дочери? О, нет…

А Лилиан Иртон никто был не указ!